– Фил, – быстро и по-деловому ответил Томаш.
– Ты не врешь?
– Он потому и в драку полез, что я сказал, что знаю про растяжку. А вовсе не из-за тебя.
– Понятно. Может, ты еще знаешь, кто меня запер в актовом зале?
Томаш покачал головой.
Я вышла в коридор, и, пока одевалась, они с Дашей молча наблюдали за мной.
– Ты вернешься в школу? – уже выйдя за порог, спросила я.
– А можно вернуться? – удивленно выкрикнула Даша. – Слава, пожалуйста, я очень хочу!
– Я подумаю, – сказал он и закрыл за мной дверь.
Глава 10
Значит, Фил. Он, конечно, лучше всех подходил на эту роль, хотя мотивов у него, в отличие от остальных, совершенно не было.
Я вышла от Томаша взбудораженная, словно побывала под контрастным душем. Но не из-за того, что узнала. Это Томаш действовал на меня очень странно. Забравшись в теплый салон автобуса, я немедленно позвонила Филу. Попросила встретиться через пятнадцать минут возле его подъезда, он удивился, но отказываться не стал.
– Чего тебе в такую погоду дома не сидится? Меня мать на десять минут отпустила. Давай выкладывай, чего там, – кутаясь в куртку, выдал Фил сразу, как только меня увидел. На ногах у него были пластиковые шлепки, а зажженную сигарету он прятал в кулаке.
– Скажи честно, это ты забрал растяжку?
– Что? Микки, ты тю-тю? – Фил натянул капюшон мне на лоб. – Бэзил предупреждал, что ты поехала на этой теме.
Я вернула капюшон на место:
– Томаш тебя видел.
– Вот блин, – Фил недовольно сплюнул в сторону. – Нашла кому верить. Томаш из ревности тебе любую фигню наплетет.
– Почему это из ревности?
– А ты разве не знаешь, что он с Надей мутил?
– И чего?
– Чего-чего? Надя-то на меня запала, вот Томаш и злится до сих пор.
– Откуда такие фантазии?
Очень хотелось поприкалываться, но сейчас было не время.
– Ой, Микки, это же и дураку понятно. Она ведь съемку мне предложила, а не ему.
– Какую еще съемку?
Фил прикусил губу, обдумывая, не сболтнул ли лишнего, потом сообразил, что назад дороги нет, и признался:
– Короче, есть одно место – фотостудия. Надя посоветовала. Меня моделью туда взяли.
– Что за студия?
Выпустив струйку дыма, он прищурился и недвусмысленно поиграл бровями.
– Что, правда? – Я все-таки расхохоталась. – Реально? Порнуха? Фил?!
– Ты че, Микки, совсем? За кого ты меня держишь? – Его обиженное лицо рассмешило меня еще больше. – Я ж не какой-то там голодранец или приезжий, которому жрать нечего. Просто обнаженка. Чисто эстетика. Это искусство, если хочешь знать.
– И на каких же педофильских сайтах можно полюбоваться на эту эстетику?
– Блин, обязательно так все извратить? – Он недовольно ткнул меня в плечо.
– Да ладно тебе, скажи. Мы с Лизой посмотрим. Поржем над голым Филом.
– Эй! Только Лизе не вздумай болтать. Ясно? Она не знает и разозлится.
Меня окончательно разобрал смех.
– Слушай, Фил, ты вообще хоть иногда думаешь?
– Ты меня специально позвала, чтобы наезжать? У тебя критические дни?
– Я, когда к тебе шла, понятия не имела, как заставить тебя сознаться в том, что это ты взял растяжку. Но ты сам, добровольно отдал себя мне в руки.
– Да? – Фил задумчиво помолчал, потер подбородок. – Ты права, не подумал.
– Тогда просто колись, и я попробую не вспоминать про эту твою эстетику, – с трудом проговорила я сквозь смех.
– Пообещай, что не скажешь Лизе про фотки.
– Не скажу.
– Только, Микки, то, что я взял растяжку, вообще никакого отношения к Надиной смерти не имеет. Ты ведь понимаешь? Я потому и говорить не хотел, что вы все на меня сразу бы начали катить.
– Просто расскажи, что ты с ней сделал и зачем.
– Да я над Липатовым прикольнуться хотел. Всего лишь запихнул ее в рукав его куртки и все. Клянусь! – отбросив окурок, Фил развернул меня к себе за плечи. – Ты мне веришь?
– Ну, так… Пока не знаю. Липа к тому времени уже ушел из школы.
– Ничего не ушел. Куртка его висела в раздевалке.
– Где же он тогда был?
– А вот с этим уже не ко мне! – Фил расправил плечи и сунул руки в карманы спортивок. – Ты должна помириться с Лизой. Она переживает.
– Ты знаешь, из-за чего мы поругались?
– Приблизительно. Она сделала что-то, чего не должна была, и теперь сильно расстроена. Она тебя любит, Микки, будь к людям добрее.
Фил смотрел на меня с высоты своего внушительного роста:
– Меня никто не любит. По-нормальному, по-настоящему никто. Мы тусуемся, общаемся, проводим вместе время, но это ничего не значит.
– Лиза любит, – повторил Фил.
– Тот, кто любит, никогда не выдаст самый важный для тебя секрет ради собственной выгоды. Понимаешь? А того, кого любят, не предают.
Я скучала без наших с Лизой разговоров, без посиделок в торговом центре, без большой картошки фри на двоих и запаха ее духов.
– Но ты все равно ее прости. Вы же нормально дружили. Всем было удобно. А теперь постоянно под вас подстраиваться приходится. Бэзил форсит тебя, а я хочу с Лизой…
С Филом все было ясно.
Дома стояла оглушительная тишина. Телевизор не работал. С дурным предчувствием я включила свет и, не раздеваясь, быстро прошла в комнату Кощея, ожидая, как в тот раз, увидеть его лежащим на ковре. Но на полу его не обнаружила. В кровати тоже. По столу были разбросаны пустые ампулы и вскрытые упаковки от них. Пахло спиртом. В прошлый раз медики оставили то же самое. Значит, они увезли его. Но где мне теперь его искать? И жив ли он вообще?
Не обнаружив никакой записки, я отправилась к соседям. Сосед подтвердил, что Кощея увезли на «Скорой», отдал мне его ключи, потому что ему пришлось запирать нашу дверь, и объяснил, что есть какой-то общий номер, по которому можно узнать, в какую больницу отправили человека. Но лучше делать это утром, потому что ночью отвечают только дежурные, а они вечно что-нибудь путают.
Я зажгла свет во всей квартире и долго сидела на диване, не двигаясь и прислушиваясь к ноющим из-за погони за Томашем мышцам. После чего все-таки стащила с себя грязную, забрызганную одежду и, наполнив ванну, отмокала не меньше получаса. Вечер выдался насыщенный. Я узнала столько всего нового, но ясности не прибавилось. Вопросы продолжали множиться, а самый главный вопрос, на который могла ответить только я, по-прежнему оставался без ответа.
Зачем я копаюсь в этом? Какое мне дело до Нади? Ясно, что из праздного любопытства и не потому, что у Томаша были с ней отношения. Что с того, что она взъелась на меня? Разве я могла иметь к ее смерти какое-то отношение, если сейчас ничегошеньки не понимаю?
Из ванной меня вытащило громкое завывание домофона. Я была уверена, что это Бэзил, он иногда мог зайти ни с того ни с сего. Или, возможно, это Фил внезапно вспомнил новые подробности того вечера. Замотавшись полотенцем и оставляя после себя лужицы, я пошлепала босиком к двери.
– Доставка пиццы, – еле слышно произнес голос в трубке.
– Я не заказывала.
– У меня записан ваш адрес. Заказ оплачен.
– От кого заказ?
– Я не знаю. Я курьер. Пожалуйста, быстрее, у меня еще адреса на очереди.
Я растерялась. Уже половина одиннадцатого, и мне никто никогда не присылал пиццу в подарок.
– Эй, хозяйка, – снова подал голос курьер, – что делать-то?
– Поднимайтесь на шестой этаж и положите ее у квартиры.
Открыв ему подъездную дверь, я осталась возле дверного глазка. Доставщик действительно был в фирменной оранжевой куртке. Вытащил коробку из термосумки, положил на коврик и, кинув сверху какую-то бумажку, умчался. Немного выждав, я осторожно отперла замок, схватила коробку и тут же захлопнула дверь. Пицца была горячей и пахла умопомрачительно. Я раскрыла коробку прямо возле двери, взяла кусок и с жадностью его съела, за ним и второй. После чего отыскала мобильник и позвонила Бэзилу.
– Спасибо, – пробубнила я с набитым ртом.
– За что?
– Да ладно тебе. Ты единственный, кому я нужна.
– Эй, о чем вообще речь?
– О пицце, разумеется.
– Что случилось с пиццей?
– Мне ее принесли. Спасибо!
– Я не заказывал тебе пиццу.
– Ой, Бэзил, не ври. После того как я тебе поныла, что жрать нечего, ты решил меня подкармливать. Думаешь, я не заметила, как ты подсовываешь мне еду в столовой?
– Я не присылал тебе пиццу, – упрямо повторил Бэзил.
– Тогда кто?
– Откуда мне знать, кого ты там себе нашла?
Я задумалась:
– Моего деда увезли сегодня в больницу.
– Это значит, что у тебя никого нет?
– Это значит, что мне грустно, дурень.
Однако в трубке очень близко послышался женский голос, и Бэзил, скомканно попрощавшись, отключился. Я съела еще один кусок и, немного подумав, написала Томашу: «Спасибо».
Не отличаясь оригинальностью, он ответил сразу же, как будто ждал: «За что?» – «За пиццу. Ее только принесли. И она очень вкусная. Как ты узнал номер моей квартиры?» – «Это какая-то твоя новая разводка?» – «Кажется, это твоя новая разводка». – «Какую пиццу тебе принесли?» – «ДоДо». – «Тогда это точно не я». – «Ты не любишь «ДоДо»?» – «Я там не работаю». – «Ты работаешь в пиццерии? Я не знала». – «Теперь знаешь». – «И кем же ты там работаешь?»
Вместо ответа он прислал фотографию красной бейсболки с надписью «Штука-пицца». Пока я с ним переписывалась, успела съесть почти все. Кинула коробку на стол и, перебирая возможные варианты, включила чайник. У Лизы нет денег, Фил даже с Лизой делит счет пополам, Липа отправил бы пиццу Лизе, для тайных поклонников ход нелепый и глупый даже. Если, конечно, там нет никакой записки или карточки. Я покрутила коробку в поисках надписей, изучила рекламный листок, который курьер бросил сверху.
Пришло новое сообщение от Томаша: «Завтра увидимся». – «Решил вернуться?» – «Ты рада?» – «Рада, что мне не придется жить с грузом вины за твой уход из школы и проваленные ЕГЭ».
В этот момент я совершенно отчетливо услышала странный скребущий звук, доносившийся из-за входной двери. Последний кусок пиццы чуть не выпал из рук. Кинув его в коробку, я на цыпочках подкралась к дверному глазку и, посмотрев в него, тут же отпрянула, едва сдержавшись, чтобы не заорать в голос, однако, усомнившись в увиденном, тут же снова прильнула к двери. За ней стоял маленький человечек, но не ребенок. Кто-то вроде карлика. Плечи у него были широкие, а ноги коротен