[547]. В Бузулукской крепости стоял прокурор Чемесов с тремя эскадронами Пензенского дворянского уланского корпуса. Новомосковская дорога оберегалась небольшим отрядом секунд-майора Юшкова, находившегося в деревне Сарманаевой. В Бакалах стоял отряд полковника Обернибесова и, наконец, в Бугульме – полковника Кожина.
Полковник Кожин, как только узнал о падении Осы и приближении мятежников к Каме, тотчас же приказал полковнику Обернибесову следовать из Бакалов к Мензелинску для занятия
Шуйского перевоза и не допускать инсургентов спускаться на судах по Каме. Выступая к Мензелинску, Обернибесов взял с собой 100 человек пехоты и только 4 человека кавалерии, а отставного поручика Мельгунова с 110 уланами отправил для занятия Ангазятского перевоза[548]. Это были единственные отряды, направленные за Пугачевым, да и то не по следам его, а к местам возможным для переправы.
Между тем, не встречая нигде препятствия и имея в своем распоряжении до 7 тысяч человек с 12 орудиями[549], самозванец широко раскинулся по обоим берегам реки Камы и охватил огромное пространство. Силы его с каждым днем увеличивались, и толпы мятежников появились одновременно в Сарапуле, Елабуге, Заинске и на всем правом берегу Камы, до Ижевского завода. Сподвижники самозванца захватывали суда, спускались вниз по Каме, грабили села и деревни, расположенные по обоим берегам реки.
Дойдя до Мензелинска и получив известие, что из Сарапула спускаются три барки с вооруженными людьми, полковник Обернибесов с своим отрядом и 50 человеками вооруженных мензелинских жителей форсированным маршем перешел в деревню Ветки, сделав в 16 часов более 80 верст. Здесь он узнал, что барки с мятежниками находятся у села Челнова, вверху Камы. Расставив стрелков по берегу, Обернибесов ожидал приближения барок, но наступил вечер, а мятежники не показывались. Тогда Обернибесов, не желая дать им возможности спуститься вниз ночью, отправил вверх по Каме несколько гребных лодок с 35 вооруженными людьми, а за ними берегом послал 16 человек рядовых с прапорщиком Буниным. Пройдя 7 верст, лодки и команда встретили плывших мятежников, потопили несколько лодок с людьми и принудили две барки сдаться; третья барка успела прорваться, но на высоте деревни Ветки была встречена выстрелами и посажена на мель. Захватив на всех судах 373 человека в плен, преимущественно крестьян помещиков Глебова и Собакина, полковник Обернибесов отправил их в Мензелинск, а сам пошел к Заинску с намерением следовать далее к устью реки Вятки.
В это же самое время находившийся в Бугульме полковник Кожин отправил графа Меллина с 130 человеками пехоты, 40 чугуевскими, 48 малороссийскими казаками и с двумя пушками из деревни Сарманаевой к Шуранскому перевозу на реке Каме. Подпоручик гвардии Ермолов с 120 человеками уланов послан был из Бузулука в Черемшан, где и должен был ожидать приказаний графа Меллина. Поручик Веденяпин с 40 драгунами и 80 яицкими казаками, выступив из Бугуруслана, должен был охранять пространство между слободой Черкасской и пригородом Сергиевским. Небольшие отряды от 30 до 40 человек были поставлены в Заинске, в деревне Шаутах и на новомосковской дороге. Таким образом полковник Кожин разослал свой отряд по разным местам, «а сам, – доносил он[550], – для удержания сего поста [Бугульмы] и всех здесь мятущихся в окололежащих селениях жителей, остаюсь почти одной только своей персоной, не давая поводу выступлением своим сим мятущимся жителям, и особливо башкирцам, похитить сей нужный и коммуникационный пост. Давно от меня сообщено полковнику Якубовичу (в Уфу), чтобы сие место скорее закрыть, еще до выступления Обернибесова, только и поныне ответа от него не имей; Михельсон теперь, надо думать, уже на реке Вятке, о чем и губернатора казанского уведомил».
Предположения Кожина были не совсем точны.
До 21 июня Михельсон не имел точных сведений, где находится Пугачев. В этот день он разбил толпу мятежников на реке Бире и от захваченных в плен узнал, что самозванец говорил окружающим, что пойдет не к Кунгуру, а к Казани. Михельсон пошел по указанному направлению, 22 июня разбил мятежников на реке Таныпе и далее на пути узнал, что Пугачев переправился через реку Каму и что мятежники, найдя в Сарапуле суда, сели на них вместе с жителями и поплыли вниз по реке[551]. «Я точного сведения о Пугачеве еще не имею, – доносил Михельсон 27 июня[552], – однако считаю, что сей злодей повернул к стороне Хлынова, почему и поспешаю на него и, может быть, должен буду перейти за Каму».
Переправившись 29 июня через реку Танып и подойдя к деревне Садыбашевой, подполковник Михельсон рассеял толпу мятежников до 500 человек, причем от захваченных в плен получил ложные сведения о движении самозванца. Пленные говорили, что Пугачев в Сарапуле, и потому Михельсон двинулся к деревне Масляный Мыс, где узнал, что самозванец пошел к Казани. Найдя все паромы и лодки уничтоженными и не имея возможности переправиться в этом пункте, Михельсон повернул к селению Каракулину и отправил приказание поручику Мельгунову оставить на Ангазятском перевозе достаточную команду из верных нам иноверцев, а самому с 100 человеками уланов идти к нему на соединение.
Присоединение свежей кавалерии к отряду Михельсона было крайне необходимо. «Деташемент мой, – писал он князю Щербатову[553], – с самого начала был не в лучшем [не в исправном] состоянии, а особливо Архангелогородский эскадрон, в коем по большей части старые и изнуренные лошади, и составлен собранными со всего полка людьми, кои ныне на своих негодных лошадях так, как пешие; равномерно же и остаток казанских гусар [Казанского дворянского корпуса], как и большая часть моей прочей команды».
В Каракулине было получено известие, что Пугачев пошел по Арской дороге прямо на Казань. Тогда Михельсон двинулся по кратчайшей Зюренской дороге, надеясь выйти на встречу Пугачеву, прежде чем он придет к Казани. «Я бы охотнее пошел по Арской дороге, – доносил он[554], – но опасаюсь, что его не догоню, а он мне снятием переправ по реке Вятке может сделать остановку. Ежели злодей действительно пошел к Казани, то я надеюсь, ежели прежде с ним не встречусь, [то] сего месяца 8 или 9 числа равномерно же прибыть к Казани».
В ночь со 2 на 3 июля Михельсон с большими затруднениями переправился через реку Каму[555], 3-го числа дошел до села Пьяный Бор, 5-го числа переправился через реку Ижь, но, сколько ни торопился походом, он не находил возможным, с изнуренными людьми и лошадьми, поспеть к реке Вятке на перевоз ранее 8 июля. Поручик Мельгунов к нему не прибыл, а пошел на соединение с Обернибесовым к Мензелинску[556], и таким образом, не имея возможности освежить свой отряд и усилить переходы, Михельсон не успел предупредить самозванца и прибыл к Казани в то время, когда город был уже разорен мятежниками[557].
Находясь между реками Казацкой и Кулаком, тогдашняя Казань состояла преимущественно из деревянных построек и разделялась на три части: крепость, город и слободы. Крепость была в полуразрушенном состоянии и находилась в западной части города на берегу Казанки, причем самый длинный фас ее шел параллельно реке Булаку. Образуя сомкнутый многоугольник, крепость имела 750 сажен длины, и в юго-восточном углу ее был Спасский монастырь. К востоку от крепости раскинулся город, в котором наиболее выдающимися зданиями были гостиный двор и девичий монастырь. Оба здания находились вблизи крепости, и потому, овладев ими, можно было обстреливать крепость с двух сторон. Вокруг крепости и города насыпаны были земляные батареи, соединенные между собой рогатками. За ними лежали слободы, составлявшие предместья города. На берегу озера Кабана находилась слобода Архангельская, а левее ее – Суконная, через которую проходила дорога в Оренбург. К Суконной слободе прилегало Арское поле, в западной части которого, со стороны реки Казанки, были: загородный губернаторский дом, кирпичные заводы и роща, принадлежавшая помещице Неёловой. Между заводами и рощей пролегал большой сибирский тракт.
В начале 1774 года, с появлением башкирских шаек у границ Казанской губернии, были приняты меры к защите Казани, но меры эти были ничтожны. По распоряжению губернатора исправляли крепость, но за неимением средств и рук работы подвигались весьма медленно. По недостатку войск городская молодежь приучалась к военным порядкам при местных командах, и по желанию дворян дети их, находившиеся в гимназии, занимались фехтованием. Казанская гимназия купила на свой счет 450 карабинов и пики, и под руководством директора Каница производилось обучение учеников действовать оружием.
В Казани находилось до 400 человек регулярных войск разных команд. В конце июня прибыл полковник князь Одоевский с 120 человеками гренадер[558], а 10 июля должны были прибыть две роты Владимирского пехотного полка под начальством капитана Коха, в составе трех офицеров и 187 нижних чинов[559]. Таким образом, число регулярных войск доходило до 700 человек, а затем дальнейшая защита города зависела от числа вооруженных жителей. Полковник князь Одоевский предлагал сформировать отряд в 600 человек, выслать его навстречу Пугачеву, остановить наступательное движение самозванца и тем дать возможность Михельсону нагнать его и атаковать с тыла. Опасение оставить город без войск заставило совещавшихся прибегнуть к полумере и отправить навстречу самозванцу полковника Толстого с 100 человеками пехоты, 100 карабинерами и одним орудием. Вместе с тем решено было построить вокруг города несколько батарей, причем полковник Свечин предложил сделать вокруг слобод ров и при содействии жителей брался вырыть его в три дня