Все это развешивалось на быльцах кровати опрятными слоями — одно за другим, чтобы, не дай Бог, потом ничего не перепутать!
— Слушай… — сосредоточенно бормотала Даниловна, поглощенная мыслями. — Интересно, зачем там, скажем, трусы? И совершенно новые колготы? А туфли? Они давят…
— Любовь Даниловна, — усталым голосом отвечала Марина, — не в театр же собираетесь…
Она знала, что старушке лучше поддакивать, чем уговаривать не говорить глупости.
— А сиреневый цвет… — продолжала Даниловна. — Не очень он претенциозно выглядит? Может, отпороть ту оборку? Точно! Садись: отпори эту идиотскую оборку!
— Хорошо, — соглашалась Марина. — Но тогда вы будете выглядеть, как школьница: будет выше колена!
— В самом деле? — задумывалась старушка. — Да, я об этом не подумала. Ну, тогда клади все на место. Что за чертовщина: нечего надеть на собственные похороны! Какая сейчас мода?
И они обсуждали «тенденции и тренды-бренды», как две студентки.
А потом Даниловна говорила:
— Может, хоть на похороны приедет…
И у Марины каждый раз замирало сердце.
Сколько раз она произносила про себя: «Он не вернется».
А зачем ему возвращаться, ради чего или кого?
В конце концов, он может впоследствии забрать к себе мать. И ее, Маринина, миссия на этом будет считаться завершенной.
…Разговоры с матерью о Денисе стали таким же ритуалом, как просмотр ее «смертного гардероба».
— Они были вместе меньше чем год! Разве это можно назвать браком? И вообще все получилось так неожиданно и спонтанно, что мы с отцом — царство ему небесное — не успели и глазом моргнуть. Никакой свадьбы. Привел ее к нам в гости, мол, поздравьте — женился. Все не как у людей. Не знала я с ним покоя! А был же отличником, стихи писал. Такие красивые… У меня даже где-то тетради хранятся. Потом покажу… Поступил на режиссуру, как мы его уговаривали — ну что это за профессия. Так счастлив был. А потом — как подменили парня: обучение бросил и в армию. Я тогда день и ночь плакала. Другие от армии бегут, родители что угодно делают, чтобы их дети туда не попали. Была и у нас такая возможность. Он уперся: в армию! Тогда я свой первый инфаркт и заработала. Молились. Ждали. А он еще и на досрочную остался! Вернулся. Институт все же закончил и уехал в провинцию. Думала, грешным делом, сопьется. Но он там хорошо зарабатывать начал.
Вернулся уже по приглашению на работу. Я радовалась: стал наконец человеком. Квартиру купил. Нам очень помогал. А когда неожиданно женился, я сначала еще больше обрадовалась и перекрестилась. Увидела ту девочку. Молоденькая… Вежливая, молчаливая, светлая такая. Почему бы не жить?! Он к ней какой-то не теплый был. Я это сразу заметила и переживала очень, что она его бросит. Так оно и случилось в конце концов. Но это был удар — пропала. Уехала куда-то и пропала. Что с ним было! Бегал как раненый. К нам редко заходил, а как заходил — черный весь. Потом замкнулся. Окаменел. Так и живет. Одна надежда: ты ему поможешь…
Марина пожимала плечами и молчала.
Выходила в коридор, набирала американский номер, чтобы услышать голос и непринужденно спросить: «Ну, как дела? Нашли?» И где-то в глубине души надеяться, что поиски будут напрасными…
После последнего звонка ей показалось — точно не вернется. Голос был усталый, раздраженный, чужой.
Денис сказал, что никаких сдвигов в поисках нет и что им предложили контракт на месяца три-четыре, чтобы проехаться по разным штатам с показом фильма.
Это показалось ей отговоркой.
Надо было смириться.
Он появился в ее жизни — и снова исчез. С одной стороны, это было вполне логично, с другой — несправедливо и обидно. А еще — невыносимо, словно ей отрубили руку или удалили почку.
Жить — можно, радоваться такой жизни — вряд ли…
Денис
Еще никогда такое роскошное путешествие — с полным обеспечением, дорогими отелями, со славой, которая росла после пресс-конференций, мастер-классов и показов «Немой крови», с «нужными знакомствами» и перспективами, о которых можно было только мечтать, — не было большей ловушкой в жизни.
Капкан, в который я попал, оказался золотым.
Чтобы вырваться, надо было перегрызть себе лапу. Но я не мог подвести друзей. Тем более что Елизавета не теряла надежды на встречу и с энтузиазмом ехала в любой город или поселок.
А перед сеансом или на пресс-конференциях внимательно рассматривала каждого присутствовавшего.
Это было похоже на сумасшествие.
…От миссис Страйзен, с которой я так неудачно пошутил, ее привезла та колоритная длинноволосая «скво».
— Знакомьтесь, это — Железная Ворона, — сказала Елизавета. — Компаньонка миссис Мелани.
«Скво» оглядела нас с Дезмондом строго. Вероятно, мы ей не понравились.
Вид у нас был довольно помятый, ведь всю ночь мы провели в баре, размышляя о коллизиях судьбы. Нам не терпелось узнать о последствиях встречи.
Елизавета выглядела не лучше: темные тени под глазами свидетельствовали о том, что и ее ночь была бессонной. Раскланявшись, как два клоуна, со строгой госпожой Вороной, мы повели Елизавету за тот же столик, из-за которого до сих пор не вставали. И уставились в нее осоловелыми глазами.
— Ну?!
Узнали следующее.
Да, Лика действительно была на фестивале в Нью-Йорке. Вечером позвонила миссис Страйзен и сказала, что возвращается. А часа через четыре позвонила снова…
Здесь Елизавета рассказала совсем невероятную историю, которую я слушал, не веря своим ушам.
О каких- то гобеленах, о каком-то Збышеке и о том, что миссис Энжи Маклейн замешана в подделке старинных раритетов.
Как говорила моя умершая бабушка — «на голову не наденешь»!
Кроме того, после последнего разговора с Мелани Энжи исчезла. За ней поехал муж — тот самый Джошуа Маклейн, за которого пытался выдать себя садовник Пол.
Обратно не вернулся…
Примерно такую цепочку я выстроил после длинного рассказа Елизаветы, в который вплеталась и история самой миссис Страйзен, и куча других отрывочных эмоциональных деталей. Елизавета выглядела растерянной и выжатой.
— А она точно больше не звонила Мелани? — спросил я.
— Этого я не знаю, — сказала Елизавета. — Но мне кажется, что она была недостаточно откровенной. То есть — откровенной до определенного момента. Возможно, до того как я сказала, что надо подать в розыск.
— Конечно, — сказал Дезмонд. — Если мы подадим в розыск — вашей Энжи светит тюрьма.
Это было ясно как божий день. Как ясно и то, что след потерян.
— А кто такой этот Збышек Залески? — спросил Дезмонд.
— Галерист, искусствовед, бывший аспирант Маклейна. Больше Мелани ничего о нем не знает, — сказала Елизавета и добавила после паузы: — В том последнем разговоре с миссис Страйзен Лика сказала, что… Что он предложил ей жить вместе в обмен на его молчание о подделке тех проклятых гобеленов.
Я свистнул. Дезмонд, кажется, тоже.
— Возможно, она согласилась, — сказал он с энтузиазмом, — тогда нам следует искать этого Збышека. Думаю, это не составит труда. У меня есть знакомые…
Они о чем-то заговорили.
А на меня навалилась безысходная, ватная скука, охватила ощущением бесполезности и бессмысленности.
Збышек, миссис Страйзен, Мигель, Пол, Ворона, Маклейн.
Это была чужая жизнь, чужие страсти.
Каждый имеет право жить так, как хочет…
Даже в нашей непобедимой тройке я сейчас чувствовал себя лишним.
И новый виток поисков меня больше не интересовал.
В детективность этой истории я не верил.
— Дэн, что ты молчишь? — оторвал меня от мыслей голос Елизаветы.
Я просто не слышал, о чем они говорили, что решали.
— Да, — медленно кивнул я, — нужно найти этого Збышека и хорошо набить ему морду. Если она даст это сделать…
И добавил:
— Думаю, Дез прекрасно с этим справится.
Они взглянули на меня презрительно.
— Ты хочешь сказать, что бросаешь нас? — спросила Елизавета. — А если Лика действительно в опасности?
— Тогда я приеду с гранатометом, — криво улыбнулся я. — Но я больше не согласен тратить здесь время. У меня больная мать. Студенты, кстати, которых я снова должен вести за тебя. Работа. И… и…
— Да, извини, — тихо сказала Елизавета. — Я знаю. Ты не должен…
Преодолевая ватную скуку, я еле поднялся со стула, кивнул и пошел в номер, тяжело разгребая ногами невидимые пустынные дюны.
— Не имеешь права отказать — будешь крысой! — сказал Дез двумя днями позже, когда мой собранный чемодан стоял на пороге.
Он бросил передо мной пачку распечаток.
— Это контракты!
Он начал трясти перед моим носом каждой бумажкой по очереди.
— Мастер-классы в Лос-Анджелесе! Показ фильма: Лас-Вегас, Мемфис, Чикаго, Цинциннати, Вашингтон. Право на съемки — где угодно, в том числе Калифорнийской тюрьме, на заседании парламента и на Луне! Попутно — поиски!! Вся страна — у ваших ног, сэр!
Да, он хорошо подсуетился, щедро позолотив мои сети.
— Только дурак откажется! — добавил он, когда я внимательно рассмотрел бумаги, и значительно добавил, зная, на что давить: — Должен хотя бы представить свою страну. А то ее знают разве что из-за Чернобыля. Ну и… — добавил он тихо, — для Лиз это очень важно. Сам понимаешь.
Я понимал.
Собственно, не этого ли я хотел, когда разыскивал ее в том прибалтийском «доме скорби»? Но теперь я не чувствовал никакого отношения к их заботам, я был лишним. И даже если им удастся разыскать Лику, не представлял своей роли на этом семейном празднике.
У Дезмонда в кармане уже был адрес офиса Збышека Залески.
Оставалось вылететь в Нью-Йорк, найти его — или ИХ! — и спектакль будет окончен.
А каким будет финал, меня не интересовало.
Могу лишь отправить мейл с поздравлениями…
Одного я не учел: Елизавету Тенецкую!
— Денис, не уезжай, — сказала она, положив руку на мое плечо. — Ты так много сделал, что, конечно, имеешь право оставить нас. Но — не уезжай. Без тебя я не справлюсь…