Прискакавший казак Федульев помог задержать Пугачева, и ему связали назад руки.
– Как вы смели, – говорил Пугачев как бы с сердцем, – на императора своего руки поднять, за это воздастся вам.
– Нет, брат, теперь больше не обманешь, – отвечали казаки.
Пугачев заплакал и стал божиться, что не уйдет более; он просил развязать ему руки. Казаки исполнили его просьбу, посадили на ту же лошадь и повезли далее. Они отправили нескольких человек по форпостам с известием, что самозванец арестован и, послали с тем же в Яицкий городок трех казаков: Василия Жигалина, Ивана Калмыкова и Ивана Хохлова.
Переночевав на речке Балыклее и отъехав от нее верст пятнадцать, казаки остановились покормить лошадей и расположились группами. Пугачев ходил среди толпы под надзором казаков. Заметив оплошность малолетка Харьки, положившего возле себя шашку и пистолет, самозванец схватил их и, обнажив саблю, с криком: «Вяжите старшин!» – бросился на Творогова и Чумакова, сидевших с казаками Федульевым, Железновым и Бурцовым. Казаки вскочили на ноги.
– Кого велишь ты вязать? – спрашивал Федульев, идя смело навстречу Пугачеву.
– Тебя, – отвечал самозванец с бранью и направил против него пистолет.
Курок был спущен, но кремень осекся.
– Атаманы, молодцы, – крикнул Федульев, – не выдавайте!
Казаки окружили Пугачева; он отмахивался саблей, но в это время Бурнов ударил его в бок тупым концом копья; самозванец повернулся в сторону удара, а Чумаков сзади схватил его за руки. Пугачев был обезоружен, связан и посажен на телегу, на которой ехали жена его Софья и сын Трофим, горько плакавшие.
Казаки спрашивали злодея, «сам ли он собой сие сделал, или другой кто присоветовал?». На что он сказал, что присоветовал ему казак Маденов, надеясь, что многие за него вступятся. Маденов был избит до полусмерти и брошен в степи, и «никто не знает, жив он или умер».
На пятый день путники остановились между Кожераховским и Бударинским форпостами и отсюда отправили Творогова и Чумакова вторично с известием, что казаки с арестованным самозванцем приближаются к городку. На форпостах не верили этому и не хотели давать посланным лошадей. С большим затруднением Творогов и Чумаков добрались до Бударинского форпоста, вблизи которого встретили яицкого сотника Харчова, высланного из Яицкого городка с 50 человеками казаков для разъездов. Они объявили ему, «что едут от своего государя, т. е. от известного злодея самозванца Пугачева в Яицкий городок с раскаянием, да и злодейский самозванец у них пойман и ведется, чтоб его в городе встретили с честью и отвели бы квартиру» (?)[891].
Обезоружив Творогова и Чумакова, сотник Харчов отобрал у них деньги и в сопровождении казака Горбушина отправил в Яицкий городок, а сам направился к Бударинскому форпосту.
14 сентября Творогов и Чумаков явились к старшине Окутину и им были представлены капитану Маврину. Последний принял их ласково, расспросил о подробностях ареста и затем оставил Творогова у себя, а Чумакова отправил с командой навстречу[892].
Между тем Пугачев, оставленный на руках Федульева, думал воспользоваться отъездом Творогова и Чумакова и обратился в последний раз с просьбой не выдавать его.
– Что вы выдумали себя и меня губить, – говорил он, – ведь вас не пощадят. Если вы меня и выдадите, вас все-таки всех перевешают. Бог вам воздаст за то, что вы вздумали меня погубить.
– Что бы ни было, – отвечали казаки, – а повезем; что ни говори, а тебя не отпустим.
Переночевавши на Бударинском форпосте, том самом, с которого началась открытая деятельность Пугачева, казаки повезли его далее и, отъехав версты три, встретили при урочище Коловратной лощине сотника Харчова с командой. Последний обнадежил казаков прощением, и обрадовавшиеся этому известию сообщники самозванца, доехав до Кош Яицкого форпоста, передали Пугачева в руки сотника Харчова[893]. Мнимый государь был тотчас же «забит в превеликую колодку». Вслед за тем прибыла команда из Яицкого городка, и Харчов передал Пугачева сержанту 6-й легкой полевой команды Алексею Бардовскому, который под конвоем в полночь с 14 на 15 сентября доставил его в Яицкий городок[894] к капитану Маврину.
– Что ты за человек? – спросил его Маврин.
– Донской казак Емельян Иванов, сын Пугачев, – отвечал спрошенный. – Согрешил я, окаянный, перед Богом и перед ее императорским величеством и заслужил все те муки, какие на меня возложены будут, – снесу я их за мое погрешение терпеливо.
Как утопающий хватается за соломинку, так и Пугачев после своей деятельности надеялся на милосердие императрицы, говоря, «что он слуга добрый и заслужить всячески в состоянии»[895].
Капитал Маврин приказал заковать Пугачева в ручные и ножные кандалы, а выдавших его казаков отпустил на поруки. У самозванца было найдено 139 червонцев, 480 руб. серебром, медаль на погребение императора Петра III и турецкая серебряная монета.
Накануне доставления Пугачева в Яицкий городок был привезен туда же и ближайший пособник его, казак Афанасий Перфильев, с 37 человеками казаков, пойманный Рычковым на реке Деркуле, при Камышлацких вершинах. После небольшой ружейной перестрелки казаки сдались[896].
Переночевав на острове, Перфильев и бывшие с ним казаки на следующее утро переправились вплавь через Волгу и поехали отыскивать самозванца. Не зная, в какую сторону направился Пугачев, казаки не могли найти его, а между тем голод и лишения приводили их в отчаяние. Проскитавшись несколько дней по степи, они решились идти в Яицкий городок, но Перфильев уговаривал их не делать этого.
– Лучше теперь нам самим зарыться в землю, – говорил он, – нежели ехать в городок на смерть. Без сомнения, из нас иных казнят, а иных раскассируют в солдаты.
– Нам теперь деваться некуда, – отвечали казаки, – лучше пойдем в городок, а там что Бог даст.
Видя упорство товарищей, Перфильев поехал вместе с ними[897].
Таким образом, почти одновременно все главнейшие деятели мятежа были в руках правительства. Весть о том, что Пугачев пойман, быстро распространилась по всему Поволжью и произвела громадное впечатление. На другой день известие о происшествиях в Яицком городке достигло и до Оренбурга.
«За уведомление твое о поимке Пугачева благодарю тебя всепокорно, – писал Александр Лунин Савве Маврину[898]. – Первый твой курьер Окутин приехал сюда 15-го числа в 10 часов вечера; другой, сержант, 17-го числа пополуночи в пятом часу, и оба без наималейшего задержания отправлены далее. Сколь вести сии были милы, какое произвели они восхищение во мне и восторг всеобщий, я описать не могу. Первый приехал в то самое время, как у хозяина моего, который за сутки приехал только прежде, было людей [гостей] премножество. Представь же, какой приятной тревогой ты их беседу поколебал. Окутина поцеловав, разбил себе губу в кровь; пришед к ним как иступивший из себя [исступленный], объявил с криком, подобным бешеному, что изверг пойман и я имею от тебя письмо. Каждый не знал, что делать: целоваться ли, прыгать ли или читать твое письмо. Наконец все сие сделали, и письмо твое каждый читал и целовал. Потом, как сила первого воспламенения миновалась, зачал действовать мучительный страх, чтобы благополучие сие еще не переменилось, ибо он в твоих руках еще не был, а был в 50 верстах: ну, иногда легкомысленность, страх и отчаяние в помиловании попустившихся на сие добро не отвратили бы их от оного. В таком беспокойстве были мы до самого получения твоего письма через сержанта. Тут, с самой оной минуты, по сие время, душа моя, все утонем в радости неизреченной. Поздравляю тебя, любезный братец, с оным; важность оного благополучия нам с тобой знакома. Прибавить к оному можно еще и то, что труд наш, приложенный в открытии его истории, есть не тщетный и теперь изыскания наши, можно уже утвердительно сказать, что справедливы и достойны отнести нам в честь. Но все сие ничего для радости: довольно того, что злодей в оковах и что тем спасутся невинные от несносного его угнетения. Боже, благослови, чтобы с поимкой везде и вдруг исчезло то зло, которым столь много уязвлено любезное наше отечество и чтоб на веки веков восстала неразрушимая тишина и спокойствие».
16 сентября, почти одновременно, прибыли в Яицкий городок генералы Суворов и князь Голицын, желавшие лично убедиться, что Пугачев пойман. Событие это было настолько выдающимся, что каждый торопился известить своих знакомых или донести своему начальству, стараясь сделать это прежде других. Капитан-поручик С. Маврин и поручик Г.Р. Державин отправили курьеров к П.С. Потемкину, а князь Голицын – главнокомандующему графу П.И. Панину. «Приношу вашему сиятельству, – писал при этом князь П.М. Голицын[899], – чистосердечное и покорнейшее мое поздравление со столь приятнейшим происшествием, возвращающим нам прежнюю тишину и спокойствие. А между тем за счастье себе поставляю то, что как я первый имел удачу сначала усилившемуся извергу рода человеческого сломить рога сильным его под Татищевой крепостью поражением, так и теперь первый имею честь возвестить вашему сиятельству о конечной его гибели».
Капитан Галахов также послал П.С. Рунича с донесением к графу П.И. Панину и, чтобы выиграть по службе, советовал ему опередить курьера, посланного князем Голицыным, но Руничу сделать это не удалось.
Теперь являлся спорный вопрос, кому владеть Пугачевым: главнокомандующему ли графу П.И. Панину или начальнику секретных комиссий, генерал-майору П.С. Потемкину. Последний требовал, чтоб Пугачев был немедленно доставлен в Казань. «Не выпускай из рук злодея, – писал Потемкин капитану Маврину