– А может, это ты? – бросила ему я с вызовом. – Ты хотел меня грохнуть! Или вы оба.
– Может, и мы. – Бэзил вдруг перестал смеяться. – А что, если мы тебя прямо сейчас скинем?
Он вроде бы и пошутил, но Фил как будто только этого и ждал. Резко приподнял меня сзади под мышки. Бэзил схватился за ноги.
– Хватит! – Я попробовала брыкнуть его. – Сейчас не по приколу. Поставьте меня. Отпустите! Пожалуйста, Вася. Я прошу. Ладно. Никто не виноват. Только поставьте. Здесь очень узкое место, вы можете меня по-настоящему уронить.
– А мы и уроним по-настоящему, – крепко сжимая мои плечи, заверил Фил. Хватка у него была жесткая, до синяков, и чем больше я дергалась, тем больнее становилось. – Так, чтобы наверняка, потому что ты осточертела уже всем.
– Вася, я тебе тоже осточертела? – Мне было больно и обидно. – Ты обещал меня защитить.
– Я хотел тебя защитить, но ты выбрала Томаша. Так что пусть все думают, что это сделал он.
И вместо того чтобы отпустить, они, подойдя к самому краю, на полном серьезе принялись меня раскачивать. Сердце сжалось, я завопила. Очень громко, что было силы. Эхо моего истошного вопля прокатилось между коробками домов и долетело до самых последних этажей. Я болталась между ними, как тряпичная кукла. Ухватив меня спереди за куртку, Бэзил дернул на себя. Встав на ноги, я почувствовала такую слабость и опустошение, что чуть сама не улетела в яму.
– Вот так будет с каждым, – произнес Фил, посмеиваясь.
Отпихнув Бэзила, я попробовала отойти, но он удержал меня за капюшон.
– Целоваться не будем? А то я уже завелся.
– Пошли вы оба к черту! – Я ударила его по руке.
Тогда он взял и толкнул меня к Филу. Фил оттолкнул обратно. Они снова засмеялись, и чем больше я паниковала, тем веселее им становилось. Никогда раньше никто из них себя так не вел. С Липой или с мелкими пацанами из младших классов могли легко, но чтобы со мной…
– Я ничего вам не сделала, – закричала я Бэзилу уже через слезы. – Я никого не обвиняла!
Фил остановился первым и, придерживая меня за шиворот, сказал прямо в лицо:
– Это за то, что вы замутили шалавское свидание. Ясно?
– Я тебя предупреждал, – шепнул Бэзил мне на ухо, – но ты же никого не слушаешь.
Потом они просто развернулись и ушли.
Глава 22
После случившегося я лежала, накрывшись с головой одеялом, и невидящим взглядом пробегалась по новостной ленте. Напугать парни меня не напугали, но издевка сделала свое дело. Я находилась в шаге от того, чтобы помириться с Бэзилом, и он сам этого хотел, однако, выпендриваясь перед Филом, предпочел пойти на поводу у непомерного гонора и понтов. Фил же просто вел себя как козел. Лиза приняла правильное решение – бросить его. Чем он там в этой студии занимался, непонятно, и еще имел наглость психовать из-за ее свидания.
А Томаш… Неужели он соврал про работу? Но зачем? И почему, если и был поблизости, не зашел? Или это Бэзил соврал? Растерявшись, я так и не спросила, что делал Слава в ТЦ.
Стояла уже глубокая ночь, и вряд ли он прочтет мое послание до утра, но мне необходимо было высказаться.
«Я все знаю. Ни на какой работе ты не был. Тебя видели в ТЦ в то же время, когда кто-то толкнул Лизу в строительную яму у нас во дворе. Прикольное совпадение, да?» Отправила и через десять минут удалила. На самом деле я написала это просто так, без каких-либо отчетливых подозрений. Просто позавчера были угрозы, сегодня – Лиза. Томаш велел не думать, и я старалась. Очень старалась, но как теперь не думать? На такой поступок был способен только тот, кто имел отношение к смерти Нади и почувствовал, что я что-то про него узнала, а круг моих подозреваемых был не так уж велик: Фил, Бэзил, Тамара Андреевна, Женечка, Липа, Томаш. Или кто-то таинственный и неизвестный, о ком я не догадываюсь, но он знает меня настолько, чтобы писать угрозы и воплощать их, не опасаясь разоблачения. Впрочем, Фил, скорее всего, отличил бы Лизу от меня, пусть и в другой куртке, Бэзил тоже. А может, Лиза видела того, кто ее столкнул? Уроки снова остались несделанными, и с каким-то мазохистским упоением я представила, как директриса погонит меня из школы.
«Ну, как там твоя подруга-динамщица? Нашлась?» – сообщение пришло в половине третьего, словно послание из иного мира. Совсем неподходящие время и ситуация для беспечной переписки. Но то, что Леша решил поинтересоваться Лизой, показалось мне довольно милым. «Она в больнице. Несчастный случай». – «Вот это да! Ноготь сломала?» – «Упала в строительную яму. Сотрясение мозга и ногу арматурой пропорола». – «Зачем ты эти ужасы на ночь рассказываешь? Я теперь спать не буду». – «Тогда пока». – «Нет, погоди. И чего теперь? Когда она вернется из больницы?» – «Может, через неделю, а может, через две». – «Это что, мне две недели просто так ждать?» – «Не хочешь, не жди. Можешь съездить к ней проведать». Написав последнюю фразу, я быстро ее удалила, сообразив, что Лиза убьет меня, если вдруг, не дай бог, этот парень увидит ее на больничной койке. «Давай тогда ты со мной встретишься, пока она не вернется? Мне же нужна моральная компенсация».
Как ни странно, но его беспечная наглость забавляла. «Компенсация чего?» – «Я ждал ее час!» – «Это форс-мажор. Человек в больнице». – «А может, все это фигня насчет больницы? Разводка? И твоя подруга просто испугалась? Или ты и есть она?» – «Не может. Я – это я. А Лиза – это Лиза. Ты что, профиль не смотрел? Мы много где вместе». – «Да, смотрел, смотрел. Хорошенькие кошечки. А давайте втроем встретимся?»
Отвечать я не стала, но эта переписка неожиданно развеселила, и, все еще посмеиваясь над объектом Лизиного обожания, я почти провалилась в сон, как вдруг звук в коридоре заставил резко открыть глаза. Сомнений не было: кто-то открывал ключами входную дверь.
В жизни часто такое бывает, что по прошествии какой-либо странной, страшной или непредсказуемой ситуации мы снова и снова возвращаемся к ней, проигрывая в голове и пытаясь объяснить себе, почему поступили именно так, а не иначе, однако, как правило, объяснений этому так и не находим. В тот момент я не думала ни о чем, даже предположений не строила. После всех дневных треволнений я попросту подскочила, сунула ноги в тапки и, до того как дверь успела открыться, вылетела на балкон, сообразив прихватить с собой одеяло, но совершенно не подумав о том, чтобы взять мобильник.
Щиколотки мгновенно обожгло морозом, но сердце колотилось как бешеное, и к голове приливал жар. В узкую щелку между шторами через балконное стекло я усиленно вглядывалась в темноту комнаты. Но ничего не видела. Я решила, что если тот, кто пришел, обнаружит меня, а это не так трудно сделать, то заору так, что разбужу весь квартал. Вцеплюсь в перила, и пусть он убивает меня прямо на балконе.
Однако время шло, пальцы на ногах одеревенели, под одеяло пробрался мороз, жар отступил, и я начала успокаиваться, объясняя себе, что, вероятно, этот звук мне послышался. Я засыпала, и он мог попросту присниться. Осторожно приоткрыла дверь. Зубы стучали, подбородок дрожал. Скрюченные пальцы едва удерживали одеяло на плечах. В темной комнате никого не было. Я тут же бросилась к включателю и зажгла верхний свет. Осторожно заглянула в комнату Кощея, потом на кухню. Проверила туалет и ванную. Нигде и ничего не говорило о присутствии посторонних. Я выбралась в коридор, подергала дверную ручку, и входная дверь с легкостью отворилась. Значит, мне не послышалось, дверь действительно отперли. Только обнаружив это, я повернулась к зеркалу и с ужасом шарахнулась от него. На нем в лучших традициях жанра было написано красной губной помадой: «Не заткнешься – убью». Я заперла дверь и еще раз на всякий случай обошла квартиру. О сне речи не шло. Я нашла в шкафчике у Кощея начатую бутылку коньяка и, настороженно прислушиваясь к каждому звуку, всю оставшуюся ночь пила его, закусывая ржаными хлебцами. А когда прозвонил будильник, добросовестно собралась и в зомби-режиме доковыляла до школы.
На биологии включили фильм о биоценозе. Биологичка часто так делала. И все занимались своими делами. Кто-то скатывал домашку, кто-то переписывался или редачил фотки, кто-то спал. Сама же она, судя по выражению лица, читала в своем планшете нечто более увлекательное, нежели биоценоз.
Сначала Томаш пытался разговаривать, выясняя, что со мной. И по-хорошему спрашивал, и по-плохому. Ругался, что я опять ничего не сделала, заманчиво зазывал к себе после школы, потом сдался, оставив в покое. И я уснула. Крепко, по-настоящему провалившись в глубокий-глубокий сон. Мне снилась какая-то белиберда. Лиза, Липа, Даша, Фил, Бэзил, Надя и даже какие-то старики из «Пуговиц». Они по очереди разбегались и прыгали в строительную яму. Все попрыгали. Остался один Томаш. Стоит на краю и смотрит вниз. Я спрашиваю его: «Ты почему не прыгнул?» А он отвечает: «Зачем? Это же я их туда всех скинул». Я проснулась от того, что он приподнял меня вместе со стулом и держал на весу. Уже прозвенел звонок с урока, и все выходили из класса.
– Ты что делаешь? – встрепенулась я, чуть не свалившись на пол.
– Хочу тебя перенести, чтобы на русском доспала.
– Спасибо. Уже выспалась.
Он опустил стул:
– Что-то случилось?
– А ты не знаешь?
– Понятия не имею.
– Где ты вчера был после школы?
Я чувствовала себя пьяной.
Томаш задумчиво промолчал.
– Ты мне сказал, что работаешь, но это не так.
– Я не говорил, что работаю, просто сказал, что у меня дела.
– Нет, ты сказал, что работаешь.
– Это ты так подумала, но я не говорил.
– И что же это были за такие важные дела, о которых ты не мог мне сказать и наврал про работу?
– В отличие от тебя я не врал, а ты услышала, что хотела. Как обычно!
– В отличие от меня?
– Я знаю, что ты до ночи сидела в торговом центре со Степиным и Красновым. А мне написала, что дома в кровати.
До конца занятий мы не разговаривали. Я успела многое обдумать и принять все еще пьяное, сумасшедшее, но кардинальное решение. Написала Славе, что приготовила сюрприз и буду ждать его после школы на автобусной остановке. Так было нужно, чтобы он не раскрыл моего плана. Мы сели в автобус, который не шел до дома Томаша. Он удивился, но я ответила, что все правильно. Мы прошли в конец салона. Там укачивало, но было тепло. Уже темнело.