– Знакомое какое-то лицо.
– Мы по поводу Нади Сорокиной, которая у вас работала, – сказала я то, что было заготовлено.
– Так, – Людмила наклонила голову набок, – я слушаю.
– Ну, вы же знаете, что с ней? – произнесла я печальным голосом.
– Нет. – Женщины переглянулись.
– Она умерла.
– Ужас какой, – прошептала женщина в берете.
– Она работала у нас учительницей физкультуры, – подключилась Лиза, – и для школы это огромная потеря.
Липа усиленно закивал.
– Дело в том, что мы все, включая нашего директора, считали, что Надежда Эдуардовна одинокая женщина. Школа даже похороны оплатила. Никто ничего не знал про ее маму. А сейчас вдруг выяснилось, что она живет у вас… И наша директор, Тамара Андреевна, поручила нам навестить ее и узнать, как у нее дела, а при необходимости, возможно, даже помочь с финансированием.
Женщины смотрели на меня с интересом, Липа изумленно, а Лиза с уважением. Наболтать подобное мне ничего не стоило. Я никогда не смущалась полезного вранья или преувеличения, это было что-то вроде игры, в которой требовалось быстро соображать и легко подстраиваться под обстоятельства.
– Я сейчас уточню, здесь ли еще Лидия Михайловна, – сказала Людмила. – А то знаете, у нас люди пожилые, ситуация меняется каждый день.
– Да здесь-здесь, – проворчала та, что нас привела. – Куда ж эта ведьма денется?
– Тогда проводи ребят к ней. Пусть посмотрят, познакомятся, а я пока в бухгалтерию позвоню, узнаю, что там с оплатой.
– Она может отказаться с вами разговаривать, – предупредила сопровождающая нас женщина, пока мы шли. – У нее деменция. Бóльшую часть времени ее мозг спит, но иногда включается и что-то соображает. Вы пока ей про дочку ничего не говорите. Я сбегаю за доктором, приведу его. Пусть сам решает, в какой форме и когда рассказать об этом.
Мать Нади оказалась крепкой ширококостной женщиной с мужиковатым лицом и широкими плечами. Волосы у нее были блеклые, короткие, а подбородок сильно выступал вперед. Она сидела в высоком кресле напротив окна и не двигалась. На тумбочке возле кровати в деревянных рамках стояло несколько фотографий одного и того же мужчины и мальчика-подростка. Надиных фото среди них не было, и я засомневалась, туда ли нас привели.
– Здравствуйте, – сказала Лиза вежливо, – как поживаете?
Лидия Михайловна не пошевелилась. Я заглянула в ее отсутствующее лицо.
– Вам большой привет от Тамары Андреевны, Надиной учительницы математики. Вы же помните ее?
Ни единой эмоции.
– И от Антона большой-пребольшой привет. Ну, его вы-то точно должны помнить. Вы с Надей в тюрьму его посадили просто так.
Женщина вздрогнула и моргнула.
Лиза испуганно отшатнулась:
– Зачем такое говоришь?
– Нормально. Если она меня понимает, то, возможно, хоть как-то отреагирует, а если нет, то какая разница?
Липа, видимо, был согласен со мной, потому что ни с того ни с сего выпалил:
– Мы пришли сказать, что Надежда Эдуардовна умерла. Ее убили. И нашли за нашей школой в колодце. Она была злая и плохая женщина. И мы все ненавидели ее.
Вышло жестко. Тут даже я опешила.
Лиза быстро закрыла ему рот ладонью:
– Заткнись, идиот.
– А что такого? Моей маме на собрании про меня гадости говорить было можно, а мне ее маме нельзя? Она все равно не понимает ни фига.
И тут неожиданно Лидия Михайловна заговорила низким грудным голосом:
– Надька – стерва. Приведите мне мальчика.
От неожиданности мы дружно шарахнулись назад, спрятавшись за спинкой кресла.
– Какого мальчика? – робко спросила Лиза, прижимаясь ко мне.
– Вы знаете какого! – громогласно рявкнула Лидия Михайловна. – Я хочу на него посмотреть.
Резким движением Лиза вытолкнула к ней Липу. Задержавшись на секунду перед креслом, Липа в два скачка вернулся к нам.
– Это не он! – Лидия Михайловна почти кричала. – Я хочу видеть мальчика!
Схватив с тумбочки фотографию, я осторожно обошла кресло и помахала перед женщиной.
– Мой мальчик. – Ее лицо будто размазалось и сползло вниз. – Мой милый мальчик.
Оторвав трясущуюся руку от подлокотника, она протянула ее к фотографии.
– Самый лучший, самый чудесный мальчик.
– Это кто? – из-за моего плеча высунулась Лиза.
Женщина подняла на нее водянистые глаза, а потом снова гаркнула:
– Мне нужен мальчик! Пусть Надька приведет его.
– Надя умерла, – сказала Лиза.
– Все умерли, все, а ей хоть бы что. Кругом одна только кровь, а на ней ни пятнышка, – сокрушенно забормотала Лидия Михайловна. – Надька свое не отдаст. Скажите ей, что он мне нужен. Убийца! Я хочу забрать его с собой. Приведите его. Мы уйдем вместе, он ничего не заслужил.
В комнату заглянул молодой, но уже седоватый доктор в очках.
– Ну, что тут у нас? Как дела, Лидия Михайловна?
Женщина зажмурилась и замолчала.
– Она просит привести к ней какого-то мальчика, – пожаловалась Лиза.
Доктор покивал и поманил нас рукой:
– Давайте-ка поговорим в коридоре.
Мы, пребывая под впечатлением от увиденного, послушно вышли к нему.
– Ребята, я не очень знаю, что за история с Надеждой. И прежде чем мы будем что-то сообщать нашим постояльцам, мы должны эту информацию проверить. Но даже если то, что вы рассказываете, правда, не думаю, что Лидии Михайловне стоит знать об этом. Она и так мало что понимает, не нужно ничего усугублять. Ей осталось совсем немного.
А то, что ваша школа хочет принять участие в ее судьбе, похвально и достойно уважения, но дело в том, что оплата за ее проживание внесена полностью.
– Кем внесена? – полюбопытствовала я.
– Эту информацию мы не разглашаем. – Доктор старался говорить вежливо, но было видно, что он торопится.
– А кто у нее на фотографиях? – спросила Лиза.
– Семья ее. Муж и сын. Лет двадцать назад в аварии погибли.
– Она требует какого-то мальчика.
Доктор посмотрел на Лизу так, будто она глупая.
– Разве непонятно, что она не в себе?
– А вы тут давно работаете? – Мне хотелось выяснить хотя бы что-то.
– Лет шесть.
– А с Надеждой Эдуардовной вы были знакомы?
Он пожал плечами.
– Здесь все сотрудники знакомы друг с другом.
– Ну и как?
– Что как?
– Каким она была сотрудником?
– Нормальным.
– А пациентов вы всех здесь знаете?
– Постояльцев, – поправил он. – Тех, кто долго живет, знаю.
– А Ольгу Викторовну Королеву случайно не помните?
– Нет. – С тяжелым вздохом, показывая, что устал от моих вопросов, он покачал головой.
– А у Надежды Эдуардовны здесь были друзья? Подруги?
– Послушайте, девушка, я прервал обход. Спросите у Людмилы. Она должна знать.
Пока я все это спрашивала, Лиза за спиной доктора корчила мне рожи, а как только он меня осадил, скороговоркой выпалила:
– А где у вас туалет?
Лиза как угорелая помчалась на первый этаж. Липа за ней. Я медленно побрела по длинному коридору со множеством дверей. Спонтанная затея с поездкой была глупой, результат оказался таким же. Однако Надина мама существовала, и я планировала выложить эту новость Тамаре Андреевне лично, чтобы посмотреть на ее лицо, когда она об этом услышит. А еще стало понятно, что мать Надю не очень-то любила. Может, поэтому та предпочитала, чтобы все считали ее одинокой? Хотя Томашу-то она об этом рассказала. Интересно, знал ли он о погибших отце и брате Нади?
Но Яга, пожив здесь, наверняка должна была знать о существовании Лидии Михайловны. А если знала, то почему не рассказала директрисе?
Внезапно я услышала странный звук. Довольно громкий, чтобы его не слышать, но в то же время слабый и жалостливый, будто тому, кто его издает, срочно необходима помощь. Звук шел из-за приоткрытой двери. Я заглянула. Комната была точно такой же, как у Лидии Михайловны, только вместо одной кровати здесь стояли две. Возле окна на инвалидном кресле сидел благородного вида чуть лысоватый старичок, а на полу посреди комнаты лицом вниз лежал маленький сухой дедок в синей клетчатой пижаме. Пальцы его скребли ковер, плечи вздрагивали, именно от него и исходили душераздирающие стенания. Я бросилась к нему и попыталась поднять, но дедок внезапно прекратил стонать, поднял голову и спокойно посмотрел на меня.
– Ты кто? – Голос у него был скрипучий.
Старичок в кресле тоже смотрел с удивлением. Я поспешно встала.
– Мне показалось, что вам плохо. Хотите, я кого-нибудь из персонала позову?
– Из персонала, – раздраженно передразнил дедок, – сдался мне твой персонал.
Поднявшись на четвереньки, он требовательно протянул руку, чтобы я помогла ему встать.
Шаркая, на полусогнутых ногах он доковылял до кровати и упал уже на нее.
– Простите! – Тот, кто сидел у окна, не обращая внимания на страдания соседа, развернул кресло в мою сторону. – Вы ведь не сотрудница «Пуговиц»?
– Нет.
– Но где-то мы с вами уже встречались. – Старичок подъехал ко мне, пристально вглядываясь в лицо. Глаза его блестели, как у молодого, а пальцы были страшные – крючковатые, с распухшими суставами.
– Вряд ли! – Я отступила назад.
– Не спорьте, – отрезал он убежденно. – Вы любите виноград? Возьмите на холодильнике там, за дверью.
– Не нужно, спасибо, я пойду. Меня друзья ждут.
– Передавайте бабушке привет, – бросил он мне в спину, прежде чем я успела скрыться за дверью.
Я резко остановилась.
– Вы знакомы с моей бабушкой?
– Ольга Викторовна, так ведь?
– Да.
Я вернулась.
– Да неужели! – Стонущий дедок с интересом перевернулся на бок. – Оленька решила вернуться к нам?
– Она умерла летом.
Оба старика уставились на меня.
– Она же была совсем молодая и здоровая, – печально произнес колясочник.
– Ей семьдесят два было.
– Я и говорю, молодая.
– Машина сбила.
– Прими мои искренние соболезнования! – Он подъехал и тепло пожал мне руку. – Такая замечательная женщина была.