Как оказалось, это довольно частое здесь дело. На повороте или подъеме, где состав сбрасывает ход, ловкие ребята запрыгивают на заднюю площадку и подламывают вагон за вагоном. Коли найдут что-то ценное – просто выбрасывают из поезда, а потом сообщники или они сами подбирают с насыпи. И как обычно, не столько сопрут, сколько попортят. Но в нашем товарняке грабителей спугнула охрана, да и ребята тоже пальнули для острастки, так что дело ограничилось пломбами, взломанной дверью и пропавшими бумагами.
В этой-то нештатной ситуации американские путейцы и начали нас футболить. Таможенный груз! Вскрыт! Что-то могло беспошлинно попасть на территорию США! Ужас-ужас-ужас! Полдня мы мотались от начальника сортировки до начальника станции с заходами к нотариусу, под изводивший меня зуб, и никто ничего не мог сказать точно. Ну прямо как у нас. Наконец, пожилой путейский клерк в смешном козырьке на лбу под седыми всклокоченными волосами – видимо, самый опытный в этом кагале, – сказал, что нужно переоформить документы и опечатать вагон заново.
– О’кей, кто это может сделать?
– Только отправитель.
– Так я и есть отправитель!
– Нет, нужно заверить у начальника таможни, груз же был опечатан.
– То есть нам нужно ехать обратно в Нью-Йорк за копией???
– Получается, что так.
– А вы можете составить акт осмотра и опечатать вагон заново? Наша копия здесь, можно сличить груз в описи и в вагоне…
Конторщик стрельнул глазом на стеклянную выгородку, за которой сидел начальник станции. Может, старый хрен, точно может, но оглядывается на вышестоящих, и я положил перед ним пятьдесят баксов. Зуб при этом дернуло так, что я без малого прослезился.
– Это что, взятка? – с негодованием спросил старикан, но как-то слишком театрально.
– Ни в коем случае. Я надеюсь, что копию вы сделаете в рамках своих служебных полномочий. А это за то, что вы проводите меня к лоеру.
– Н-у-у… Путь неблизкий… – упоминание адвоката сделало свое дело, и дедуля начал торговаться.
– И к зубному врачу, – я добавил еще двадцатку.
Клерк смахнул деньги, будто их и не было. Через полчаса он и еще пара сотрудников оформили нам все бумаги, босс расписался, целой комиссией сходили и поставили новые печати на двери. Ребята с актом ринулись к начальнику сортировки с требованием прицепить вагон к любому поезду на Фриско. Тут и рабочий день закончился.
– Ну что же, – конторщик снял нарукавники и козырек, надел пиджак и указал мне на выход, – пойдемте.
Городок, кстати, был совсем не чикага с новым йорком – натуральная одноэтажная Америка. Движуха здесь кое-какая была, но провинциально замедленная, не то что небоскребов и трамваев, даже конки завалящей не наблюдалось. Так – повозка туда, повозка сюда, неторопливые пешеходы… Городишко тысячи на три человек, по сути – скопище деревянных сараев. Разве что на улице с непременным названием Мэйнстрит сараи поприличнее и украшены вывесками. Ну и десяток-другой домов колониального или там брускового стиля насчитать можно: есть же тут какая-никакая местная элита, вот и обставились. Плоская застройка, разве что водокачка на станции да пара ветряков над колодцами давали, как говорят архитекторы, вертикальный акцент. Самый большой дом в городе, украшенный надписью «Colorado Fuel and Iron», гордо вздымался в небо аж на три этажа. И бьюсь об заклад: в мое время небоскребов здесь тоже не выросло – все точно так же, разве что вместо дерева бетон. И точно так же отъедешь миль сто-двести в сторону от мегаполиса – можно в такой депресняк угодить, похуже, чем наш Воронеж после бомбежки. Только вместо избушек – реднековские жилые прицепы гектар за гектаром или вообще заколоченные дома. Но хватит воспоминаний, где там этот чертов зубодер?
– Дантист принимает у себя в доме, но должен предупредить, мистер Скаммо, он наверняка уже пьян. Утром-то он обычно трезвый, а вот после обеда… – клерк, извиняясь, развел руками.
Час от часу не легче, но зуб уже болел так, что я готов был лезть на тот самый трехэтажный дом. И даже алкаш с клещами казался меньшим злом.
В уездном городе N было так много торговцев фруктами, что казалось, жители города должны быть сплошь вегетарианцами. Причина же была в том, как поведал мне проводник, что здешние края оказались очень хороши для персиков, груш, абрикосов и винограда – в городке, помимо фруктовых оптовиков, попадались и винодельни.
Этот сукин сын дантист реально был пьян, не в стельку, но заметно. Ладно, выдрать зуб – не канал пройти, мне уже было пофигу, насколько он справится. Хотелось только поскорее избавиться от боли, потому как иначе надо было ложиться на пол и кататься, завывая и держась за щеку.
– А вы отчаянный парень! – весело обратился ко мне док и распахнул дверь зубоврачебного кабинета. – Садитесь.
Кожаное кресло стояло около окна, возле увешанной дипломами стенки. Ого, член Американской стоматологической ассоциации! Надо же, я думал, что она возникла значительно позже, когда появилась потребность маркировать всякие товары для зубов. Я пристроился на сиденье, откинул голову и стал смотреть, как стоматолог неверными руками напяливает фартук. Зуб разошелся вовсю, казалось, еще немного – и челюсть разорвет от боли.
– Я могу вколоть вам морфий…
– Нет уж, дайте стакан виски. А лучше два. Льда не надо. И возьмите деньги, потом я за себя не ручаюсь.
Ну, не поминайте лихом. Кукурузный самогон провалился в желудок, доктор гремел инструментами и зажигал лампы. Керосиновые, разумеется, с электрификацией в городке было никак. Когда он повернулся ко мне с щипцами в руках, мне уже все стало пофигу.
Пробуждение, как и следовало ожидать, было кошмарным.
Мало мне сушняка, мало мне колокольного трезвона в голове и ноющей развороченной десны, так по комнате еще шарились посторонние люди и потрошили мои вещи. Глаз пока открылся только один, и в неприятно резком свете выглядели визитеры вполне обычно – брюки-жилетки-пиджаки, разве что носили сапоги вместо цивильных ботинок. Даже шляпы у них были больше похожи на котелки, чем на киношные ковбойские стетсоны. И кто это у нас? Бутч Кэссиди и Санданс Кид? Они же вроде в поездах работали… впору голосить: «Караул, грабют!», но похмелюга в тот момент заботила больше.
– Пить… – прохрипел я и, похоже, ободрал нёбо, язык мало отличался от наждачной терки.
– Смотри-ка ты, очухался, – повернулся ко мне один из непрошеных гостей.
Утреннее солнце сверкнуло у него на лацкане зайчиком прямо мне в глаз, и мозг взорвался болью.
Что ж я маленьким-то не сдох…
– Пить… – повторил я, расцарапывая себе рот.
– Для начала ответьте нам на несколько вопросов… – начал было второй мутный силуэт, но его перебил первый.
– Эй, Джонни, ты что, никогда не был в таком состоянии? Он же не сможет ничего сказать.
И мне дали кувшин воды. Ушел он как в песок, но стало малость полегче.
– Вы кто? – прохрипел я, оторвавшись от кувшина.
– Шериф этого города, Алистер МакГрегор.
Чувак придвинул стул поближе, уселся, и я смутно разглядел, что там у него блестело. Таки да, звезда шерифа, но будь я проклят, если в состоянии различить, сколько у нее лучей. Ну хоть не грабители, и то хорошо.
– Чем обязан?
– В городе беспорядки, и мы имеем основания считать, что их причина – вы.
Час от часу не легче… Беспорядки? Э-э-э…
– Где вы были вчера вечером, после шести часов?
Вопрос этот, несмотря на его простоту, поставил меня в тупик. Я помнил кабинет дантиста и… все. О чем честно и сообщил сидящему передо мной.
Следующие полчаса с помощью сведений со стороны удалось как-то восстановить мой путь из зубоврачебного кресла в гостиницу.
Третий стакан виски я выпил там же, у дантиста, после того как он вытащил половину зуба. Но док оказался упрямым и доделал свое дело, невзирая на мои вопли и телодвижения. Прополоскав дырищу в десне тем же вискарем, я совсем было собрался уйти, но эскулап, как благородный человек, вызвался меня проводить. Это удалось лишь наполовину – он тоже жахнул стакан, чтобы снять стресс после моей попытки откусить ему пальцы в процессе удаления зуба. Так мы и шли, подпирая друг друга, пока не утомились, и док предложил восстановить силы в ближайшем баре или салуне, как его там.
На беду, это оказалось шахтерское заведение.
Помимо садов и виноградников, вокруг города на склонах Скалистых гор было пробито немало штолен – Америке требовался уголь, железо, алюминий и многое другое. Но на выработках действовали суровые порядки, включая сухой закон. Поэтому вечером шахтеры добирались до городков – и уже там пускались во все тяжкие. А тут еще и вечер субботы – работали-то шесть дней в неделю. Собираться они предпочитали в кабаках попроще, где никто с криками не побежит за полицией, даже если ему своротят челюсть.
Вот в такое место мы и попали. Док-то ладно, его знали в городе, а вот ко мне немедленно возникли сакраментальные вопросы «ты с какова раена?» и «че такой дерзкий?» В здешнем, разумеется, варианте.
Пока шериф излагал события вчерашнего вечера, я с трудом сел на кровати и ощупал себя. Кроме гулкого бидона там, где должна быть голова, все остальное было цело и даже не саднило. Значит, до мордобоя дело так и не дошло. Хорошо представляя себе, чем могло кончиться появление чужака в пролетарском баре, это было как минимум удивительно. Я проверил костяшки пальцев – никаких следов, кожа не содрана.
– Все верно, мистер, драки вчера не было, – правильно истолковал мой взгляд МакГрегор.
– А что тогда за беспорядки?
– Песни. В основном песни.
Господи, да что я там отчебучил? Неужто «Интернационал» пел? Изумление на моем лице было столь велико, что шериф добавил:
– Какая-то песня про шахтеров. Вы не помните?
Ох е… Шестнадцать тонн!!!
Здоровенный детина, с темной от въевшейся угольной пыли кожей, подсел к нам, когда вокруг моего с доком стола собралось уже человек пять-шесть местных. Он выложил на стол кулачищи, живо напомнившие мне Ивана Федорова, и сообщил, что чужаков тут не любят. Особенно таких, которые приехали шпионить. Или тех, кого подослала компания.