емятся за злодеем и отрезывают ему дорогу во внутренние российские места.
Между тем число войск в Башкирии, около Оренбурга и в прочих Оренбургской губернии местах знатно уменьшилось, а как нужно очень очистить и успокоить все те места Казанской губернии, через которые бежал злодей и наполнил заразою возмущения, для того принужден я был дать повеления майорам Жолобову и Гагрину вступить в Кунгурский уезд»[161]. При этом кн. Щербатов вновь напоминал Деколонгу о скорейшем отпуске к Оренбургу отряда генерала Фреймана.
Основываясь на распоряжениях кн. Щербатова, полковником Бибиковым предложено было майору Жолобову «потянуться от Красноуфимска к Башкирии, предупреждая нашествие воров на здешние жилища»[162].
Победа, одержанная Михельсоном под Казанью, за которую Императрица щедро наградила всех ее участников, высоко ценилась современниками, видевшими в Михельсоне избавителя не только Казани, но и Москвы. Донесения Михельсона об этой победе кн. Щербатову, изложенные в рапортах от 13 и 16 июля, разосланы были в копиях главнокомандующим Оренбургскому губернатору Рейнсдорпу и генералу Деколонгу.
Препровождая означенные рапорты к генералу Рейнсдорпу, кн. Щербатов писал: «Хотя сие и облегчило мое беспокойство, но озабочивает меня несказанно бег сего злодея вверх по Волге, а более полученное сейчас от г-на Казанского губернатора и от подполковника Михельсона известие, что злодей на Кокшайском перевозе на 17-е в ночи через Волгу в весьма малом числе переправился; другая же толпа уклоняется по Алацкой дороге, но в которой сам злодей Пугачев – неизвестно. Для чего за Волгу отправлено 100 человек чугуевских казаков, вслед же за злодеями достаточной деташемент под командою секунд-майора графа Меллина; а я послал мои повеления к подполковнику Муфелю, чтобы он с крайнею поспешностью, забирая подводы, шел прямою дорогою к устью реки Камы, откуда обращу его за Волгу, узнав в которое место зло проявляться будет. Если же злодей по Волге устремится, то оставлю его для удержания, с другой же стороны поспешит г-н генерал-майор кн. Голицын. Я же сам не престаю поспешать на Туранский перевоз, а оттуда смотря по обстоятельствам, обращусь и побываю немалое время в Казани. Я покорнейше ваше превосходительство прошу уведомить о сем стремлении злодеев за Волгу Астраханского губернатора и господина генерал-майора Мансурова, равным образом о разбитии злодеев. О последнем и движении войск нужно также известить и некоторые места губернии вам порученной, а именно Ставрополь, который страхом наполнен»[163].
С удалением самозванца от границ Сибири и пограничных линий Оренбургской и Сибирской не только в значительной мере уменьшились случаи киргизской баранты, но киргизы Малой и Средней орды во всех случаях стали проявлять свою покорность и желание быть полезными в деле умиротворения башкир.
По поводу состояния киргизских орд Оренбургский губернатор Рейнсдорп в половине июля 1774 года сообщал генералу Деколонгу:
«Что касается до состояния киргиз-кайсаков, то хотя некоторые из них воришки при здешних крепостях продерзости и оказывают увозом людей и отгоном скота, однако ж из того заключить неможно, чтобы они генерально на зло обратились. Хан их Нурали с братьями своими султанами о верности и усердии при всяком случае уверяет, только один из них, Дусали-султан, племянник Нурали-хана, развращен будучи от государственного злодея Пугачева, находится в беспокойстве, коего, однако, хан с братьями намеревается поймать»[164].
В доказательство верности Средней орды генерал Рейнсдорп препровождал перевод полученного им письма от султана Валия:
«От меня Средней орды Аблай-ханова сына Валия-султана высокопочтенному, высокочиновному и высокопревосходительному г-ну генералу-порутчику, Оренбургскому губернатору и кавалеру.
По многократном поздравлении моем слово мое состоит в следующем:
Присланное от вашего высокопревосходительства письмо через Чинять-мурзу благополучно я получил, только отца моего Аблай-хана дома нет, находится он на линиях с неисчисленными войсками против имеющихся там наших злодеев, и как не бесслышно, что он их в прах разбил, здесь же на место его управляю я.
Вы изволите писать о победе над вашим злодеем; услыша это, я весьма порадовался, ибо и мы находимся Ея Императорского Величества злодеям злодеи, а союзникам приятели.
Вам самим известно, что Чинять-мурза послан был от меня для торгу, в числе 73 человек, и они у того злодея в руках невольниками были, но их вы великосилием своим из рук того злодея взяли к себе, чем я весьма доволен, ибо мы Великой Государыни нашей верны и с подданными Ея как братья тому уже многие годы, один другому не учиня никакого злодейства, пребываем и отныне даже до второго пришествия злодейства в нас не будет»[165].
Преданность свою выражали и киргизы, кочевавшие близ Сибирской пограничной линии. Старшина Байжигит-мурза, имевший свои кочевья близ «камня Кокчетова», в письме на имя коменданта Петропавловской крепости бригадира Сумарокова сообщал, что от злодея, находившегося под Оренбургом, были послы к султану Аблаю, которые, не застав его, являлись к сыну его Валию, «заявив, что присланы от государя Петра Третьяго; но Валий объявил тем людям, что почитает лицо, пославшее их, единственно злодеем, вором и разбойником».
Кокчетовские киргизы, принося поздравление русскому оружию по поводу победы под Троицком, обращаясь к бригадиру Сумарокову, просили «дозволить им против злодеев башкирцев войною идти», и что ими сделаны сношения с другими соседними киргизами по поводу снаряжения в поход и заготовке лошадей[166].
Известия о приближении Пугачева к Каме порождали неудовольствие на кн. Щербатова; Императрица относила удачи самозванца к бездеятельности главнокомандующего, почему 8 июля назначен был главнокомандующим кн. Петр Михайлович Голицын.
По поводу своего назначения кн. Голицын от 9 августа 1774 года писал Деколонгу:
«Ея Императорскому Величеству угодно было всемилостивейше своим рескриптом поручить мне главную команду над всеми бывшими под предводительством господина генерала-порутчика и кавалера кн. Щербатова войсками, а его отозвать к высочайшему своему двору, вследствие чего оный господин генерал туда отправился, а я в командование сего корпуса на сих днях вступил.
При сем не оставляю присовокупить, к сведению вашего превосходительства, о здешних происхождениях: злодей государственный вор Пугачев, кинувшись от Верхнеяицкой линии, прорвался к Казани и, напав на оную с многочисленной сволочью, подверг несчастью сей прекрасный город, распространив в нем свои варварства. Полковник Михельсон, преследуя по стопам сего изверга, не допустил довершить своего хищного желания, напав в самое грабительство на него троекратно, поразил столь жестоко, что злодей лишился, почитай, всей своей дружины и с малою частицею бежал за Волгу, переправясь под Колменском, продолжил свой бег через Цивильск, Курмыш, Алатырь и далее, оставив везде знаки своего тиранства. В преследовании сего разбойника от предшественника моего господина генерала-порутчика кн. Щербатова отряжены деташементы под командою: первый – полковника Михельсона на Московской дороге, а другой – майора графа Меллина по следам сего изверга. Погоня за ним была от графа Меллина сильная, а полковник Михельсон сим движением отрезал ему путь, ежели бы иногда покусился он к Москве. Ныне, по последним известиям, Пугачев 11 августа находился уже в Пензе, и подполковник Муфель, направленный с Яика к пресечению сего бега, следуя через Корсунь, был от него тогда в сорока пяти верстах и пошел на поражение оного тирана; майор же граф Меллин на этот же самый раз, достигши Саранска, выступил за злодеем, а полковник Михельсон обращается теперь в Арзамазском уезде, прикрывая сим движением границы Московской губернии.
Господин генерал майор Мансуров из Яика обратился к Сызрани и по времени думаю, уже ежели не достиг, то близко оной находится, сею позицию он закрывает сторону Самарскую и Саратовскую. Настоящего уклонения злодейского еще теперь узнать неможно и по известиям считаю – или к Сарапулу, либо на Дон. Не оставил я и начальников тех пределов моим предуведомлением, дабы все осторожности от сего хищного злодея взять не упустили.
К ограждению Кунгурского уезда определены от меня с деташементами подполковник Попов в Осе, а майор Гагрин в прилегающих к оной местам.
Сей последний должен располагать свои движения, сходные с майором Жолобовым, оставленным к закрытию границ Екатеринбургского уезда. К обузданию же непостоянного башкирского народа учредить посты от Оренбурга к Стерлитамакской соляной пристани с полковником и кавалером Шепелевым, в Уфе с подполковником Рылеевым, в Мензелинске с полковником и кавалером Якубовичем, сей последний прикрывать будет и по левую сторону прилегшие к его расположению Казанской губернии места. Господину генерал-майору Фрейману неминуемо должно приблизиться к окружностям Оренбурга, деташементу же его предписать расположиться от Оренбурга, зачиная от деревни Богулчин, лежащею по левому берегу реки Белой, а оттуда к вершинам реки Яика на защищение Верхнеяицкой дистанции. О поспешном следовании сего генерала я ему предложил, но ваше превосходительство прошу ему предписать, дабы немедля маршировал со всем своим деташементом. Если надобность предусмотреть изволите в тех местах войскам, то некоторую часть можно будет оставить, остальные же большие силы обратить к Оренбургу, для того что больше в тех местах великое злодейство происходит.
Теперь, собрав сколько мог из окружности здешних мест войск, с двумя эскадронами гусар, четырьмястами казаками и тремястами пехоты, отправляюсь завтрашний день сам на совершенное искоренение злодея и подкрепление преследующих его деташементов. Обращу первое мое движение на город Корсунь, а оттуда где, по обозрению обстоятельств, больше нужды в моем присутствии будет.