– Подождите! – кинулась я за ней, но блондинка остановила меня.
– Я Наташа. И со мной можно на «ты».
– Ладно. – К тому, что все здесь ведут себя и разговаривают странно, я уже начала привыкать. – У вас есть телефон? Мой остался в куртке, а она у моего друга, которого мы ищем.
Я решила, что пора уже связаться с кем-нибудь адекватным и попросить помощи.
– Конечно! – Она ласково, но вместе с тем твердо обняла меня за плечи и вывела из комнаты.
Миновав еще один коридор, мы пришли к очередной двери, и в какой-то момент мне показалось, будто это какой-то сюрреалистический сон, где я так и буду ходить от двери к двери, пока не проснусь. Однако «проснулась» я сразу же, как только мы оказались за этой дверью и попали в большой зал, в котором было довольно много людей. Не инвалидов и стариков, как внизу, а обычных, разновозрастных. Они сидели на диванах, за столиками в центре, кто-то смотрел подвесной телевизор со звуком.
– Не бойся, – сказала Наташа. – Сегодня просто день такой суетной. Вот сюда. – Она широким жестом указала на очередной коридор, где снова одна за другой шли двери наподобие гостиничных.
Возле двери с номером 48 она остановилась и повернула ручку, пропуская меня вперед. Я вошла. Обстановка очень напоминала комнату Лидии Михайловны, Марго и другие, в которых я здесь побывала. На полуторной кровати лежала стопка чистого белья.
– Ну как? – спросила Наташа.
– Что как? – Я достаточно разозлилась, чтобы вежливость отошла на второй план. – Вы мне обещали телефон.
– Да-да, я помню. Вот он. – Она указала на черный дисковый аппарат, стоящий на тумбочке.
Я с сомнением сняла трубку и уже собиралась спросить, как им пользоваться, как вдруг поняла, что в трубке нет гудков.
– Кажется, он не работает.
– Ага, – подтвердила Наташа, – они тут все не работают.
– Зачем же мы сюда шли?
– Ты попросила телефон.
– Потому что мне нужно позвонить. – Я почти кричала.
– Извини, это всего лишь шутка. У нас звонить можно только по заявкам за день. Я приму твою на рассмотрение.
Я попыталась ее обойти, но она преградила дорогу.
– Не нужно истерик. Ты теперь здесь. Будешь вести себя хорошо – сэкономишь нервы и наше время.
– Вы мне можете объяснить, что происходит?
– Я все объясню, когда появится полная ясность. Сейчас я лишь выполняю свою работу. Точно могу сказать только то, что твоей жизни ничего не угрожает и что скоро ужин.
– Пожалуйста, отпустите меня. – Я старалась говорить ровно, но голос дрожал. – Мои знакомые знают, куда я поехала и где меня искать.
– Это очень хорошо, – кивнула она. – Рада за них и за тебя тоже. Мне кажется, мы подружимся. Ты мне нравишься.
– А вы мне нет.
– Первое впечатление часто обманчиво.
– Значит, я типа в плену?
– Сейчас прими душ, переоденься, поспи и отдохни.
– Переодеться? – Я еле улавливала смысл ее слов.
– Вещи найдешь в шкафу. Там все. Отдыхай.
Наташа вышла, в двери что-то щелкнуло, и стало ясно, что меня заперли. Настоящая паника еще окончательно не сформировалась, я просто никак не могла осознать, что происходит. Раскрыв дверцы шкафа, я увидела черную спортивную сумку, в точности такую же, как у меня, расстегнула молнию и обомлела: внутри лежали мои вещи.
Глава 27
По-прежнему ничего не соображая, я вытряхнула содержимое сумки на кровать. Серые джинсы скинни, пушистый бежевый свитер с высоким горлом, теплая клетчатая пижама, толстовка, две футболки, нижнее белье, носки, косметичка, заколки, бумажные платки, зубная щетка и даже несколько учебников. Кто-то очень постарался, собирая меня. И он отлично знал, где у меня что лежит, отыскал даже вязаную шапку с шарфом, которые я не носила уже года два. Я недоуменно застыла, глядя на вещи. В кино в таких случаях у людей обычно начинается истерика, они бьются в двери с криками «Выпустите меня!» или рыдают. У меня же случился ступор. Я стояла, уставившись на свое барахло, бесконечно долго. В голове ни единой мысли – абсолютная пустота, словно компьютер, перегруженный многозадачностью, внезапно выдал «синий экран». И лишь когда процессор перезагрузился, я постепенно отвисла и присела на край кровати. Должно быть, это место для принудительного лечения, и, скорее всего, психических заболеваний. Судя по всему, Кощей посчитал, что у меня съехала крыша. Однако его-то я с этим почти не доставала, только просила узнать, кто на самом деле в колодце.
Да, мы поругались, но, если бы за каждый семейный скандал людей отправляли в психушку, весь мир превратился бы сумасшедший дом. И потом, Кощей был болен, а я хоть как-то, но все же помогала ему. Ходила в магазин, готовила еду, и в обычные дни мы довольно сносно общались. Было ли еще что-то, о чем я не знала и не догадывалась? Возможно, он искал в этом выгоду? Кто-то предложил ему за меня огромный выкуп или он решил сдать меня на органы?
В моем положении подходил любой, пусть и ужасный, но объяснимый вариант. И все же я отправилась в «Пуговицы» не из-за Кощея, а по просьбе Тамары Андреевны. Выходит, директриса тоже в теме. Скорее всего, именно она это и организовала. Она знала про «Пуговицы», имела здесь контакты и эту внезапную поездку на похороны тоже придумала нарочно.
«Только ничего не бойся», – сказал Женечка, когда я уходила. Он был в курсе, что меня здесь оставят. Не я сопровождала его, а Женечка привез меня сюда. Чем же я помешала Тамаре? Тем, что узнала про незаконное усыновление? Но теперь, когда Лидия Михайловна и Надя мертвы, какое это имело значение? Даже разболтай я кому-нибудь об этом, доказательств у меня нет. И ни у кого не было, при всем желании я не смогла бы воспользоваться этой информацией.
В последний раз мы поругались с Кощеем из-за моего звонка в полицию и просьбы узнать, жива ли Надя. Он разозлился. Говорил, чтобы не лезла. Но я пригрозила, что схожу в отделение, и лишь тогда он пообещал что-то сделать. Поразительно. Раньше мне подобное и в голову не приходило. Я успела заподозрить кого только можно. О Кощее я тоже думала, но совсем не то, что надо.
Тамара сказала, что опознание провели по-быстрому, и, хотя у полицейских оставались сомнения, Надю быстренько похоронили. И все! Тишина. Никакого расследования, расспросов, поисков. «Дело давнее, – сказала Тамара Андреевна. – Никому не нужное. Надя одинокая, никто не задаст вопросов».
Я вдруг совершенно отчетливо поняла, почему дело свернули и убрали в долгий ящик. Кто-то явно поспособствовал. Кто-то, кому это расследование не нужно. Тот, кто не хотел, чтобы что-то выяснилось. Кто имел доступ, возможность и связи. Пытался ли этот кто-то скрыть, что похоронена не Надя, или его цель – утаить обстоятельства ее смерти, я пока не понимала, но то, что без участия Кощея здесь не обошлось, теперь казалось очевидным.
Тамара Андреевна и Кощей. Шикарный тандем. Лучше не придумаешь.
Новая вспышка озарения заставила подняться и начать ходить от двери до окна, попутно разминая одеревеневшие ноги. Бэзил говорил, что Антона подставили, подложили улики – пуговицы, которых поначалу и в помине не было. Получается, Кощей уже тогда помогал Тамаре и Яге, опасаясь, что Надя раскроет их аферу с подделкой документов. Он был в курсе всего, что неудивительно – с Ягой иначе и быть не могло: все вокруг «работали» только на нее.
Но если не месть за Ягу, то что могло подтолкнуть Кощея к убийству? Представить, что это сделала Тамара, я не могла. В этом месте случился затык. Чтобы все окончательно сложилось, нужно точно узнать, жива ли Надя, потому что убивать Светку Кощей не стал бы. Хотя теперь я ни в чем не была уверена. Кроме того, смущало, что Кощей, опытный следак, додумался спрятать труп прямо рядом со школой.
Что такого в переписке Даши, отчего Томаш запаниковал? Что знал Липа? Или же они все причастны к этому? Или я на самом деле схожу с ума? Томаш намекал мне на это, а Бэзил сказал прямым текстом. И Лиза, и Фил высказывались в том же ключе. А если они замечали нечто, что я отказывалась принимать? Сам человек никогда не знает, что он сходит с ума.
Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что не слышала, как в комнате появилась Наташа с подносом в руках.
– Как у нас дела?
– Все хорошо, – машинально ответила я.
– Точно? – Она передала мне поднос – Ты немного успокоилась?
– Если вы не планируете меня убивать, то все хорошо. – Я старалась говорить как можно спокойнее. – Рада, что завтра в школу можно не ходить. У нас лаба по химии, а я ее ненавижу. Я вообще здесь надолго?
– Этого я не знаю! – Наташа казалась искренней. – Честно не знаю. Но думаю, что скоро все выяснится. Не захочешь, можешь вообще никуда не ходить. Некоторые иногда неделями в кровати лежат. Не страшно. Лежи, сколько пожелаешь. У нас не тюрьма.
– А что у вас?
– Пансионат закрытого типа.
Я отчаянно старалась сохранять присутствие духа.
– Разве у вас здесь не старики и инвалиды?
– В нашем отделении возраст не имеет значения.
– А что это за отделение?
– Ты ешь, остынет. Все остальное попозже. Я к тебе вечером забегу. Если что-то срочное, зови девочек, там есть кнопка вызова. – Она махнула рукой в сторону кровати и ушла.
Жареная картошка действительно была вкусная, а котлеты – сплошной хлеб.
Интересно, заметит ли Томаш, что меня нет? Как быстро поймет? На отсутствие Липы мы не обращали внимания две недели. И если Слава все еще обижается, то ему может и не быть до меня никакого дела. А если все же забеспокоится, что предпримет? Пойдет ли к Кощею? И как тот объяснит мое исчезновение? Отъездом? Скорее всего. Ему ничего не стоит соврать, что я уехала к отцу или матери. Ищи-свищи. Но Томаш говорил, что любит, а любовь должна спасать. Во всяком случае, когда-то давно я так думала.
Я снова прошлась по комнате, заглянула во все ящики и шкафчики, холодильник тоже проверила. Везде было пусто. За окном почти стемнело, так что любоваться видами, при всем желании, не получилось бы. Сильнее всего напрягало отсутствие телефона. Если бы хоть можно было держать его в руках, пусть даже без возможности позвонить, это немного утешило бы.