Сверх того, главнокомандующий 2-й армией князь Долгоруков еще до получения указа Военной коллегии, по требованию воронежского губернатора, выслал из Крыма генерал-майора графа Мусина-Пушкина с 10 эскадронами Псковского и Ямбургского карабинерных полков, 500 драгун Астраханского полка и 10 эскадронами Бахмутского и Молдавского гусарских полков. Из той же армии были отправлены: Ряжский пехотный полк к Бахмуту, 5 рот пехоты с артиллерией выдвинуты из-за Буга и направлены на Полтаву. Стоявшему за Доном отряду генерал-майора князя Багратиона приказано переправиться через реку и подвигаться вперед. Получив же указ Военной коллегии, князь Долгорукий приказал генерал-майору Фризелю взять из отряда Мусина-Пушкина два гусарских полка и следовать поспешнее к Касимову, где и сдать их генерал-майору Волкову, а полкам Донецкому пикинерному из Крыма и Луганскому с Кубани следовать в свои границы[712].
Таким образом, в распоряжение нового главнокомандующего частью поступили, а частью должны были поступить громадные силы. «Итак, кажется, – писала Екатерина графу П.И. Панину[713], – противу воров столько наряжено войска, что едва не страшна ли таковая армия и соседям была». В самом деле, на театре действий уже находились 7 полков и 3 роты пехоты[714], 9 легких полевых команд[715], 18 гарнизонных батальонов[716], 7 полков и 11 эскадронов регулярной кавалерии[717], 4 донских полка, 1000 малороссийских казаков[718], казанский и пензенский дворянские корпусы. Если прибавить к этому войска, высланные князем Долгоруковым, и отряд генерал-поручика Деколонга, то нельзя не сознаться, что против Пугачева, под конец его действий, была выставлена целая армия.
Одним из первых распоряжений нового главнокомандующего было отправление полковника Древица с двумя эскадронами Венгерского гусарского полка, одним эскадроном Владимирского драгунского полка, 30 донскими казаками и 3 орудиями на Переславль-Рязанский и Ряжск, с целью прикрыть Москву, если бы самозванец повернул на Тамбов[719]. Граф Панин и князь Волконский более всего опасались этого, и потому главнокомандующий хотя и предписал полковнику Михельсону преследовать Пугачева вместе с отрядами графа Меллина и Муфеля, но просил его сохранить за собой такое положение, чтобы «не только самому самозванцу со всем его скопищем, ниже и отряженным каким-либо от него полкам на какое-либо повреждение здешнего города» покуситься было невозможно[720]. С этой же самой целью граф П. Панин обещал князю Волконскому не удалять отряд Чорбы от Москвы до тех пор, пока не прибудут все назначенные полки, и просил императрицу отправить находившиеся в Смоленске пехотные роты через Калугу к Шацку и часть полков из Турции и Крыма ввести в границы для усмирения черни и в предупреждение появления одновременно нескольких Пугачевых[721].
Представляя картину всеобщего восстания на правом берегу реки Волги и полнейшего неповиновения крестьян своим помещикам, граф П. Панин хотя и не мог отрицать, что в его распоряжение назначено много войск, но просил императрицу обратить внимание на пространство, охваченное бунтом, и на сколько частей необходимо разделить войска, чтобы они могли поспевать всюду.
«Нельзя, всемилостивейшая государыня, не полагать, – доносил он[722], – чтобы и все прежде задействованные против сего злодея войска, гонявшись за ним по такому великому пространству земли и во всякое без изъятия суровое годовое время, не могли уже быть в гораздо слабом состоянии, особливо лошадьми, и не пришли бы они в крайнее изнурение, по поспешному теперь перенесению себя к тем местам, куда злодей уже достигнул. К поправлению же и снабжению себя не могли они иметь других средств, как по разоренным злодеям уже местам, кроме таковых, которые бы поселян утверждать могли, что войска вашего императорского величества сохранители их целости, но насупротив того злодей Пугачев, не щадя ничего, ниже самой жизни невинных людей, снабжается и помогает себе всем тем, что у кого где ему вознадобится».
В ожидании усиления себя войсками граф П.И. Панин предписал Древицу идти на Шацк и распускать слух, что за ним идет сам главнокомандующий с 10-тысячным отрядом, для которого и требовать по городам заготовление продовольствия и фуража. Древиц уполномочен был наиболее важных преступников казнить смертью, а остальных наказывать телесно и объявить всем: кто доставит Пугачева живым, тот сверх денежного вознаграждения получит в «податях всегдашнюю от оных и семьи их от рекрутских наборов свободу»[723].
Графу П.И. Панину так хотелось скорее поймать Пугачева, что, уступая своему характеру, деспотическому и не любящему противоречий, он рассыпал похвалы своим подчиненным и умолял их о содействии. Разгромом Пугачева, истреблением мятежников и поимкой самозванца, писал он Древицу, «ваше высокоблагородие сделать можете заслугу перед ее императорским величеством и перед всей Империей важности в самой вышней степени, на воздаяние не только вам, но и потомкам вашим, на благодарность от всех сынов российских, и на прославление имени вашего дотоле, доколе сия империя стоять будет. Л ко мне сделаетесь вы не подчиненным, но обязательным навсегда другом».
Точно так же в предписании Михельсону[724] главнокомандующий выражал уверенность, «что ознаменовавшийся наш герой Михельсон, конечно, не оставит по всей своей силе, по возможностям и по истинным верности и усердию к своей великой императрице, произвесть на поражение и низложение злодея самое лучшайшее по своей храбрости и военному искусству».
На Михельсона главнокомандующий возлагал главнейшую свою надежду[725], хотя и сознавал, что исполнение данного ему поручения представляет громадные затруднения, ввиду всеобщего восстания населения и участия в том духовенства.
Поведение духовенства значительно усложняло дело по усмирению восстания и содействовало Пугачеву к убеждению народа, что он есть истинный государь, а не самозванец. Поэтому, как только было получено донесение о происшествии в Саранске и о поступках тамошнего духовенства, граф П.И. Панин просил императрицу повелеть Синоду издать увещание и «угрожения», что все те духовные лица, которые не только пристанут к мятежникам, но и те, которые окажут им какое-либо содействие, лишаются духовного звания и подвергаются гражданскому суду и наказанию[726].
Подобные поступки духовенства, как пастырей духовных, подавали, конечно, большой соблазн народу, и потому Святейший синод, «имея о спасении церкви Христовой неусыпное попечение», в заседании 20 августа постановил напечатать два увещания: одно к духовенству, а другое к народу. Увещания эти приказано было читать во всех церквах, и затем предоставлено право епархиальным архиереем, не испрашивая разрешение Синода, арестовать виновных, лишать духовного сана и передавать гражданскому начальству, для дальнейшего исследования их преступлений[727].
«Аще когда, – писал Синод духовенству[728], – но ныне наипаче обязаны вы вспомнить долг ваш. Вообразите, час, в который вы, приступая к престолу Бога, дали клятву сему Всевышнему Существу тако пещись о врученной вам пастве, как и о себе самих. Сия ваша клятва равно обязует вас дать Богу ответ о врученных вам, как и о себе. Час смерти вашей и день суда Божия потребуют от вас оного, ежели и един из них погибнет.
Видите вы, что диавол нападает на стадо Христово и нашел себе орудие злодейственнейшего разбойника, врага отечества и церкви… Сие есть время, в которое вы оные свои обещания исполнить должны. Ныне покажите себя достойными имени истинных пастырей.
Видите, что волк похищает овец от стада Христова: не бежите яко наемники, но паче вооружитесь силой слова Божия и возымейте попечение о спасении их, дабы они не были корыстью ищущего погибели их и ни един не приобщался его богопротивным разглашением и начинанием. Наполните сердца ваши ревностью христианской, докажите любовь и усердие, достойное пастырей церкви».
«Вы христиане, – писал Синод в увещании народу, – вы те, которые желаете, чтоб Бог излил на вас свои милости в сей жизни; вы желаете, чтоб ваши труды благословенны были успехами; вы желаете, чтобы благословение Его почивало на домах ваших; вы желаете, чтобы жизнь ваша была угодна Богу и спасительна для вас и чтоб вы в спокойстве препровождали оную; вы желаете, чтоб смерть не наносила вам страха, но с радостным уверением предали души ваши в руки Бога, пекущегося о спасении вашем; вы желаете, чтоб и в будущей жизни прославлены были той славой, каковую Бог любящим Его и исполняющим святый Его закон уготовал и были б участниками блаженства святых апостолов, пророков, святителей, преподобных и мучеников. Потщитесь исполнить Божие повеление, и сии желания ваши исполнятся.
Итак, вы при толь святом расположении вашей души можете ли без отвращения помыслить, а паче воззреть на злодея, беглого донского казака Пугачева, врага церкви и отечества… Не ужаснетесь ли вы, когда услышите проклятия, которые Бог на таковых преступников ниспосылает… Может ли кто пожелать, чтоб оные его постигли? Может ли кто пожелать, чтоб проклят он был во граде и на селе и чтоб прокляты были житницы его и останки его; чтоб прокляты были жена и дети его, стада волов и овец и плоды земли, чтоб он, когда входил в дом или исходил из дома своего, клятва Божия везде последовала ему.