Приглашать Славу к себе после всей этой милоты я стеснялась, хотя он с каждым днем напрашивался все настойчивее. Постоянное присутствие Даши сковывало нас обоих, но моя квартира подходила только для того, чтобы мерзнуть, свернувшись калачиком на диване, слушать, лежа в темноте, как гудит стройка за окном, или смотреть дорамы в полном одиночестве. В ее стенах не было света даже при включенном электричестве. И чем дольше я находилась в ней одна, тем сильнее она напоминала царство тьмы. Бардак копился, дело медленно шло к зиме.
Глава 13
Рекламный проспект пансионата для пожилых людей «Пуговицы» обнаружился субботним утром под ковром со стороны дивана, где раньше стояла кровать Яги. Скорее всего, он свалился с тумбочки, и его запинали туда еще при ее жизни.
На первой страничке проспекта счастливо держались за руки показывающие в улыбке ровные белые зубы старики. На всех остальных описывалось, какие райские блага ждут каждого пенсионера, пожелавшего провести остаток жизни в «Пуговицах». Сзади был указан адрес и телефон этого подмосковного эдема, а чуть ниже синими чернилами почерком Яги был подписано: «Лидия Михайловна».
«Пуговицы» – уж очень необычное для дома престарелых и потому запоминающееся название. Я вспомнила Надин бейдж. Зачем Яге понадобился дом престарелых? Сама она никогда туда не поехала бы. Яга ненавидела все общественные учреждения, начиная со школы и поликлиники и заканчивая музеями. Женечка утверждал, что совпадений не бывает и все, что кажется на первый взгляд случайным стечением обстоятельств, на самом деле имеет непосредственную и очень важную связь. Не придумав лучшего, я позвонила Томашу. Судя по отдаленному гулу машин и звукам улицы, он бежал с очередным заказом.
– Ты случайно не знаешь, Надя правда работала в доме престарелых?
– Работала. А тебе зачем?
– А она работала до того, как пришла в школу, или совмещала?
– До школы.
– А что она там делала?
– Микки, извини. Я уже дошел по адресу. Давай я тебе завтра расскажу. Сегодня до ночи работаю. Это же не срочно?
– Нет, конечно.
Но на самом деле срочно. Казалось, если я сейчас же не объясню себе, почему Яга и Надя оказались связаны одним домом престарелых, которых в Московской области сотни, то взорвусь от любопытства. Бэзил ответил только на второй мой звонок.
– У меня тут такое! – выпалила я в надежде сразу заинтересовать, но он не обрадовался.
– Давай потом, к нам Антон приехал.
– Но, Вася, это важно.
– Надеюсь, никто не умирает?
– Нет, но…
– Тогда потом.
– Мне нужно с кем-то поговорить.
– Помирись с Лизой.
На часах было пять, в больницу звонить не воспрещалось.
– Что тебе? – спросил Кощей, ответив на звонок. – Разбудила, зараза!
– Я нашла под ковром рекламу дома престарелых.
– Собралась сдать меня?
– Яга была против такого. Зачем ей понадобился дом престарелых?
– У меня приступ, между прочим, был. Я ничего не помню. Ты позвонила матери?
Чашка крепкого кофе натощак хоть и убивает желудок, но мозги пробуждает моментально. Все свои бумаги – счета за квартиру, рецепты, больничные, рабочие записи и блокноты – Кощей держал в двух нижних ящичках архивного шкафа. В отличие от его комнаты в них царил идеальный порядок. Все чеки по оплате подколоты скрепками и подписаны, папки датированы и пронумерованы, рабочие отчеты и выписки из дел рассортированы по пластиковым файлам. Основное, конечно, хранилось в офисе их конторы, но текучку, как Кощей это называл, он приносил и домой. Иногда мог весь свой выходной день провисеть на телефоне, обзванивая больницы или полицейские участки.
Я вытащила ящик целиком, поставила на пол и склонилась над ним. Достала все папки и бестолково перебрала одну за одной. Просто записи о каких-то людях. Имена, которые мне ничего не говорили. Места проживания, телефоны, номера банковских карт и машин, фамилии родственников, адреса почты и страничек в соцсетях, паспорта, визы, свидетельства о браке и смерти. Просто какая-то общая информация, сбором которой Кощей занимался на работе. Чтобы что-то найти, нужно понимать, что ищешь, а я совершенно терялась в догадках.
Папка, которую я искала, оказалась самой тоненькой и неприметной. Прозрачный файл – договор проживания, оформленный на имя Яги с первого марта. Насколько я помнила, Яга действительно ездила в санаторий лечиться. Но тогда ни о каком доме престарелых речи не шло. Ее не было от силы пару недель. Потом она вернулась и больше никуда не уезжала.
Вооружившись этой информацией, я предприняла новую попытку.
– Тамара Андреевна, здравствуйте! Это Маша. Вам удобно разговаривать?
– Да, я слушаю. – Голос директрисы звучал подомашнему расслабленно.
– Вы с моей бабушкой так хорошо дружили… Я сейчас разбираю ее вещи и нашла проспект дома престарелых. Вы случайно не знаете, что это могло значить? Неужели она обдумывала такой вариант? От этой мысли мне немного грустно, неужели ей было плохо с нами?
– Что ты, Машенька, – после некоторого молчания ласково проговорила Тамара Андреевна, – конечно, ей было хорошо с вами. Возможно, в поликлинике этот проспект дали. Они постоянно пытаются насильно впихнуть разную дурацкую рекламу.
– Но она же туда потом поехала.
– Куда поехала?
– В «Пуговицы» эти. Зачем? Там же, наверное, дорого…
– Я не знала.
– Помните, она в санаторий ездила?
– Санаторий помню, а дом престарелых нет. Скорее всего, это и есть объяснение. Санаторий-профилакторий на базе пансионата для пожилых людей. Она просто ездила лечиться. У нее ведь был повышенный сахар.
– Но вы же знаете, что Надежда Эдуардовна там работала? В «Пуговицах». Думаете, совпадение?
– Машенька, я уже и не помню, где Надя работала.
– Моя бабушка не любила ее, да? Это из-за дядьки Васи Степина Антона? Вы мне можете рассказать, что там на самом деле у них случилось?
– Сейчас точно не могу. – Голос ее сделался сухим. – И не думаю, что стоит ворошить прошлое. Ни Ольги Викторовны, ни Нади уже нет в живых, к чему эти разговоры?
– Но мы-то живы!
– Маша, прошу, займись своей успеваемостью. Мне неприятно это говорить, но сейчас, когда твоей бабушки нет в живых, заступаться за тебя некому.
Разговор с директрисой получился дурацкий. Она разозлилась. Я это почувствовала, но не успела уловить, в какой именно момент. Если бы мне было не семнадцать, она и не подумала бы так отфутболивать меня, попрекая успеваемостью.
Я тоже разозлилась. Ходила по квартире, как тигр в клетке, в трусах и халате нараспашку, совсем не чувствуя холода и не зная, чем себя занять, чтобы избавиться от назойливого любопытства. Пока вдруг, остановившись напротив зеркала, не заметила, как за последние месяцы уменьшилась моя грудь, а ребра стали некрасиво выпирать. Обычно люди радуются, когда худеют, но для меня это дурной знак. Очередной признак моего социального упадка. Я все ждала, что жизнь вот-вот начнется, а она лишь катилась по наклонной.
– Пожалуйста, можно мне встретиться с твоим дядькой? – елейным голосом попросила я в ответ на ворчливый отклик Бэзила.
– С ума сошла? Зачем?
– Просто поговорить.
– Знаю я твое поговорить, – пробурчал он. – Прицепишься как банный лист. Нет, нельзя.
– Если не разрешишь, я скажу твоей маме, что ты гей.
– Это что еще за фигня?
– Просто разреши зайти в гости. Я ничего плохого не сделаю. Честно! Только спрошу его про Ягу. Про Ягу можно?
– Ты же против шантажа.
– Но ты-то не против.
– У нас семейный обед.
– Я после обеда зайду. Минут на десять.
– Ты невыносимая, Микки.
– Я знаю. Спасибо. Во сколько заканчивается обед?
Когда я пришла, они только приступили к чаю, и я еще не успела разуться, как Бэзил, сунув мне в рот шоколадную зефирину, объявил Антону, что я пришла поговорить. Мы с Антоном были немного знакомы, и он просил обращаться к нему на «ты». Бэзил отвел нас в свою комнату, и они, открыв окно, стали курить в лоджии. Антон был рослым и мужественным, с красивым профилем и колким, как у Бэзила, взглядом. Неудивительно, что Надя влюбилась в него. От людей вроде Антона и Томаша за версту веет надежностью. Но, пожалуй, это единственное, что их объединяло. Одет Антон был небрежно: мятая футболка, заношенные джинсы, общался в приблатненной манере, которую так старательно копировал его племянник.
– Я хотела спросить про Надю.
Бэзил сразу дал понять, что времени у меня немного, так что терять его ради приличия на ненужные вступления не хотелось. Антон выпустил дым и поморщился.
– Сорокину?
– Ты же знаешь, что ее убили?
– И че? – откликнулся Антон довольно агрессивно. – Ко мне какие вопросы? Я свое отсидел. И больше эту падлу никогда в жизни не видел.
– Нет-нет, я просто хотела узнать, какая она была в школе. И не было ли у нее конфликта с Ольгой Викторовной?
– С директрисой, что ли?
– Ну да.
– Надя твоя – тварь последняя. И мне плевать, что она сдохла, пусть с того света слышит.
Бэзил покосился на меня, типа: «Я предупреждал», и Антон, перехватив его взгляд, немного смягчился:
– Она всегда была странная. На всю голову отбитая. Три года за мной по пятам ходила. Фотки свои с обнаженкой присылала. У меня тогда девчонок полно было, и эта Надя-чекане никаким боком мне не сдалась. А потом в одиннадцатом у меня переклинило. – Растопырив пальцы, Антон покрутил ладонью у виска. – Ну, в смысле, что я хотел с ней по-доброму. Думал, если это осчастливит ее, то почему бы не помутить с ней немного? Она же не страшная девка, задница, сиськи – все на месте. Мы с ней месяц встречались от силы. А потом я сказал ей: «Извини, подруга, гуляй». У меня просто до фига разных знакомых было, а у Нади на ревности крыша отъезжала. Истерики закатывала. То меня убить грозилась, то себя, то кого-нибудь из девчонок. В общем, послал я ее окончательно, а она побежала мамке своей шизанутой нажаловалась, они вдвоем заяву накатали. И все. Крантец! Как докажешь, что ты не верблюд? Она в полиции рыдала и синяки показывала, а я ее пальцем ни разу не тронул. Хотя, если бы знал, как потом обернется, убил бы сразу, чтоб хоть не зря срок мотать.