[62].
Русское оседлое население распределялось по дистриктам:
Шадринской. Государственных крестьян 15014, экономических – 3391, итого 18405.
Исетской. Государственных крестьян 15105, экономических – 2380, посадских 310, итого 17795.
Окуневской. Государственных крестьян 4405, экономических – 1834, итого 6233.
Куртамышской. Государственных крестьян 6158, заводских – 3801, помещичьих 889[63].
Население провинциального города Челябинска в то же время состояло из 736 душ мужского пола, заключая в своем составе:
1) Чинов провинциальной канцелярии: статский советник 1, коллежский ассесор 1, секретарь провинциальной канцелярии 1, протоколист 1, переводчиков 2, регистратор 1, канцеляристов 8, подканцеляристов 7, копиистов 7, сторожей 3.
Военной команды: поручиков 1, капралов 4, цирульников 1, барабанщиков 1, рядовых 30, рекрут 206.
Отставных: капитанов 2, поручиков 1, подпоручиков 1, прапорщиков 2, сержантов 2, каптенармусов 2, подпрапорщиков 2, переводчиков 1, канцеляристов 1, отставных рекрут 97.
Сибирских дворян 1.
Посадских и цеховых 98.
Мещеряков 33 (из того числа 2 старшины, 1 есаул, 26 рядовых.
Крестьян челябинских 29.
Казаков 189. Всего 736 д. м. п[64].
Малочисленность городского населения Челябинска и незначительный состав военной регулярной команды, всего в 37 человек, естественно, должны были порождать опасения администрации, ввиду восставшего башкирского населения и волнения заводских крестьян. Хотя для защиты города от нападения шаек бунтовщиков провинциальной администрацией собрано было из разных дистриктов 1443 человека крестьян, но эти крестьяне, вооруженные лишь кольями и дубьем, представляли охрану весьма ненадежную.
Все воззвания Исетского воеводы Веревкина об оказании помощи, обращенные к генералу Деколонгу, оставались не только без всякого удовлетворения в посылке отряда войск на подкрепление, но даже без всякого ответа, почему и вызвали со стороны Веревкина насильственную меру, т. е. задержание в Челябинске проходящей артиллерийской полевой команды, в составе 105 человек. Обращение же воеводы Веревкина о помощи к Сибирскому губернатору, хотя и встречало каждый раз со стороны Дениса Ивановича Чичерина желание немедленно оказать просимое содействие, но, однако, действительной помощи, за неимением в своем распоряжении достаточного числа регулярных войск и по недостатку оружия, он оказать не мог. Тем не менее, по первому заявлению Веревкина, Чичерин сделал распоряжение о командировании в Челябинск рекрутской роты под командою поручика Пушкарева, в составе 127 человек, послав также в Челябинск особую команду под начальством секунд-майора Фадеева, в составе 27 человек «для обучения военным экзерсициям» и для командования над крестьянами, собранными Исетскою администрацией для охраны города.
Тобольская рекрутская рота, прибывши в Челябинск в первых числах января 1774 года, состояла из только что набранных рекрутов, вооружена была ружьями к стрельбе вовсе негодными и без штыков, а потому, естественно, не могла представлять боевой силы; что же касается команды секунд-майора Фадеева, то она, не доходя пяти верст до Челябинска, подверглась нападению башкир, и из состава ее был убит один канонир, тяжело ранены подпоручик Лукин, прапорщик Никонов и 2 рядовых, легко ранены сам начальник команды и 4 канонира[65].
Учащенные нападения увеличивавшихся башкирских полчищ на расположенные по Исетской провинции заводы и беззащитность их вынудили вновь контору Белорецких заводов, осажденную толпою бунтовщиков в 600 человек при 3-х пушках, просить генерала Деколонга о присылке команды: «Пришедши в крайнее бессилие, заводские крестьяне отчаиваются животами своими, чего ради находящиеся под осадой от злодеев просят от таковой погибели защитить»[66]. При этом контора препровождала полученный из толпы башкир, чрез посредство заводского крестьянина Любимого, бывшего в бегах у бунтовщиков, манифест Пугачева:
БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЬІ ПЕТР ТРЕТИЙ ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ и проч. и проч. и проч.
«Не безызвестно есть каждому верноподданному рабу, каким образом мы не от доброжелателей и завистцов общаго покоя всероссийского и по всем правам принадлежащаго престола лишены были, а ныне Всемогущий Господь неизречимыми своими праведными судьбами и молением и усерднейшим желанием наших верноподданных рабов паки возвести нас соизволил, и наших верноподданных рабов скипетру нашему покоряет и завистцов, общему покою и благотишию под ноги наши повергает. Только иные, некоторые, ослепясь неведением или помрачены от зависти злобою, не приходят в чувство и высокой власти нашей чинят противления и непокорения и тщатся процветшаяся имя наша таким же образом, как и прежде угасить и наших верноподданных рабов, истинных сынов отечеству, аки младенцев осиротить. Однако мы, по природному нашему к верноподданным и отеческому неизреченному великодушию, буде кто и ныне, возникнув от мрака неведения и пришед в чувство власти нашей, усердно покорится и во всеподданнической должности тут повинится, всемилостивейше прощаем, сверх того всякою вольностью отеческою жалуем. А буде же кто и за сим в таком же ожесточении и суровости останется и данной нам от Создателя высокой власти не покорится, то уже неминуемо навлечет на себя праведный наш и неизбежный гнев. Чего ради от нас для надлежащаго исполнения и всенародного истинного познания сим и публикуется. Декабря 2 дня 1773 года.
Петр».
Донесение Исетского воеводы Веревкина о возможности скорого возмущения среди казаков города Челябинска, а также среди собранного из разных дистриктов крестьянского населения, не замедлило оправдаться.
5 января 1774 года Веревкин доносил Деколонгу:
«Теперь, ваше высокопревосходительство, конечно изволите поверить, что я многократно вам представлял святую правду, что провинциальный город Челябинск был в крайней опасности и теперь, при последнем моем издыхании, также уверяю, я испытал мучения бунтовщиков злодеев Челябинских казаков, кои, забыв страх Божий, сегодня на рассвете, взбунтовавшись, ворвались в государев дом, в котором я жительство имел, убив слуг моих, меня вытащили. Изорвав платье все донага и связав руки и ноги, били смертно. Равным образом и находящегося при мне безотлучно, трудящегося со мною день и ночь, регистратора Афанасия Колесникова, потомуж, раздев донага и связав. Да находящуюся в квартире моей по сиротству преблагородную девицу Исетской провинции покойного прокурора Петра Алексеевича Благово сестру его Анну Алексеевну Благово, со вдовою древнею старушкою прокурорскою же госпожою Гуляевою, бив смертельно и связав нас троих, кроме оной вдовы Гуляевой, тащили по городу по улице за ноги и за волосы в казачью войсковую избу и в оной, перевязав жесточее канатом руки назад и ноги, так что и кожу как с рук, так и с ног у меня содрали, а тут паче били ружейными прикладами, пинками, кулаками, в коей все трое мы держаны под караулом с час. Из-под караула выручены разными находящимися здесь, а особливо при артиллерии офицерами посредством подвезенных к той казачьей избе совсем заряженных пушек. И из рук казацких их вырваны на улицу связанные и тут оными господами офицерами прочими верными Ея Императорского Величества рабами развязаны. А город и поднесь оными ворами бунтовщиками казаками, как и все находящееся здесь для защищения крестьянство приведены в возмущение и колебание. А только остаемся мы с артиллерийскою командою, рекрутами, купечеством и канцелярскими служителями в верности Ея Императорскому Величеству до последней капли крови. Того ради от вашего высокопревосходительства всепокорно прошу для спасения погибающего теперь провинциального города Челябинска и чрез то соблюдения всей провинции пожаловать особою своею с военною командою сюда немедля прибыть и восстановить тишину: равным образом и для правления провинции прислать из господ бригадиров или полковников. Я за многими смертельными побоями и ранами править не в состоянии, а товарищ мой господин коллежский асессор Свербеев нечаянным случаем переломил ногу, отчего и поднесь болен.
Оставшее в доме казенном, в коем я пребывал, имение, все деньги, одежда и многие вещи все разграблено, равным образом и у реченных сирот девиц Благово и вдовы Гуляевой без остатку»[67].
Войсками, освобождавшими воеводу Веревкина, задержано было 63 человека бунтовщиков, которые и помещены были в тюрьме, на месте же грабежа и разбоя, в дом воеводы, задержан был атаман возмутившейся шайки казак Михаил Уржумцев, который в тот же день подвергся расспросам «под жесточайшим плетьми битьем». – При расспросах Уржумцев показал, что он жаловался Пугачеву на воеводу Веревкина, почему от Пугачева и присланы были из злодейской толпы в город Челябинск с указом четыре человека крестьян; затем, согласясь с хорунжим Наумом Невзоровым и другими казаками, порешили сделать нападение на воеводу «с тем, чтобы как его, так и всех прочих командиров, перегубя, провинциальным городом завладеть».
При всех расспросах Уржумцев «злодейски утверждал онаго вора донского казака Пугачева покойным императором Петром Третьим».
После пыток, через 17 часов, Уржумцев умер.
В ночь на 7-е число хорунжий Невзоров, возмутя казаков, расположенных в пригородных селениях, подъезжал к Челябинску, убеждая расставленных караульных, «что так как идет к городу великая государева сила, то потому отнюдь не сопротивлялись бы и пустили в город».
8-го числа казаки, предводительствуемые Невзоровым, соединясь с возмутившимися башкирцами, под предводительством атамана Грязнова, произведенного Пугачевым в полковники, обложили город, напав на отряд секунд-майора Фадеева, следовавший из Тобольска для принятия команды над собранными в Челябинске крестьянами. В тот же день из злодейской толпы от полковника Ивана Грязнова явился в город крестьянин Воскресенского завода Микеров с воззваниями, одно на имя товарища Исетского воеводы Василия Ивановича Свербеева, а другое «жителям и всякого звания людям». На приближавшуюся к городу злодейскую толпу с батареи производилась пушечная пальба, к вечеру и из злодейского стана из 5-ти чугунных орудий производилась пальба в продолжение трех часов, но благодаря Сибирским войскам, а именно полевой артиллерийской команды, злодеи были опрокинуты.