– Я все исправлю, – спешно заверила я, – спасибо.
Я поджидала Томаша в стеклянном вестибюле школы.
Уже стемнело, и свет над входом ярко горел. Увидев меня издалека, Слава резко замедлил шаг, а стоило выйти ему навстречу, остановился.
– Можно с тобой поговорить?
Я собиралась извиниться за драку и пообещать, что больше не буду его доставать, потому что в командировку матери верилось слабо.
– Мне сейчас некогда, – ответил он тихо.
– Ты решил бросить школу из-за драки?
– Мы переезжаем в другой город. – Он попятился.
– Твоя мама ничего об этом не говорила.
– Передай Тамаре Андреевне, что я завтра зайду.
Он отступил в темноту, и послышался звук удаляющихся шагов. Я постояла немного, потом решила все-таки его догнать. Но чем быстрее я шла, тем быстрее шел Слава. Вскоре мы уже почти бежали. На дорожке было довольно многолюдно. Приходилось постоянно тормозить, пропускать детей, обходить пенсионеров и лужи. Глупая затея – гнаться за ним, но если сейчас не поговорить, то накопившиеся вопросы станут мучить меня до конца жизни. Томаш шел к метро. На освещенной площадке перед магазином он обернулся, увидел, что я иду следом, и резко заскочил в подземный переход. Вылетев за ним на другой стороне, я подумала, что упустила его, однако из ближайшего магазина выходили пацаны, и через открытую дверь я увидела, как мелькнула внутри его куртка. Он побежал по лестнице наверх, в детские товары, а я осталась караулить внизу, спрятавшись за стойкой с журналами. Томаш появился через несколько минут, озираясь, спустился по лестнице, вышел на улицу, огляделся и, накинув капюшон, быстро зашагал вниз по улице. Пару раз он обернулся, но я держалась на приличном расстоянии, прячась за прохожими, и Слава не заметил. Я могла легко догнать его, но мне уже стало любопытно проследить за ним до самого конца. Мы перешли дорогу и очутились на автобусной остановке, куда тут же подрулил автобус. Томаш заскочил в первые двери, а я в последние. Встала возле поручня, спрятавшись за крупным мужчиной. К счастью, Томаш стоял ко мне спиной в начале автобуса и залипал в телефоне. Всю дорогу он с кем-то переписывался, даже когда выходил на своей остановке, и если бы вдруг обернулся, то тут же заметил меня. Но Слава шел, не оглядываясь, и вскоре свернул во дворы. Фонарей там не было, и оставаться незамеченной стало проще. Мы прошли мимо пятиэтажек и спустились к длинному кирпичному дому с ярко освещенной аркой посередине. Томаш вошел в арку и, едва успев заметить, что он свернул налево, я побежала догонять его. Проскочила арку, повернула за угол, и в ту же секунду меня с силой припечатали к стене. В плечо больно впились пальцы Томаша. Второй рукой он схватил меня за горло и, наклонившись, угрожающе приблизился.
– Совсем страх потеряла?
– Я хотела извиниться, – сдавленно проговорила я. – Ты простишь меня?
Убрав руку с моей шеи, он с подозрением нахмурился.
– За что я должен тебя простить?
– За драку. Фил с Бэзилом прицепились к тебе из-за меня.
– И ты бежала за мной от школы, чтобы признаться в этом?
– Конечно, ведь другого шанса не представилось бы. А ты не обязан отвечать за то, что мне нравишься.
Я накрыла ладонью его руку, сжимающую мое плечо, и он поспешно ее убрал. Изображать «милую» Микки у меня всегда получалось неплохо.
– Вот сейчас я окончательно потерял нить, – произнес Томаш настороженно.
– Просто Бэзил узнал, что я в тебя влюблена, и взбесился. Мне пришлось признаться ему в этом. Прости!
– Вообще-то в драку полез Фил и совсем по другому поводу.
Не сводя с меня глаз, Томаш сделал шаг назад.
– Хочешь, я расскажу, откуда у меня та запись, на которой вы с Надей? – быстро сказала я, опасаясь, что он уйдет.
– Нет. То, что мы где-то там целовались с ней, не преступление.
– Для тебя, может, и нет. Но…
– Мне девятнадцать, Микки, – произнес он с нажимом. – Когда я пришел к вам, мне уже было восемнадцать. Наде нечего было бояться.
– Как?
– Я два раза учился в десятом. Так получилось. Обстоятельства.
– И Надя знала об этом?
Он коротко кивнул:
– Что-то еще?
От удивления я растерялась.
– Все, пока. – Томаш кивнул в сторону арки, показывая, чтобы я уходила.
Я медленно повернула за угол и остановилась. Так вот почему Надя не принесла деньги Лизе. Она знала, что ей не о чем беспокоиться и самое большее, что ей может грозить, – это увольнение из школы. Но отчего же тогда Томаш так перепугался, что я расскажу об этой записи в полиции? Почему свалил после драки? И что не так с его мамой? Все эти вопросы повисли без ответа.
Я осторожно выглянула из-за угла, ожидая, что Слава по-прежнему там стоит, но он был уже впереди, через два подъезда от того места, где мы разговаривали. Приложил к домофону ключ и вошел. Быстро пробежав вперед, я остановилась напротив его подъезда и через огромные лестничные окна увидела, как он поднимается по лестнице. Третий этаж, четвертый, пятый. Стекла были залиты дождем, но темный силуэт отлично просматривался. На шестом этаже направо.
Вспыхнул свет на кухне, Томаш подошел к окну и посмотрел вниз. Я стояла под фонарем. Смысла скрываться уже не было. Я помахала ему рукой. Томаш достал из кармана телефон и показал его мне. Догадавшись, чего он хочет, я проверила свой. «182#438. Поднимайся». Убедившись, что я прочла сообщение, он отошел от окна.
Наверное, стоило написать Бэзилу, где я, чтобы в случае чего моему трупу не пришлось полгода гнить в колодце, но, если ничего плохого не произойдет, Бэзил потом замучает тупыми подколками, так что уж лучше гнить, чем терпеть его издевки.
Входная дверь оказалась приоткрытой. В квартире было очень тепло и светло. Откуда-то доносились веселые мультяшные голоса. Томаш крикнул, чтобы я надела тапочки. Передо мной стояли две огромные пушистые собаки с пластмассовыми глазами и носом. Выглядели они смешно, и я решила, что убивать человека в таких тапочках просто нелепо, и немного расслабилась. В обтягивающей футболке и джинсах Томаш стоял у плиты, очищал от пленки сосиски и, разрезав их пополам, кидал на шипящую сковородку. Если не считать той встречи в торговом центре, я впервые видела его в чем-то нешкольном.
– Дверь заперла?
Я кивнула.
– На тебя делать?
Я взглянула на поджаривающиеся бочка сосисок, и в животе заурчало.
– Можно.
– Садись. – Он выдвинул ногой из-под стола табуретку.
Я села. Он снова был ровным, спокойным Томашем – человеком-манекеном с невозмутимым выражением лица, как в школе.
– Смешные тапочки, – сказала я, покрутив ногами.
– Это Дашкины. Других нет.
Сам он ходил просто в носках.
– Хорошо у вас, тепло. А у нас ужас как холодно в квартире.
Он достал из холодильника кастрюльку, высыпал из нее на сосиски макароны и накрыл большой стеклянной крышкой. Затем повернулся ко мне:
– Нам нужно как-то договориться.
– О чем?
– Что мне сделать, чтобы ты успокоилась и перестала цепляться ко мне? Я сейчас нормально спрашиваю. Просто скажи прямо. Думала, я реально поведусь на эти твои смешные подкаты?
– А ты думал, я поведусь?
Он понимающе усмехнулся:
– Хорошо. В таком случае все намного проще. Хочешь, чтобы я доказал, что не убивал Надю? Понятия не имею, зачем тебе это, но я знаю кто…
Из коридора послышался быстрый топот, и в кухню влетела совершенно здоровая Даша. Увидела меня и удивленно затормозила:
– Ой, здрасте! – потом повернулась к Томашу и, обхватив его, прижалась к животу. – Я не слышала, как ты пришел.
– Еще бы. Твой Джаст Дэнс орет на всю квартиру.
– А что, уже можно есть? – Даша заглянула под крышку.
– Дай нам минут десять. Мы договорим и поедим. – Томаш аккуратно отстранил ее от себя.
Даша с любопытством покосилась на меня:
– Все вместе?
Томаш кивнул.
– Здорово! – обрадовалась девочка. – А ты забрал документы?
– Нет пока.
– А почему?
– Все, иди. – Он подтолкнул ее к выходу. – Потом расскажу.
Многозначительно покивав, Даша с хитрым лицом прикрыла за собой дверь. Томаш выжидающе смотрел на меня, скрестив руки на груди.
– Ты сказал, что знаешь, кто это сделал, – полушепотом напомнила я.
– Я хотел сказать, что знаю, кто взял растяжку. Но мне нужны гарантии, что та запись, которая у тебя, никуда не уйдет и ты оставишь меня в покое.
Я задумалась. Какие гарантии я могла ему дать, кроме обещания, которое один раз уже не сдержала?
– Поверь, удалить ее в твоих же интересах. – Томаш неверно растолковал мое замешательство. – Тема с шантажом намного хуже и опаснее, нежели то, что на записи.
– С каким еще шантажом? – как можно беспечнее перепросила я, сообразив, что он знает про Лизину аферу.
– Надя думала на тебя, но я не верил. А ведь это шикарный мотив! Ты требовала от Нади деньги, она их не принесла, и тогда, разозлившись, ты ее убила.
– Полный бред!
Я не понимала, стоит ли объяснять, что шантажистка не я. Быть может, узнай Томаш, что запись есть еще и у Лизы, то вообще откажется что-либо рассказывать.
– У меня мотива нет, – продолжал он. – А у тебя и мотив, и время, и возможность. Я очень хорошо помню тот день.
За дверью кто-то заскребся, и показалась мордочка Даши. Бровями, ресницами, темно-каштановым цветом волос она напоминала брата. Но глаза у нее были ясные, чуть раскосые и лукавые, а черты лица острые и резкие, тогда как лицо Томаша, даже когда он смотрел убийственным взглядом, все равно оставалось мягким.
– Слава, я хочу есть. Ты обещал десять минут, а прошло четырнадцать.
– Хорошо, мой руки.
– А Микки с нами?
– Нет, извини, у меня дела. – Я поднялась.
– Ну пожалуйста, – заканючила девочка, – останься. Мы быстро кушаем.
– Оставайся, – сказал Томаш, когда Даша ускакала в ванную. – Ты же смелая.
– Нет, я пойду, но сначала давай закончим. – Я открыла телефон, отыскала нужное видео и одним движением удалила его. – Так кто забрал растяжку?