[188], всегда готовых при первом замешательстве пристать на сторону мятежников, Сибирское линейное казачье войско оставалось верным долгу службы, выполняя с доблестью трудную задачу по охранению порядка и спокойствия на линии, соприкасавшейся с мятежными районами губерний Оренбургской и Сибирской.
Находившиеся же в экспедиции Сибирские линейные казаки стяжали себе, вместе с легкими полевыми командами, при которых они состояли, славу умиротворения мятежного населения и защиты сибирской территории от нашествия самозванца.
Генерал-поручик Иван Александрович Деколонг (Clappier de-Colongue)[189], назначенный с 1771 года начальником пограничных Сибирских линий вместо умершего генерала поручика Шпрингера, хорошо был знаком с условиями и интересами Сибири, как находившийся в ней на службе с 1764 года и призывавшийся к разрешению многих пограничных вопросов и по устройству линий.
Предприняв в самом начале мятежа экспедицию с Сибирскими войсками против самозванца, он направлял всю деятельность свою во все смутное время Пугачевщины, главным образом к охранению интересов Сибири и Сибирской пограничной линии, защищая их от вторжения мятежников.
Если движения войск Сибирского корпуса и порицались главнокомандовавшими, в особенности А.И. Бибиковым, доносившим Императрице о необходимости отозвания генерала Деколонга, «так как в распоряжениях его видимо странное поведение, причиною чему или лета, или же вкоренившаяся сибирская косность»[190], то эти обвинения не всегда были основательны, как потому, что в главной квартире главнокомандовавших не имелось своевременных сведений о положении дел на сибирской границе, так и потому в особенности, что А.И. Бибиков, находивший возможным движение войск Сибирского корпуса к Оренбургу, не был осведомлен о нарождавшихся смутах среди населения Ялуторовского дистрикта, грозивших опасностью для всей Сибирской пограничной линии.
Обширность территории, на которой предстояло действовать войскам Сибирского корпуса, представлявшимся малочисленным по отношению к местности, объятой мятежом, а также возникновение смут в тылу расположения главных действующих сил служили несомненным оправданием генералу Деколонгу к отмене движения к Оренбургу.
Может быть, при осуществлении предположения о назначении генерал-поручика А.В. Суворова на место генерала Деколонга[191] Сибирские войска покрыли бы большими лаврами успехи своего оружия, но и результаты совершенной экспедиции, под личным руководством генерала Деколонга, сохранят навсегда в истории Сибири добрую память как о войсках, принимавших участие в этой экспедиции, так и в особенности об их главном командире, избавившем блестящей победой, одержанной под Троицкою крепостью, не только Сибирскую линию, но всю Сибирь и Исетскую провинцию от злодейств нашествия самозванца.
С поимкою Пугачева мятеж сразу настолько утих, что спокойствие в взволнованном крае можно было считать вполне восстановленным, заводское и крестьянское население в Исетской провинции и Сибирской губернии, разоренное мятежом, выражало полную покорность, башкиры с их старшинами являлись массами к начальникам команд, расположенных в Башкирии, принося раскаяние, оставляя в уверение своей покорности аманатов. Только часть Башкирии волновалась, подстрекаемая к мятежу бывшими сподвижниками самозванца Салаватом и его отцом Юлаем. Такое умиротворение заводского и крестьянского населения, в связи с сделанными распоряжениями главнокомандующим о командировании в Башкирию военных команд из состава бригады генерал-майора Фреймана, послужило поводом генералу Деколонгу к обратной отправке и роспуску как тех гарнизонных и рекрутских команд, которые были присланы сибирским губернатором Чичериным в Исетскую провинцию, так и казачьих команд, комплектованных из выписных казаков.
Одновременно с отпуском части команд генерал Деколонг сделал распоряжение о передвижении легких полевых команд Сибирского корпуса для зимнего расквартирования в местности, лежащей ближе к Сибирской пограничной линии.
Однако это распоряжение, ввиду возможности нового усиленного волнения среди башкирского населения, было приостановлено главнокомандующим графом П.И. Паниным, отдавшим приказание всем войскам Сибирского корпуса оставаться до половины февраля 1775 года в местах их расположения. По этому поводу граф Панин писал генералу Скалону:
«Господин генерал-майор и кавалер князь Голицын, коего бдению поручена от меня вся окрестность Оренбургской губернии, а потому и все войска, находящиеся в оной его управлению, рапортом объясняет, что по отдаленности Исетской провинции никоим образом, при настоящих обстоятельствах, на смену находящихся там Сибирского корпуса команд неможно перевесть войск команды его, в рассуждении великого расстояния, которое кроме затруднения в переходе людям никакой пользы не предвещает, а полагает в возможное отпустить Сибирского корпуса только из Екатеринбурга, потому что на место их можно перевесть легкие войска, расположенные в Красноуфимске и Кунгуре, предоставляя притом, что из числа находящихся в команде вашего превосходительства 4000 строевых, без сомнения, можно будет вам отделить для ограждения и Сибирской пограничной линии от безопасности, не отменяя постов в Исетской провинции в г. Челябинске и в крепостях Уйской и Увельской, тем наипаче, что в рассуждении наступающей зимы можно надеяться на успокоение киргиз-кайсаков»[192].
Несмотря на значительное сосредоточение войск в Башкирии, Салават и Юлай еще долгое время не покорялись, продолжая грабить и волновать население. Обращенное к ним увещание Потемкина с обещанием прощения не имело успеха. Только в конце ноября 1774 года Салават был пойман отрядом подполковника Аршеневского и в то же время отец его Юлай был выдан коллежскому советнику Тимашеву[193].
С передачею их в руки правительства волнение в Башкирии совершенно прекратилось, почему Исетской провинциальной канцелярией, с разрешения генерала Деколонга, сделано было распоряжение о роспуске по домам выписных казаков из крестьян своей провинции[194].
Продолжительные смуты, оторвавшие часть крестьянского населения от работ в связи с грабежами и пожарами, произведенными мятежниками, породили полное экономическое расстройство крестьян Ялуторовского дистрикта и в особенности Казанской и Оренбургской губерний, где разоренному населению грозили многие бедствия и прежде всего голод.
Нуждавшееся в пособии и пропитании население разоренных селений и слобод Ялуторовского дистрикта удовлетворено было продовольствием из обширных запасов Сибирской губернии распоряжением Д.И. Чичерина, на которого именным Ея Императорского Величества указом также возложена была забота о доставке хлеба и овса для продовольствия населения Оренбургской и Казанской губерний из запасных магазинов управляемой им губернии.
Провиант и фураж для Оренбургской губернии доставлялся из внутренних магазинов Сибирской губернии в Звериноголовскую крепость, откуда развозка его по Оренбургской линии производилась натуральною повинностью крестьян Исетской провинции.
Приложения
Приложение I
сочиненный из дела о самозванце Войска Донского казаке-раскольнике Емельяне Пугачеве, произведенного о обстоятельствах с ним Пугачевым и с изменническою его толпою происшедших и какие притом здешние распоряжения и действа учинены.
Указом ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА из государственной Военной коллегии от 14 августа Оренбургскому губернатору генерал-поручику и кавалеру Рейнсдорпу предписано его Пугачева из Казани из-под караула бежавшего, обще с бывшим при нем на часах солдатом, в селениях здешней губернии, а особливо в жилищах Войска Донского чрез надежных людей разным секретным образом сыскивать, и как скоро они сысканы и пойманы будут, то заковав их в крепкие кандалы, за особливым конвоем, отправить в Казань к тамошнему губернатору господину генерал-аншефу и кавалеру фон-Бранту.
Как скоро по содержанию ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА указа куда надлежало о сыску его Пугачева публикация учинена, так в самое почти тож время, а именно 15 числа помянутого сентября, находящийся в Яицком городке в комендантской должности, подполковник Симонов, по уведомлению от отставного яицких казаков сотника Ляпилина рапортовал, что реченный самозванец Пугачев шатается по степи, лежащей от Яицкого городка к Сызрану дорогою расстоянием верстах во сто, с которым де он Ляпилин назад тому недели с две при умете Таловских – Вялен, съехавшись, разговаривал и по возвращении в городок многим людям сказывал, через что в жителях того Яицкого городка и нашел сомнение.
По причине сего и по предписанию реченного генерал-поручика и кавалера тотчас для сыску его Пугачева с товарищи отправлены от него Симонова в разные места пристойные команды, только ими нигде не найден, а чрез некоторое время, а именно 18 числа, оказался он Пугачев, с приставшими к нему из беглых мятежников и с набранными на хуторах и на ближних форпостах, более нежели как с 300 человек, в близости Яицкого городка, которого усмотря, находящиеся в том Яицком городке с мятежнической стороны казаки все почти пришли в колебание и начали в толпу его злодейскую партиями приставать, потому наипаче, что он отважился разгласить себя ложно в Бозе почивающим ИМПЕРАТОРОМ ПЕТРОМ ТРЕТЬИМ. Однако он Пугачев с воровскою его партиею, добрым реченного коменданта Подполковника Симонова распоряжением, не только в городок не допущен, но и прогнан, который рассыпавшись по степи пошел далее по верхним Яицким форпостам, забирая с оных людей и пушки, причем им, Пугачевым, из приставших к нему верных старшин и казаков переловлено и повешено 12 человек.