Что же, она вернется в класс и будет по-прежнему ходить мимо, не замечая меня, будто ничего не случилось? А ведь я ей все простила. Пусть только придет и скажет: «Мне очень стыдно. Я давно мучилась». А я скажу: «Ерунда. Мы не будем об этом вспоминать». Но иногда я сама себя не понимала. Иногда я очень плохо относилась к Осиповой, мне хотелось, чтобы все узнали про пуговицы.
Наконец я рассказала про Осипову маме. Она задумалась, помолчала, а потом говорит:
— Ты не болтай про эту девочку в школе.
— Я и не собираюсь.
— Правильно. Из-за этих пуговиц человеку можно жизнь поломать.
— Ну уж и поломать...
— Я серьезно говорю. А если хочешь ее наказать, она уже наказана. Вообще я не совсем поняла, что ты хочешь? Ты дружить с ней хочешь? Тогда помоги ей.
Если бы я сама хорошо понимала, что хочу! Я знала, мама права, но успокоить меня могла только Таня.
В пятницу был прекрасный день, морозный и солнечный. Мы шли с Сережей через Кировский мост. По левую сторону все дома разрумянились под солнцем, окрасились розовым. А Летний сад застыл, как хрустальный, и звенел. Звенел тонко, тонко...
В мороженице мы ели мое любимое ореховое мороженое, и Сережа мне рассказал, что станет биохимиком. Он будет заниматься океаном. Это одна из важнейших проблем, потому что, оказывается, запас пресной воды на земном шаре очень мал. А современный городской человек использует около тысячи литров в день. (Я даже вообразить такое не могла!) Где же брать пресную воду? Есть выход — опреснить морскую. С океаном связано будущее человечества. В океане огромные запасы питья, еды, полезных ископаемых и энергии. Сережа еще не знает, чем займется конкретно, но, в общем, все для себя решил.
Раньше он никогда так серьезно и искренне со мной не разговаривал. И вдруг я поняла, что сейчас расскажу ему про Таню.
Начала с сада. И как окно просвечивало прозрачными зелеными листьями, снег шел, а в комнате громоздилась странная мебель. И про книгу, и про то, что Осипова хочет стать худож-ником-декоратором. И про все остальное — главное.
Сережа молчал. Потом мы почему-то встали и пошли домой. Вернее доехали на автобусе. Я еще подумала, что напрасно рассказала ему. Но почему? Почему после мороженицы мы ни о чем не говорили и спешили домой? Почему все испортилось?
Возле арки моего дома он спросил так же, как и мама:
— А что ты от нее хочешь? Чтобы она у тебя прощения попросила? Перед всем классом?
Повернулся и пошел, будто меня и не было.
В субботу Таня опять не пришла. А на большой перемене Сережа что-то вложил в мою руку и зажал ее в кулак. Посмотрела — на ладони пуговицы. Я догнала его и спросила:
— Ты был у нее?
— Был.
— Ну и что?
— Леса с грибами не видел. Она разломала его после твоего ухода.
— Она ничего не просила мне передать?
— Пуговицы. Что же еще? Ее, кстати, выписали неделю назад. Она прогуливала.
Он ушел. Давно прозвенел звонок, а я так и стояла в коридоре, сжимая в кулаке пуговицы-мухоморы.