– Умрем все за веру, императрицу и отечество! – кричала толпа. – Бог сам спасет нас от многочисленных клятвопреступников. Веди нас сражаться, мы готовы.
При таких условиях Пугачев счел лучшим не ввязываться в серьезное дело, обогнул Ядрин, но отделившаяся от него толпа стала приближаться к городу. Узнав об этом, поручик Лихутин, после напутственного молебствия, переправился с вооруженным населением за Суру, имел горячее дело с мятежниками и отбросил их от города. Победители с торжеством возвратились в город, но впоследствии подвиг ядринцов был омрачен теми жестокостями и истязаниями, которым подвергали они захваченных в плен бунтующих чувашей[639].
Императрица щедро наградила всех участников в отбитии мятежников, в особенности за то, что они не ограничились защитой города, но, присоединясь впоследствии к воинской команде, «употреблялись с оной в усмирении мятежников»[640].
Потерпев неудачу под Ядрином, толпа потянулась по следам самозванца. Последний, в восьмом часу утра 20 июля, подошел к Курмышу. Городское население и дворяне разбежались в разные стороны, а чернь, в сопровождении духовенства, вышла навстречу Пугачеву. Священники Дмитрий Васильев, Евдоким Андреев и Адриан Иванов надели облачение, подняли образа и отправились с народом на берег реки Суры[641]. Пугачев переправился вплавь через реку и принял хлеб-соль. Отправленные в город казаки привели к самозванцу инвалидную команду, которая, увидя одного унтер-офицера уже повешенным, пришла в «смертный страх». Пугачев приказал прочитать свой манифест и привел к присяге всех вышедших к нему навстречу, причем упоминались имена императора Петра III, императрицы Устиньи Петровны, цесаревича Павла Петровича и супруги его великой княгини Натальи Алексеевны.
«В то время как мы и граждане на берегу были, – доносила инвалидная команда[642], – его, Пугачева, злодейской толпы казаки в городе грабили церкви, обывательские и наши дома, которыми пограблено во всех местах и из воеводской канцелярии штатной команды солдатские ружья, тесаки и сумы с патронами».
Грабители повесили майоров Василия Юрлова, Дмитрия Маковиева и дворянку Наталью Ульянову. Они захватили все казенные деньги, выпустили казенное вино и раздали безденежно соль крестьянам и чувашам.
После пятичасового грабежа Пугачев повесил канцеляриста Михайлу Еремеева, наградил священников 150 рублями, переправился обратно через реку Суру и, взяв с собой до 60 человек горожан, добровольно записавшихся в казаки, направился к Алатырю.
Известие о приближении самозванца заставило многих дворян собраться в Алатырской провинциальной канцелярии для совещания, как им защищаться. Во главе собравшихся находился исправлявший воеводскую должность подполковник Матвей Белокопытов и человек десять дворян. Совещавшиеся условились, что если число мятежников будет не более 500 человек, то сопротивляться, а в противном случае встретить их с хлебом и солью. Для разведки неприятеля они отправили прапорщика инвалидной команды Сюльдяшева[643]. По собранным им сведениям, Пугачев располагал более чем двумя тысячами человек, и потому сопротивление ему признано невозможным. Тогда воевода Белокопытов бежал, а за ним бежали и многие дворяне, причем Белокопытов «караул, находящийся у рогаток, так как и обывателей, собранных нарочно на защиту города, вооруженных до 200 человек, распустил». Секретари воеводской канцелярии также разъехались в разные стороны, и прискакавший из Симбирска курьер с «промеморией» не нашел никого в присутствии. Случайно наткнувшись на сержанта штатной команды Михаила Лосева, он передал ему пакет. Лосев прочел бумагу, в которой Симбирская провинциальная канцелярия требовала уведомление, «где злодей находится». Лосев вместе с канцеляристом Василием Поповым отвечали, что злодей приближается уже к Алатырю, и отправили курьера обратно.
Между тем у соборной церкви собралась толпа народа.
– Зачем собрались? – спросил проходивший Сюльдяшев.
– Советуемся между собой, как спасти свою жизнь. Воевода и все дворяне бежали из города, а у нас нет оружия, чем защищаться; мы согласились встретить злодея с честью.
Прапорщик Сюльдяшев говорил, что лучше бы готовиться к обороне города.
– Воля всемилостивейшей государыни, – отвечали ему жители, – нам не с чем противиться, а встретим их с хлебом и солью.
Обыватели разошлись по домам, а Сюльдяшев приказал Лосеву поставить караул у соляных амбаров и близ канцелярии на колокольце, с тем, что если появятся мятежники, то дать ему знать[644]. Лосев исполнил приказание, но почти все инвалидные офицеры, не дождавшись приближения самозванца, отправились за город к нему в лагерь[645].
– Хорошо, что явились ко мне, други, – сказал им Пугачев, – но подите домой, вы не годитесь в мою службу – стары.
Утром 23 июля человек 20 яицких казаков приехали в ямскую слободу, находившуюся в четырех верстах от города, приказали населению выходить навстречу государю, стращая в случае сопротивления умертвить всех поголовно. Узнав, что в слободе находится управитель подпоручик Василий Косоговский, казаки вывели его на площадь и секли плетьми, спрашивая у ямщиков, добр ли он? Одобрительный ответ спас Косоговского от смерти, и ему приказано было находиться при встрече государя с своей командой. Ямщики вышли из слободы с хлебом и солью и при приближении самозванца все встали на колени.
Приняв хлеб-соль от ямщиков, Пугачев направился к городу, впереди которого был встречен населением и духовенством с крестами и образами. Вышедшие по звону соборного колокола
навстречу жители, духовенство и монахи Троицкого монастыря стали на колени. Приложившись ко кресту и приняв хлеб-соль от купечества, самозванец приказал прочитать свой манифест, а затем последовало целование руки: сначала подходило духовенство, потом именитые люди, в числе которых был и прапорщик Сюльдяшев. По окончании этой церемонии Пугачев сел на лошадь и в сопровождении духовенства, при колокольном звоне, проехал в соборную церковь для слушания молебна. Потом он ездил по городу, был в воеводском доме и приказал захваченные под соборной колокольней медные деньги[646] раздавать народу. По приглашению Сюльдяшева самозванец зашел к нему в дом, выпил с своими сообщниками чарки по три водки и, видя, что толпа его сильно пьянствует, приказал рубить бочки и выпустить вино. Призвавши к себе бургомистра, Пугачев поручил ему раздать народу соль безденежно и выпустить 49 человек колодников.
– Есть ли у вас в городе серебряники, – спрашивал при этом Пугачев бургомистра, – и пойдут ли они ко мне служить?
– Есть двое, – отвечал спрошенный, – как им не пойти, у вас им лучше будет, чем здесь.
Самозванец приказал прислать их к себе в лагерь и собрать туда же жителей по барабанному бою. В числе собравшихся стоял и прапорщик Сюльдяшев[647].
– Ты нанялся, что ли, за воеводу остаться в городе? – спросил гневно Пугачев. – Я первого тебя велю казнить.
Сюльдяшев пал на колени.
– Никак нет, – отвечал он. – Ваше величество, я человек маленький, как можно мне за воеводу наниматься?
– Давно ли ты в службе?
– Двадцать пять лет.
– Как же ты служишь так давно, а имеешь чин такой маленький? Если ты мне верой и правдой послужишь, я тебя пожалую полковником и воеводой здешнего города.
– Служить не могу из-за болезней и ран.
– Ничего, будь ты отныне полковником и в городе главным смотрителем.
Самозванец приказал новому правителю выслать в стан мятежников всех жителей, годных на службу. Таких нашлось человек до 200, и к ним было присоединено еще человек 20 гарнизонных солдат.
На другой день были представлены самозванцу оба серебряника.
– Можете ли вы делать такие рублевики с ушками? – спрашивал их Пугачев, показывая рублевик императора Петра I.
– Можем, – отвечали они.
– А такой портрет, как я, можете сделать?
– У нас штемпелей нет, и сделать такого, как вы, не можем.
Тогда он приказал им приделать к рублевикам Петра I ушки и
раздавал их в виде медалей в награду своим сообщникам. Таких медалей, по показанию Пугачева, было роздано не более двадцати.
Под Алатырем самозванец простоял два дня, и это был первый отдых после бегства его из-под Казани. В эти дни в стан самозванца стекались крестьяне с разных сторон и приводили с собой помещиков и дворян, которых немедленно вешали; таких несчастных было 12 человек[648]. Всех крестьян, приходивших на государеву службу конными, Пугачев брал с собой, а пеших отсылал назад, и они-то, образовав из себя партии, разоряли все окрестности, задерживали правительственные войска и давали возможность самозванцу продолжать безнаказанно свое опустошительное шествие вниз по Волге.
Подходя к Саранску, 26 июля, самозванец отправил вперед казака Федора Чумакова с 30 человеками казаков для передачи воеводе, присутствующим и мирским людям следующего указа:
«По указу его императорского величества и по определению государственной военной коллегии велено послать (каков и посылается) сей указ с таковым повелением, что как ныне его императорское величество всемилостивейший государь Петр Федорович, с победоносной армией шествовать изволит через гор. Саранск для принятия всероссийского престола в царствующий град Москву, того ради к прибытью его величества с армией приготовить: во-первых, под артиллерию 12 пар лучших лошадей и для следующего казачьего войска хлебных и съестных припасов и для коней фуража: овса, сена и прочего, что принадлежит, дабы ни в чем недостатка воспоследовать не могло. По отправлении ж сего, шествию его императорского величества с армией по должности пристойная встреча с надлежащей церемонией, так как долг присяги и подданства повелевает, стараясь получить монаршее и отеческое милосердие, таковое же, каковое оказано за сие исполнение и прочим верноподданным рабам. А за противность и непокорность своему государю, по силе строгости монаршего правосудия, без наижесточайшего гнева остаться не могите, так как в некоторых местах противникам и изменщикам монаршей воли чинима была [казнь] неупустительно»