Полученные от Грязнова воззвания были следующего содержания:
1. «Высокоблагородный и высокопочтенный господин коллежский асессор и премьер-майор Василий Иванович Свербеев!
Я во удивление прихожу, что так напрасно закоснели сердца человеческие и не приходят в чувство, а паче не иное что как делают раззорение православных христиан и проливают кровь невинно, а паче называют премило-сердощедрого государя и отца отечества великого Императора Петра Федоровича бродягою донским казаком Пугачевым. Вы же думаете, что одна Исетская провинция имеет в себе разум, а прочих почитая ни за что или, словом сказать, за скот. Поверь, любезный, ошиблись да и ошибаются многие, не зная, конечно, ни силы, ни писания. Если б мы нашего премилосердного отца отечества великого государя были несамовидцы, то б и мы в сумнении были. Верь, душа моя, безсумненно, что верно и действительно наш государь батюшка сам истинно, а не сомозванец: что ж за прибыль быть православным христианам в междоусобии и бранях и проливать кровь невинным, и за что ваш господин воевода с артиллерийскою командою вернейших государевых слуг приводит в разорение? Пожалуй, сделай себя счастливым, прикажи, чтобы без всякого кровопролития сделать и крови напрасно не проливать. Если же после сего последнего до вас увещания в склонность не придете, то, обещаюсь Богом, подвигну мои вверения от его императорского величества войска и уже тогда никакой пощады ждать вам надеяться не предвижу; от мала и до велика прошу яко брата уговаривать. Вас же, если сие сделаете, обещаю вам перед Богом живот, а не смерть. Закоснелым же, кто не придет в чувство, после сего ожидать благополучия не остается. Разве мы не сыны церкви Божией? Опомнитесь, други и браты о Бозе! Затем, сократя, оканчиваю сим и остаюсь при армии посланной от его императорского величества главной армии полковник Иван Грязнов.
2. Находящимся в городе Челябинске жителям и всякого звания людям!
Не иное что к вам, приятные церкви святой сын, я простираю руку мою и на писание сего Господь наш Иисус Христос желает и произвести соизволяет своим святым промыслом Россию от ига работы. Говорю я вам, всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия. От кого ж? Вам самим то небезызвестно. Дворянство обладает крестьянами, но хотя в законе Божеском и написано, чтобы они крестьян также содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали собак своих, с которыми гонялись за зайцами. Компанейщики завели премножество заводов и так крестьян работою утрудили, что в ссылках того никогда не бывало, да и нет. А напротив того, с женами и детьми малолетними не было ли ко Господу слез? И чрез то услыша, яко израильтян, от ига работ избавляет. Дворянство же премного щедрого отца отечества великого государя Петра Федоровича за то, что он соизволил, при вступлении своем на престол, о крестьянах указать, чтобы у дворян их не было во владении, изгнало весьма несправедливым поведением. И так чрез то принужденным нашелся одиннадцать лет отец наш странствовать, а мы, бедные люди, оставались сиротами, а ныне отца нашего, хотя мы и старание прилагаем возвести, но дворянство пуще вымысел сделало, назвав так дерзко бродягою, донским казаком Пугачевым, а напротив того еще наказанным кнутом и клейм имеющим на лбу и щеках. Но если бы другие и приятные святые церкви чада, мы были прещедрого отца отечества великого государя Петра Федоровича не самовидцы, то б и мы верно не поняли через то, что вас уверяем не сумневаться и верить, – действительно и верно государь наш истинно; чего ради сие последнее и вам увещевание пишу: приидите в чувство и усердно власти его императорского величества покоритесь. Нам кровь православных не нужна, да и мы так же, как и вы, точно православной веры. За что нам делать междоусобные брани? А пропади тот, кто государю не желает добра и себе самому следственно. Все предприятие вам уже разуметь можно. И если вы в склонность придти не пожелаете, то уже говорю нескрытно: вверенные мне от его императорского величества войска на вас подвинуть вскоре имею, и тогда уже вам самим, рассудите, можно ли ожидать прощения. Мой же совет: для чего напрасно умирать и претерпевать разорение всем вам гражданам? Вы, надеюсь, подумаете, что Челябинск славный по России город и каменную имеет стену и строение – отстоится! Не думайте, предел от Бога положен, его же перейти никто не может. Я вам наверно говорю, что не устоять. Пожалуйста, не пролейте напрасно свою кровь. Орды неверных государю покорились, а мы противотворничаем. Затем, сократя, сим остаюсь, января 8 дня 1774 года, посланный от армии его императорского величества главной армии полковник Грязнов».
9-го числа бунтовщики толпами разъезжали вокруг города, не делая нападения. Грязнову, остановившемуся в двух верстах от города в деревне Маткиной, с нарочным послан был за печатью в пакете именной экземпляр манифеста 29 ноября 1773 года. Оставив у себя посланный манифест, злодеи прислали в ответ записку, отозвавшись «с немалою хулою».
10-го числа толпа бунтовщиков, усилясь примкнувшими к ней крестьянами с заводов Кыштымского и Каслинского, а также передавшимися Тобольскими выписными казаками, в количестве 300 человек из команды майора Чубарова, изменнически умерщвленного[68], произвела нападение на город всею своею силою, в количестве 5000 человек, при 8-ми орудиях. Нападение и пальба продолжались 5 часов, но, однако, мятежники были отбиты полевой артиллериею, причем захвачен был хорунжий Невзоров, утверждавший, что из толпы самозванца идет сила в 40000 человек для взятия города Челябинска, и уговаривавший часовых к сдаче города. При расспросах Невзоров показал сначала, что войска придет к Челябинску от самозванца 15 т., а под «жестоким плетьми битьем» цифру уменьшил на 5 тысяч. Подтвердив показание данное атаманом Уржумцевым, сознался, что бежал из Челябинска и способствовал к возмущению казаков и крестьян. После расспросов, через пятнадцать часов, Невзоров умер от плетей и полученных огнестрельных 2-х ран при его поимке[69].
После неудачного нападения на город Грязнов с своею толпою и Тобольскими казаками отошел от Челябинска к Чебаркульской казачьей крепости.
Отступление Грязнова объяснялось также и тем, что им получены были сведения о движении отряда генерала Деколонга к Челябинску.
13 января, с двумя легкими полевыми командами, генерал Деколонг, после перестрелки с бунтовщиками, вступил в Челябинск. Медленность распоряжений генерала Деколонга в оказании просимой помощи городу Челябинску объяснялась тем, что он ожидал сосредоточения в Верхнеяицке своих военных сил, разбросанных на огромном пространстве. Войска, находившиеся под командой генерала Станиславского, со времени прихода их к Орской крепости, т. е. с конца ноября 1773 года, оставались в совершенном бездействии, почему в половине декабря (1773 года) генерал Станиславский получил ордер от генерала Деколонга, вызванный событиями в Исетской провинции, о сосредоточении войск в Верхнеяицкой крепости и о препровождении вверенных ему команд к означенному пункту. При этом генералу Станиславскому вменялось в обязанность при препровождении войск забирать с собою из крепостей и редутов всех обывателей, а также не только крепостные орудия, но и имущество, ввиду того, что эта часть линии останется, за выбытием войск, беззащитною.
Ввиду такого распоряжения генералом Станиславским, с своей стороны, ордером от 21 декабря 1773 года, предложено было комендантам крепостей Кизильской секунд-майору Демидову, Таналыцкой подполковнику фон Расу и Орской секунд-майору фон Бенеке принять нижеследующие меры:
«Приуготовить гарнизонные вещи и обывателей, так, чтобы по первому повелению выступить могли без всякого замешательства, показав места, где кому ехать и быть, также на чем везти.
Приуготовленных лошадей с упряжью разделить, а недостающее число лошадей купить или нанять, то отдаю на точное сведение и достаточное знание вашего высокородия, а притом самим вам определить, с артиллерийскими служителями и со штаб и обер-офицерами, все состоящие в крепости материалы, отобранные от войск, и прочие вещи в годности освидетельствовать с крайним рассмотрением, помня обязанность торжественной присяги и долга о Высочайшем Ея Императорского Величества интересе. По свидетельстве как пушки, так и вещи приуготовить к выступлению и таковые годные вещи и прочий материал подобает от сырости и мокроты, яко самонужнейшее сберечь, да и вообще со всем поступать хранительно. Негодные пушки скрыты будут в земле или в воде, а вещи, кои скрыть в землю или в воду будет нельзя, то оные, также и провиант, какой забрать будет по малости подвод невозможно, предано будет огню. Порох закупорить, обвить рогожами и к выступлению приуготовить. Во всем вышеписанном приуготовлении вашему высокородию иметь неусыпное смотрение денно и нощно. Обывателям при собрании всем объявить самолично о выступлении изволите – что кто желает, а не желающих не понуждать. Желающих обывателей укомплектовать состоящим в крепости, в цейхаузе, готовыми пистолетами, порохом и свинцом»[70].
По объявлении обывателям крепостей распоряжения военоначальников, большинство не пожелало вовсе покидать своих мест, почему генерал Станиславский доносил генералу Деколонгу, что по Орской крепости обыватели, состоящие преимущественно из казаков, выступить из крепости не хотят, «в рассуждении, чтобы малых детей в нынешнее время не поморозить и своих стариков не растерять, уповательно и в других крепостях обыватели тоже откажутся»[71].
Распоряжение генерала Деколонга об очищении крепостей, лежащих к югу от Верхнеяицкой крепости, встретило сильный протест и со стороны Оренбургского губернатора Рейнсдорпа, который писал поэтому Деколонгу: «С отданным предписанием согласным быть не могу. Вашему превосходительству советую проекта вам предъявленного о содействии здешним войскам держаться и не нарушать, а по последней мере Станиславскому приказать, с имеющейся у него конницею, быть в Орской крепости неотлучно, ибо как оная крепость земляная и против прочих лучшая, то ему быть там весьма безопасно»