– Все, погнали! – кинул он мне, не обращая внимания на обеспокоенных людей.
– Как там Слава? – Под густыми лапами искусственной елки я заметила легкое шевеление.
– Нормально. Отдыхает. – Леша схватил меня за руку и потянул. – Отвечаю, все в порядке. Не свалим – придется опять с ним драться, а я не особо хочу.
Глава 31
Сначала мы пытались покинуть торговый центр через центральный выход, поскольку Леша не сразу понял, как на самом деле обстоят дела, и до тех пор, пока на первом этаже нас не кинулись ловить сразу трое охранников, считал, что я «сгущаю краски».
Трудно сказать, что именно послужило причиной того, что мы вдруг стали всеобщим объектом преследования: то ли изначальная охота за мной, то ли опрокинутая елка, то ли закрытие ТЦ, то ли все вместе, однако вскоре стало ясно, что с легкостью выбраться наружу, как он рассчитывал, не выйдет. Охранники магазинов были предупреждены, на всех выходах нас ждали, вернуться в «Коко» мы уже не могли, поэтому метались по этажам, залам, эскалаторам и лестницам как очумелые. Я уже не чувствовала ни ног, ни своего тела, ни себя. Иногда нам удавалось ненадолго спрятаться и немного перевести дыхание, но потом нас снова кто-нибудь находил, и мы опять удирали. Безумная, остервенелая гонка. Одна я, вероятно, окончательно свихнулась бы, но Леше, казалось, все нипочем. Он отпускал забавные комментарии, подкалывал охранников и постоянно меня смешил, делая вид, будто это такой развлекательный квест, в котором нашей задачей было выбраться из населенного монстрами торгового центра.
– Вот это я понимаю челлендж, – сказал он, когда мы запрыгнули за прилавок-остров с парфюмерией, притаились в ожидании, пока не пройдут сотрудники ТЦ, затем достал свой телефон и сунул мне в руки. – Будешь меня снимать. Видео, фотки – неважно. Потом нарезку сделаю – и норм.
– Ты чего? – удивилась я. – Это же ты должен был меня снимать.
– Такой контент грех терять. – Нам приходилось сидеть на корточках, тесно прижавшись друг к другу, и это сильно мешало сосредоточиться на его словах. – Давай договоримся так, если вдруг тебя схватят, я тебя потом спасу. Обещаю!
– Знаю я таких спасителей… – Я попыталась отодвинуться, но он нарочно жарко дышал мне в шею.
– Меня не знаешь.
В моей ситуации только этого не хватало. Я с раздражением сняла его руку со своего колена.
– Ладно-ладно. – Он миролюбиво сдал назад, словно это была разведка территории и она принесла определенные результаты. – Я не такой тупой, как ты думаешь. Ситуация на самом деле дурацкая, но тебе она на руку. Теперь по-любому сначала в полицию заберут, мы на всех камерах засветились, и тайком тебя уже никто не увезет. А если я еще скажу, что ты тоже елку роняла и это была политическая акция протеста, то уже никакой Кощей ничего не сделает. Политическими совсем другие люди занимаются, поэтому снимай меня, чтобы я мог потом перед подписчиками оправдаться, за что попал в ментовку. Жаль только эпичное падение елки осталось за кадром.
Леша был человеком из иного мира. Мира, где некогда дуть на разбитые коленки, потому что можно пропустить все самое интересное, где радость – не цель и не мечта, а среднестатистическая температура по больнице и где любой выбор всегда верен, потому что он твой собственный. Из мира, где крутизна ботинок оценивается по сухости, люди – по поступкам, а пуговицы – всего лишь элемент одежды. И когда, глядя в его синющие глаза, я подумала, что проблем у него нет, я ошиблась. Проблемы, может, у него и были, но с собой он их точно не носил.
План был простой – попасть в фитнес-центр. Передвигались мы перебежками: от одного укромного места к другому, иногда отсиживаясь в еще не закрывшихся магазинчиках, иногда прячась за колоннами и прилавками на торговых улицах. Пару раз пришлось обходить через другие этажи. Со съемками дело пошло веселее, я фотографировала Лешу в разных дурацких позах: с перекошенным лицом, закрытыми глазами или открытым ртом, на бегу, специально подлавливая нелепые и комичные моменты и представляя, как он будет смотреть эти фотки, отбирать лучшие и делать из них нарезку.
То был какой-то новый виток моего сюра, в котором меня все забавляло и казалось частью нелепого многосезонного ситкома с двумя отбитыми на голову придурками: параноидальной психичкой в леопардовой шубе и красавчиком со шрамом в пол-лица, больше всего переживающим за свою драгоценную рубашку. В «Бодишопе» мы рассыпали коробку с пенными шариками, в «Бершке» сбили стойку с ремнями, в «Гэпе» опрокинули два манекена. Не нарочно, конечно, но иначе бы нас точно поймали прежде, чем мы наконец выбрались на нужную лестницу и, пройдя по техническому коридору, попали в тамбур с тремя дверями. Две из них вели на склады, третья, с электронным кодовым замком, в фитнес-центр. К счастью, код с прошлой зимы не поменяли. Поморгав зеленым огоньком, дверь тихонечко пропищала, и мы просочились внутрь. В первый раз за последние четыре часа я выдохнула с облегчением. Оставалось только надеяться, что Фил с Бэзилом, углядевшие нас с другого конца этажа, не догадаются про фитнес, потому что этот код они тоже прекрасно знали.
С левой стороны от нас тянулись помещения залов, раздевалок и душевых, справа были перила балкона, а под ним – батутный зал: секционные квадраты, затянутые сетками, и бассейн с разноцветными поролоновыми шариками. С потолка свисали канаты.
Мы свернули к раздевалкам. Из одного зала доносились глухие удары, где-то гудел пылесос, но в раздевалке никого не оказалось. Упав на длинную деревянную скамью, я вытянулась во всю длину. Шуба свесилась до пола, я уже ненавидела ее всей душой.
– Все, я больше не могу. Давай просто сдадимся, и пусть нас заберут уже в полицию.
– Какое сдадимся? – Леша был красный, взмыленный и разгоряченный азартом погони. – Осталось всего ничего. Сейчас передохнем и сделаем последний рывок. А потом… потом поймаем тачку, домчимся до Тифа, и я напьюсь в хлам.
Он тоже лег на скамью.
– Только, может, перед уходом попрыгаем на батутах?
– Ты совсем ненормальный?
– Ну а чего? Рубашка все равно уже помялась.
Я лежала и улыбалась. Мне уже давно не было так легко. В голове ни единой мысли, ни страха или паники – только пульсирующие виски и беспечное детское «сейчас», почти такое же беззаботное и необъяснимое, как тогда в санях, когда чувствуешь жизнь не вокруг себя, а изнутри.
– Леш, скажи, а у тебя родители есть? – Я повернулась в его сторону.
Он неопределенно хмыкнул:
– Без родителей дети как бы не рождаются.
– И они живы?
– Когда я к тебе уходил, были живы.
– И они не в разводе? И никто никого не бросал?
– Насколько мне известно, нет. – Он приподнялся на локте.
– И тебя не наказывают, не бьют, мозг не выносят, отец не бухает и не унижает?
– С чего вдруг такие вопросы?
– Да так просто. Любопытно стало, откуда берутся такие счастливые люди, как ты.
– Во-первых, таких, как я, больше нет! – Он многозначительно помолчал. – А во‐вторых, не называй меня Лешей.
– Почему это?
– Леша – это так, для случайных, мимолетных, однодневных связей, а после того, что у нас сегодня было, – он нагло подмигнул, – можешь звать меня Лехой. Это такое секретное имя для своих.
Удивительно, но в нем не было фальши, напускной мутности или второго дна. Мне с моим вечным подозрительным недоверием прежде не доводилось встречать столь гармоничное сочетание адекватности и открытости.
– Леха, – произнесла я вслух, прислушиваясь, как звучит. – Ну, такое.
– В смысле? – Он настороженно покосился.
– …Как тебе сказать, буква «ш» она такая приятная, мягкая, что ли… Как шуршание, как шелест, как шепот, а «х»… «х»… – Я задумалась, подбирая слова.
– …Хуже, – охотно подсказал Леша и тут же, оживившись, сел. – Короче, училка в классе: «Сегодня, дети, мы проходим букву «х». У кого есть примеры?» Вовочка тянет руку. Училка: «Нет, Вовочка, тебя я спрашивать не буду, ты еще за букву «б» папу не привел!»
И тут внезапно я закатилась. Громко, в голос, совершенно позабыв об осторожности. Смеялась и смеялась, не в силах остановиться. Живот свело, по щекам потекли слезы. Я билась на лавочке, как выброшенная на берег рыба. И дело было не в глупом детском анекдоте и не в том, что у Лехи неожиданно получилось его смешно рассказать, виной всему были скопившееся напряжение, стресс и нервы. Он явно не ожидал такой реакции.
– Тише ты! Ща народ сбежится. Прекращай. Выберемся, я еще тебе тысячу таких расскажу.
Но я, вытирая слезы локтем, продолжала задыхаться от смеха. Вскочив со скамейки, он подбежал, схватил за шубу на плечах и усадил, прислонив к стене.
– По ходу, у тебя истерика. – Плюхнувшись рядом, он обнял меня за плечи. – Ладно, шутки кончились. Давай сваливать отсюда. Сейчас спустимся и просто уйдем. Здесь никто про нас еще ничего не знает. Залы работают, а значит, выход еще не заперли.
От него очень вкусно пахло шоколадом, и именно этот запах, а не утешительное заговаривание зубов вернул меня к действительности.
– У тебя есть шоколадка?
Несколько секунд он недоуменно смотрел, потом, спохватившись, шлепнул себя по лбу и вытащил из кармана плитку зверски измятого молочного шоколада с фундуком.
– Совсем забыл! Это тебе.
Мы двинулись в сторону лестницы. Где-то хлопнула дверь, звук пылесоса переместился ближе. Позади нас в глубине помещений послышались мужские голоса, в них мне почудились нотки Бэзила. Я прибавила шагу, почти побежала. Леха тоже прибавил скорость. Ковролиновое покрытие мягко пружинило под ногами. До лестницы, ведущей на первый этаж, оставалось чуть меньше половины пути, как вдруг дверь одного из залов распахнулась, и оттуда вышел накачанный татуированный бугай в черной майке.
– Вы кто? – крикнул он издалека.
Я остановилась, Леха продолжал идти ему навстречу.
– О, наконец-то хоть кто-то живой, – дружелюбно отозвался он. – Заблудились чуток. Не подскажешь, где у вас здесь выход?