сная, не чета нашим – он подводный археолог.
Это было странно, ведь здесь еще столько всего не изученного на суше. Я порой диву давался, что ведется так мало археологических исследований, в то время как копать можно было в каждом дворе, на каждой улице, уж не говоря о безлюдных местах. Тот самый Гипогей, подземный храм, о котором я уже говорил, был обнаружен, когда хозяин начал увеличивать свой погреб!
– Он занимается дайвингом? – не понял я.
– Ну что ты! Дайвинг – это для туристов, а Эджидио-акула – специалист по поднятию затонувших кораблей. Знаешь, сколько их тут?! – Аль зацокал языком. – Акула составляет карты, а потом на этом месте работают водолазы. Но я скажу тебе, Майкл, по большому секрету – он, Акула, ищет золотого сокола.
Я уже привык к подобным разговорам, ибо слышал их постоянно, в разных интерпретациях, стоило лишь засесть в пабе, где после работы собираются местные.
– Приходи ко мне как-то в выходной. Ей-богу, Эджидио – интересный парень, а я, ты знаешь, не очень разбираюсь во всяких тонкостях, мне трудно говорить на некоторые темы. Да и некогда.
– Спасибо, Аль, как-нибудь зайду, – поблагодарил я его за заботу и подумал, что, очевидно, меня здесь считают по меньшей мере странным, а может быть даже голубым. Я был благодарен всем, кто не оттолкнул меня, кто принял почти за своего. Я даже стал похож на коренного жителя, только повыше ростом и с волосами, имеющими дурацкую способность выгорать на жарком солнце. У меня тоже появилось прозвище – «водохлеб», не очень-то благозвучное, но вполне соответствующее: когда меня приволокли на этот берег, я был почти без сознания. Прозвище – это уже кое-что, это почти как гражданство, даже важнее. Это – статус с возможностью обзавестись домом и потомками, которых так же будут именовать «водохлебами», праправнуками Майкла-водохлеба. Возможно, это не плохая перспектива…
Я задумался. Мне вдруг ужасно захотелось вспомнить, что происходило в книге после отрывка, который успел пробежать глазами в 713‑м номере. К своему удивлению, я ничего не мог вспомнить, все оставалось на уровне ассоциаций: автомобильная мастерская, дождь, ром, девушка, которая потом умерла… Я решил завтра же пойти в книжный и разыскать там роман. Уверен, в иностранном варианте он выглядит куда лучше, чем это потрепанное издание.
Через два-три часа противоположный берег, который был хорошо виден из окна, порозовел, а моя бутылка опустела. Аль Венетто уже шаркал веником по полу. Рассвет здесь был какой-то необычный – остров словно подогревался и подрумянивался изнутри, как яблочный пирог в духовке. Белесые каменные укрепления, остывшие и потускневшие за ночь, наливались теплом, приобретая медовый оттенок, а верхушки башен покрывались засахаренной солнечной корочкой.
Сегодня я впервые не брился и не стоял под душем – нужно было идти на работу прямо отсюда. Я махнул Алю и еле поднялся из-за стола. По дороге свернул на каменистую площадку перед морем, разделся и быстро нырнул в прозрачную и прохладную воду. Если господин Пиро не заметит небольшой щетины и слегка запавших глаз, все обойдется. А днем я отправлюсь домой и отосплюсь как следует.
В служебной комнате девушки уже переодевались, приглаживали волосы и укомплектовывали свои тележки. Настроение было приподнятым – завтра выходной.
– Куда-нибудь отправишься? – спросила меня Сибилла. – Хочешь, поедем с нами на Комино, поныряем? Возьмешь с собою свою девушку.
– Спасибо, Билли, ты настоящий друг, – отозвался я. – Но я, скорее всего, буду отсыпаться.
– Как знаешь. Но учти – предложение остается в силе до завтрашнего утра! Ты готов? Поднимемся вместе?
– Конечно!
Я быстро накинул белую хлопчатобумажную куртку, и мы направились к служебному лифту: Сибилле – на пятый, мне – на седьмой. Двери зеркальной кабины бесшумно открылись перед нами.
– Слушай, – мне вдруг очень захотелось кое о чем спросить, но я не знал, как правильно сформулировать вопрос, чтобы он не показался странным. – А тебе приходилось знакомиться с постояльцами?
Сибилла удивленно взглянула на меня.
– А зачем? Какое мне до них дело? Все равно здесь не принято давать чаевые, ведь наш отель с системой «all inclusive». А что?
– Так… Иногда мне просто любопытно, за кем мы прибираем? Кто они? Откуда?
– Я об этом не задумываюсь. Все равно – ничего интересного. Ну, туристы, бизнесмены, научные работники, сумасшедшие ныряльщики… Вавилон! Ну, мне пора! Помни: предложение в силе!
– Удачи!
Двери лифта мягко закрылись за нею. Пока я преодолел два пролета, едва не задремал, меня слегка укачало.
…В 713‑й я вошел, еле волоча за собой проклятую тележку. О, да тут вообще нечего было убирать! Впервые с одобрением и злорадством я отметил в себе зарождающийся пофигизм. Мне было любопытно, где книга. На этот раз я обнаружил ее на зеркальном столике, в ней была закладка, передвинутая на десяток страниц вперед. Не густо. Очевидно, дама не страдает скорочтением. Конечно, разве сюда приезжают для того, чтобы читать, а уж тем более – перечитывать? То, что книгу взяли перечитывать – у меня не вызывало никакого сомнения. Если, конечно, ее хозяйке не пятнадцать лет. А это, судя по набору солидной косметики, маловероятно.
Я быстро застелил кровать, не особенно заботясь об идеально гладкой поверхности одеяла (для гражданки из бывшего Союза – сойдет!), вытряхнул в пакет содержимое корзинок для мусора, смахнул несуществующую пыль. И, как воришка, открыл книгу. Теперь главный герой сидел в кондитерской и пререкался с толстой бюргершей… Мой взгляд упал на пепельницу. Хорошо, что я заметил: там лежали обертки от леденцов «Барбарис». Я еще помнил эти красные продолговатые ягодки, нарисованные на серебряном фоне. Вот только вкус совершенно позабыл. Дальше меня ждало еще одно маленькое открытие: несколько таких же оберток стояли рядом, сложенные ровными «корабликами». Вот так дела!
Я тоже любил так делать в детстве. Выбрасывать фантики ленился и делал из них кораблики. Их у меня была целая армада – из «Мишек на Севере», «Гулливеров», «Рачков». После я ненавидел все сладкое. А лет до пятнадцати – поди ж ты!
Пепельницу я вытряхнул и задумался: выбрасывать ли кораблики? Потом решительно сгреб их в карман.
Уже спускаясь в лифте, вспомнил, что я забыл закрыть книгу.
Дома, едва кивнув сидящей у порога миссис О’Тулл, я сразу же повалился на кровать. Мой организм перестал выдерживать подобные нагрузки – бессонные ночи плюс уборку пятнадцати номеров. Должно быть, я катастрофически старел. Когда-то я мог не спать по несколько суток: отсиживал положенных восемь часов на службе, играл на дискотеке в клубе «Электрон» и «водил козу» до утра, а потом снова шел в свой НИИ.
Заснул я сразу. Мне снился Димка, обросший шерстью. Он стоял посреди залитой солнцем лесной поляны, вокруг резвился выводок таких же мохнатых детенышей.
– Димыч, ты живой? – спросил я.
– А ты? – просвистел Йети-Димка и протянул к моему лицу шерстяную руку – она была мягкой и прохладной. – Дай мне что-нибудь…
Я полез в карман – там были только смятые фантики. Я еще хотел что-то спросить, но неожиданно понял, что не могу разговаривать с Димычем на его языке.
– Do you speek English? – глупо пробормотал я.
Йети-Димка издал свистящий звук и, подхватив детенышей на мощное плечо, ушел, проламывая густые заросли барбариса…
– Мистер Майкл! Мистер Майкл!
Я проснулся от стука в дверь.
– Майкл, к вам пришли!
В висках стучало с не меньшей силой. Я встал и распахнул дверь. Сияющая старушка О’Тулл стояла на пороге, прижимая к груди букетик каких-то полевых цветов приторно-желтого цвета, за ее спиной стоял Аль Венетто с каким-то незнакомым мне загорелым типом в вылинявших бриджах.
– Проходите, – распорядилась миссис Стефания. – Гости в этом доме – большая редкость!
Она еще с минуту покрутилась в комнате, зачем-то поправила мою подушку и гордо удалилась на свои позиции – кресло в патио у дома.
– Сегодня до восьми в пабе работает Марга, – виноватым тоном начал Аль, – а мы вот решили зайти проведать Майкла-водохлеба… (осознавая некоторую неловкость от внезапного вторжения, Аль решил называть меня уважительно – в третьем лице). – Заходи, Эд!
Делать было нечего. Я понял, что Аль таки решил навязать мне знакомство с Акулой. Парень в бриджах вошел в комнату.
– Это – Эджидио-акула, это – Майкл-водохлеб! – представил нас друг другу Аль.
Акула был похож на настоящего киношного плейбоя: волосы у него тоже были выгоревшими, кожа – дубленная водой и солнцем, мускулы так и перли из футболки неопределенного цвета.
– Я редко бываю в городе, – сказал Эджидио, пожимая мою руку. – В основном обитаю на яхте, а с вами давно хотел познакомиться. Вы, говорят, русский?
– Нет, – ответил я. – Я – украинец. Я жил в Киеве.
– О! – почему-то обрадовался Эд. – «Динамо»? Чернобыль? Андрэ Шевченко?!
Мне стало скучно. Я мог бы добавить к этому перечню еще десяток имен и событий, но зачем? Пусть будет «Динамо»… Какая разница?
Мне некуда было усадить незваных гостей, а в холодильнике, насколько я помнил, были только две банки пива. Сегодня я даже не ездил обедать. Вряд ли это были те гости, которые приносят с собой пиво с рыбой или водку с солеными огурцами.
– Может быть, выйдем, поужинаем? – предложил я.
– Тогда я приглашаю! – Эд-акула обрадованно поднялся со стула, который явно был ему тесен.
– Пошли ко мне! – сказал Аль Венетто. – Мне все равно через пару часов нужно сменить Маргу…
Но идти в его паб, в котором я просидел всю прошлую ночь, мне совершенно не хотелось, уж лучше съездить в Рабат.
Очевидно, Эджидио тоже не устраивала перспектива сидеть у Али, потому что он предложил взять пива и отправиться к нему на яхту.
Аль Венетто категорически отказался. Марга была его женой и ни за что не согласилась бы проработать в пабе до утра, а на меньшее, очевидно, Аль и не рассчитывал. Поэтому он грустно поплелся вдоль Риа-плаза на окраину Сент-Джулиуса, а мы с Эджидио поймали такси и направились к бухте Голубой грот, где стояла его яхта. Я испытывал некоторую неловкость. Это был первый человек, который сам захотел познакомиться со мной. Я позабыл, о чем можно разговаривать с незнакомцем, хотя Эджидио-акула показался мне простым и не заносчивым, а главное – не болтливым.