Самозванец засмеялся и указал на сидевшего подле себя молодого человека, потрепав его по плечу.
– Вот сын Пугачева, Трофим Емельянович, после него остался, – сказал он, – а самого Пугачева нет уже в живых.
Помолчавши немного, а потом, колотя себя в грудь, Пугачев громко произнес: «Вот, друг мой, Петр III император». При этом сидевшие вокруг скатерти казаки преклонили свои головы к коленям, «на что смотря, – говорил Горский, – я упал ниц и лежал перед ним».
– Встаньте, други мои, встаньте, – говорил самозванец казакам, – а ты знал государя Петра III? – спросил он, обращаясь к Горскому.
– Знал, – отвечал спрошенный.
Самозванец приказал поднести всем по чарке водки, а сам стал рассказывать свои мнимые похождения.
– Я украден генералом Масловым, – говорил он, – и в три дня в Киеве стал. В столь короткое время я загнал восемнадцать лошадей и заплатил за каждую по десять или по сто империалов – точно не упомню, только великую сумму.
– Смотри-ка, пожалуй, – шептались вполголоса находившиеся в палатке казаки, – по тысяче рублей давал за лошадь!
– Если Бог велит, – продолжал Пугачев, – в тех местах [Петербурге] еще быть, то я так сделаю, чтобы они [дворяне] в роды родов помнили. Эх! Пошаталась моя головушка, и пришел я на Яик, да вот в доме Творогова был. Вот это честный человек, а брат у него плут, не узнал своего государя и если он мне попадется, то даром что его брат у меня – повешу.
– Далеко ли до Царицына? – спросил самозванец.
– Бог-де знает, сударь, – отвечал казак Попов, – мы давно уже там не бывали, только от Дубовки считается пятьдесят три версты.
– Скажите, господа, – спрашивал Пугачев, обращаясь к Горскому, – как Царицын крепок?
– Я такого сильного треугольника и не видывал, – отвечал Горский.
– А почему он треугольником?
– Потому, сударь, что изнутри России и сухим путем по Волге подле линии стал угол; другой – из-за линии с Кубанской и горской азиатских сторон стал угол же; а третий что водяной коммуникацией ниоткуда подъехать к нему не можно.
– Э, мой друг, – заметил Пугачев, – царь Иван Васильевич под Казанью семь лет стоял, а у меня в три часа она пеплом покрылась. Да, впрочем, что нам в Царицыне делать, пройдем его и пойдем на Дон, а с Дона пройдем мы в Москву – по гладкому месту и приду я так, как глава к главе и тогда все-то к главе моей приклонятся. Божественные книги указывают, что я на престол взойду.
Обстоятельства сложились, однако же, так, что миновать Царицына было невозможно: донские казаки не выказывали никакой податливости принять сторону мятежников, и полковник Манков окружил своими пикетами всю толпу самозванца. По словам капитана Свербеева, полковник Манков «с малым числом своих казаков блокировал кругом злодея, примыкая свои фланги к р. Волге»[834]. Он посылал свои разъезды под самый городок Дубовку и ежедневно захватывал в плен по нескольку человек.
Пробыв три дня вблизи Дубовки, самозванец приказал приколоть старшину Полякова и двинулся далее. В Дубовке было оставлено несколько человек из толпы для выпекания хлеба, исправления артиллерии, приготовления копий и шитья платья при помощи местных женщин. В Дубовку прибыли к самозванцу посланные от калмыцкого владельца Цендена с объявлением, что владелец их желает быть в его службе со всем подвластным ему народом. Пугачев тотчас же отправил к Цендену яицкого казака Петра Алексеева и башкирца Идорку с обещанием выдать каждому пришедшему к нему калмыку по 10 рублей жалованья. Остановившись лагерем на реке Пичуге, самозванец узнал, что к нему приближается Ценден с 3 тысячами подвластных ему калмыков. Привезший это известие казак Петр Алексеев был произведен за это в полковники, а сам Пугачев был занят вопросом, как встретить и чем наградить Цендена? Имея в руках только один офицерский эполет и показывая его Творогову, самозванец думал сначала подарить его Цендену, но потом изменил свое намерение.
– Какую бы мне сделать шапку калмыцкому владельцу? – спрашивал он Творогова.
– Какую-де, батюшко, изволите, – отвечал тот.
– Надобно сделать золо, – сказал подвернувшийся казак Попов.
– Что такое золо?
– А эта большая золотая кисть, которая бы всю шапку закрывала; у них это в великой чести.
– Это пустое, – заметил Пугачев, – я ему сделаю и всю шапку в кистях, такую, что еще никакой государь их ханам не жаловал.
Тем не менее сделать такую шапку оказалось невозможно, и тогда Пугачев выбрал из награбленных денег несколько рублевиков с портретом покойного императора Петра III и приказал приделать к ним ушки.
Подойдя к стану мятежников, Ценден слез с лошади, пал перед Пугачевым на колени, приказал бывшей при нем свите преклонить значки, поцеловал руку самозванца и поднес ему подарки, состоявшие из сукон и китаек. Пугачев роздал их своим старшинам, разбил для Цендена особый шатер и наградил его 50 руб.; двум его братьям дал по 30 руб. и по кафтану из красного сукна. Отправившись затем на судно, самозванец распечатал свои сундуки и дарил калмыков деньгами, тафтами, шитыми платьями, парчами и медалями, «в которые вдевая ленты, у кого какие случились, накалывали на левой стороне груди»[835]. Многие старшины получили также медали и в ознаменование этого события пили всю ночь.
– Если с помощью калмыков, – говорил при этом Пугачев, – да возьму я Царицын, – то еще более награжу их.
Глава 23
Положение Царицына и средства его обороны. – Деятельность полковника Циплетева. – Приближение Пугачева к Царицыну. – Встреча его с донцами на реке Нечетной. – Неудачный исход сражения для правительственных войск. – Действия под Царицыном. – Отбитие мятежников. – Разорение Сарептской колоши. – Последнее поражение, нанесенное Михельсоном Пугачеву у Сальникова завода. – Бегство Пугачева за Волгу.
Значительный по населению город Царицын был средоточием управления так называемой Царицынской линии, соединявшей Дон с Волгой и состоявшей из земляного вала, тянувшегося от Качалинской станицы и до Царицына. На этой линии, кроме Царицына, находилось три крепостцы и один редут, защищаемые всего 300 человек, при 12 медных и 61 чугунном орудии. Содержание разъездов и охранение вала по всему его 60-верстному протяжению возлагалось на донских казаков, которые и высылали на линию летом 1200, а зимой 800 человек казаков, при особом атамане. В 1774 году атаманом был Василий Перфилов, который и жил в Царицыне. Комендантом города и крепости был энергичный полковник Циплетев, знакомый нам еще по происшествиям во время содержания в Царицыне самозванца Богомолова.
Появление Пугачева под Оренбургом заставило Циплетева принять меры к наблюдению за луговой стороной Волги. Расставив казачьи посты против станиц Волжского войска, Циплетев протянул их вниз по Волге до Черного Яра, а у Ахтубинского шелкового завода поставил заставу из пехоты при одном орудии. Повсюду устроены были маяки, т. е. шесты с наверченными на них пуками соломы. Зажигание соломы должно было служить сигналом угрожающей опасности. На главнейших путях были устроены заставы и приказано останавливать всех подозрительных лиц. Сообщив атаману войска Донского об угрожающей Царицыну опасности, полковник Циплетев просил его выслать несколько полков в помощь Царицынской линии. В самом Царицыне находилась 1-я легкая полевая команда под начальством секунд-майора фон Дица, которая служила подвижным резервом для всей линии и, как мы видели, была выслана навстречу Пугачеву в отряде князя Дондукова.
С уходом полевой команды в Царицыне остались четыре гарнизонные роты[836] и 300 человек вооруженных жителей, которым было указано, в каком месте и что они должны были делать в случае нападения неприятеля. Впоследствии этот гарнизон был усилен небольшой командой полковника Бошняка, прибывшего из Саратова, но, ввиду того что в городе находилось до 900 человек пленных турок, положение Циплетева нельзя назвать легким.
«Вашему превосходительству покорно представляю, – доносил Циплетев астраханскому губернатору[837], – что линия крайне слаба и людей в крепостях с форпостом к охранению постов находится до 300 человек, врознь расставленными расстоянием на 60 верстах». Признавая, что такие силы не могут оказать никакого сопротивления, Циплетев просил разрешения свести все команды в Царицын, «где вернее надеяться можно спасти оных, а притом и крепость; конница для разъездов служить может». Все население вокруг Царицына находилось в полном восстании и царицынский комендант, собирая войска для защиты крепости и города, просил помощи у донцов и у астраханского губернатора. Донцы поспешно собирали полки и шли к Царицыну.
Независимо от этого, наказной атаман войска донского Сулин, получив известие, что Пугачев приближается к Царицыну и что его партии «волочатся уже в хуторах войска донского», сформировал еще несколько полков для подкрепления верховых станиц. Все служилые казаки, состоявшие на льготе до отставки и жившие на пространстве от Маноцкой до Терновской и из Донецких станиц, были вызваны на службу и сформировано два полка: Макара Грекова и Якима Карпова. Из возвратившихся с Кубани на льготу полков Павла Кирсанова, Матвея Платова и Якима Уварова выбраны тысяча человек доброконных и хорошо вооруженных; из них сформировано два полка: Кирсанова и Платова и приказано как можно поспешнее следовать к Царицыну[838].
Вслед за тем было получено известие, что высланный из 2-й действующей армии отряд генерал-майора князя Ивана Вахустовича Багратиона находится уже близко и 16 августа надеется прийти в Царицын. Это известие ободрило Циплетева и жителей. «Если калмыцкие войска, – доносил комендант[839]