– Вася со мной домой уходил. Он что, вернулся?
– Да нет. Это до того, как вы ушли, было. Я еще про зеркало не знал. Но все шло к тому. Я же объясняю тебе про трещину. Даже колеса эти.
– Какие еще колеса?
– Про которые Вася говорил. На машине Надежды Эдуардовны. Он их проткнуть собирался.
– Что-о-о? – Я снова вцепилась в его руку, на этот раз, чтобы не свалиться от удивления. – Бэзил хотел проткнуть физручке колеса?
– Ну да. Он с кем-то об этом по телефону говорил.
– Офигеть. И чего? Проткнул?
– Откуда мне знать! – Женечка пожал плечами. – Может, и не успел. Надежда Эдуардовна через несколько минут в ту же сторону пошла. Кстати, если бы она не переписывалась в телефоне, то тоже могла меня видеть.
– Что же ты мне раньше не сказал?!
– Микки, ты не спрашивала.
– Это же самое главное!
– Мы разговаривали про дестрой. Я думал, тебя интересует он, а не кто куда пошел и с кем разговаривал.
– Ладно-ладно, извини! – Я потрясла его руку. – Я не хотела тебя обидеть. Просто это важно. Это очень важно. Так мы сможем понять, кто весь этот дестрой устроил. Скажи, пожалуйста, что ты еще видел или, может быть, слышал?
– Больше ничего не видел. – Женечка хмурился.
Ему тяжело схватывать суть происходящего.
– Надя же могла застукать Бэзила, когда он прокалывал ей колеса! Она была ужасно злая, просто бешеная. – Я снова вспомнила ее полыхающее ненавистью лицо. – И Бэзил был злой. Она могла увидеть его и схватить. И они подрались. Получается, Бэзил мог случайно ее убить.
Женечка испуганно вздрогнул:
– Я не знаю. Я ничего не знаю. Я про такое думать боюсь. Это очень страшное слово – «убить».
– Ты не смог бы никого убить? – спросила я машинально, одновременно прикидывая, стоит ли позвонить и заявиться к Бэзилу прямо сейчас или лучше дождаться вечера и завалиться к ним на вечеринку. – Даже сущность?
– Что ты такое говоришь? – негодующе возмутился Женечка. – Убийство – это и есть дестрой! Никого нельзя убивать, ни одно живое существо, даже сущность.
То, как он задергался и покраснел, насмешило.
– А убийство таракана – это тоже дестрой?
– Тараканы разносят заразу, от которой люди могут заболеть и потом умереть.
– То есть их можно?
– Только чтобы остановить еще больший дестрой.
– Значит, все-таки иногда убийство оправданно?
– Микки, хватит! Ты меня путаешь. А когда я путаюсь, у меня начинает болеть голова.
– Ну а вот если бы тебя мама попросила? Ради мамы ты бы мог кого-нибудь убить? Кого-нибудь плохого, чтобы остановить еще больший дестрой?
– Замолчи! – Женечка нервно отскочил от меня. – Я не хочу это слышать. И говорить про это не хочу. Если ты не прекратишь, больше я помогать тебе не буду. Никогда!
В очередной раз извинившись, я торопливо с ним попрощалась и, едва отойдя от школы, тут же позвонила Бэзилу:
– Приглашение на костюмированную вечеринку еще в силе?
– Неужели ты передумала?
– А ты там будешь?
– Мы с Филом чуть позже подойдем, но можешь пойти с Лизой. Она знает, где это.
Глава 18
Раньше я мечтала жить одна. Навсегда избавиться от общества Яги и Кощея. Освободиться от вечного принуждения и почувствовать себя свободной. Исполнение этой мечты казалось призрачным, далеким и представлялось главной целью моего довольно туманного будущего. Однако на поверку вкус этой свободы оказался совсем иным. В нем не было упоительной сладости или легкости, а заветное исполнение мечты, пусть даже на недолгий срок, не принесло ни радости, ни счастья. Быть может, виной тому погода, хроническая простуда или закрутившаяся неразбериха с физручкой. Но, вместо того чтобы наслаждаться одиночеством, я под воображаемые злобные окрики Яги: «Вынеси мусор, бездельница», «Погладь хотя бы белье», «Кто на тебе криворукой такой женится?» – неприкаянно бродила по квартире в ожидании вечера. Сообщение от Даши пришло как раз в тот момент, когда я наконец уговорила себя достать гладильную доску.
«Привет. Как дела?» – «Все хорошо. А как у тебя?» – «Я немного грущу». – «Что-то случилось?» – «Почему обязательно должно что-то случиться? Просто я боюсь, что вы со Славой не помиритесь, и мне от этого очень грустно». – «Мы с ним не ссорились». – «Я все знаю. Он рассказал тебе про нас, и теперь ты ему не пишешь и не разговариваешь. Это значит, что ты больше не хочешь с ним дружить». – «Я пока еще не знаю, что написать». – «Напиши, что любишь его». – «Это будет глупо». – «Ну, хотя бы притворись. Пожалуйста, ради меня!» – «А тебе это зачем?» – «Ты не знаешь, как Слава переживает и думает, что все испортил. Но мы же не виноваты, что все так получилось. Ты считаешь, что мы плохие. Но мы ничего плохого не делали». – «Я так не считаю». – «Тогда напиши ему». – «А можно не сегодня?» – «Но почему? Чего ты боишься?» – «Я боюсь дестроя. Знаешь, что это? Это когда все вокруг перепутывается и разрушается. И если вовремя не навести порядок, можно совсем пропасть». – «Это хорошо. А то я решила, что ты боишься Нади». – «Надя мне, к счастью, уже ничего не сделает». – «Надеюсь. Я ее просила не трогать тебя, но она иногда обманывает». – «Ну, теперь-то уже точно все позади». – «Не точно». – «Слава мне не все рассказал?» – «Слава про это не знает. Только я». – «А мне расскажешь?» – «Нет». – «Почему?» – «Тогда ты испугаешься и не станешь ему писать». – «Слышала поговорку: «Кто предупрежден, тот вооружен»?» – «Хорошо. Я скажу. Только пообещай, что напишешь ему, что любишь?» – «Это нечестно». – «Мой секрет того стоит». – «Маленькая шантажистка! Ладно, обещаю». – «Клянешься?» – «Клянусь». – «Надя иногда мне пишет. Спрашивает, как у нас дела». «Как пишет?! Она не может ничего писать». – «Ну вот так. С того света пишет. Но Слава об этом не знает. Только не вздумай проговориться!» – «Все ясно. Забираю свою клятву назад». – «Почему? Ты мне не веришь?» – «Прости, не могу тебе отвечать – ко мне кто-то пришел».
Конечно же, ко мне никто не пришел, но поддерживать Дашину игру я не хотела. Более того, девочка меня сильно разозлила. Быть может, в свое время она была привязана к Наде и даже любила ее, но я потратила четыре дня, чтобы немного успокоиться после того, как побывала у них в гостях. От одного Надиного имени у меня готовы были вот-вот появиться тремор, нервный тик и чесотка. Казалось, будто я села на санки и покатилась с ледяной горки. И чем дальше, тем сильнее несло. Я еще не разобралась с Ягой, Кощеем и Тамарой Андреевной, как внезапно всплыла история Томаша, но, стоило в нее погрузиться, и тут же выяснились новые подробности того злосчастного вечера с участием Женечки и Бэзила. И теперь все вернулось к первоначальной точке отсчета, когда виноватым мог оказаться любой, только увлекательным это больше не казалось.
С Лизой мы встретились возле ТЦ. На ней был венок из синих искусственных цветов и длинное узкое белое платье, напоминающее свадебное, в котором ее двенадцатилетняя сестра в прошлом году выступала на школьном празднике весны. Лиза в нем еле дышала. Лицо ее покрывал толстенный слой белого грима, кончики широких подрисованных бровей трагично были вздернуты к переносице, глаза обведены черными кругами, а накладные ресницы топорщились в разные стороны.
– Я труп невесты, – пояснила она. – А ты почему без костюма?
– Я в костюме.
– Да? – Лиза критически меня оглядела. – Что-то незаметно. И кто же ты?
– Я труп физручки.
– Правда? – Она осуждающе закатила глаза. – А выглядишь, как Машка Иванова из одиннадцатого «Б».
– Ну и фиг. Я не развлекаться иду, а по делу.
– Одно другому не мешает. Сейчас мы из тебя шикарный труп сделаем. – Лиза порылась в сумочке, достала плашку с гримом и, не спрашивая моего разрешения, принялась намазывать мне лоб и щеки белой замазкой. Двумя пальцами размазала тушь под глазами, взбила руками волосы и отошла назад, чтобы полюбоваться результатом.
– Ужас, – с чувством резюмировала она, – еще бы одежду как-то подправить.
– Одежду не нужно. Мне она еще пригодится. Главное, чтобы в квартиру пустили.
По дороге мы прихватили Липу. Вообще-то его не приглашали, но Лиза, устав от его нытья, согласилась попробовать его «провести». Липа нарядился в сумасшедшего профессора. Он был в белом халате, вылезающем из-под куртки, и очках в толстой оправе, а нагеленные волосы торчали во все стороны, будто от удара молнии. Прохожие косились на нас, как на беглецов из дурдома.
Ребят, к которым шли, мы не знали. Это были друзья Кукушкина, нашего бывшего одноклассника. Кукушкин поступил в инженерный колледж, и Фил с Бэзилом с ним иногда общались. Тусовка оказалась многолюдной, квартира – огромной: студия в жилищном комплексе, где подъезд с вахтером, лифт с музыкой, на площадке каждого этажа – горшки с цветами и выход на балкон. Там уже кто-то курил, поэтому дверь в квартиру, куда мы шли, оказалась открыта.
Большинство гостей между собой знакомы не были. Разбились на группки по всей квартире и переходили от одной к другой, болтая, выясняя, кто откуда, обмениваясь контактами в соцсетях и фотографируясь вместе. Многие были старше нас. Студенты колледжей и универов. Громко играла музыка, и каждый старался ее перекричать. Да и нарядились далеко не все, так что Лиза зря переживала насчет меня. Впрочем, чтобы просто повеселиться, сгодился бы любой повод. Я многое отдала бы, лишь бы забыть обо всем хоть на вечер. Посмеяться, расслабиться, потанцевать, натворить глупостей и на следующий день вместе со всеми в школе весело их вспоминать, познакомиться с новыми людьми, расспросить, каково это – учиться в универе, сыграть с ними в какую-нибудь игру вроде «Ассоциации» или «Правда или действия». Наделать побольше фоток с мумией, Халком, летучей мышью и всеми остальными, кого я еще не успела разглядеть. Но мне предстоял неприятный разговор с Бэзилом, который, по словам Лизы, должен был подойти через полчаса, и с этой тяжелой мыслью я отправилась одна бродить по квартире. Лиза, как только мы пришли, заперлась в ванной, чтобы расстегнуть платье и немного подышать, а Липа остался караулить ее возле двери.