Почти все вопросы повестки были решены, что называется, влет, чему очень помогла наработанная за эти годы практика, да и просветительская деятельность группы Губанова. Была даже учреждена «артельная стипендия» для студентов-агрономов, договорились о создании и всероссийских союзов, и о профильных объединениях льноводов и маслоделов, и даже о создании оптовых складов на местах.
А потом мы собрались, так сказать, руководящим ядром и активом, человек тридцать, чтобы обсудить цели и задачи на будущее. Я присутствовал как представитель Московского жилищного общества и рассказал о нашей «афере».
Вообще, за два года рост самосознания был удивительный – Никита Свинцов, например, первым заговорил о том, что кооперации нужен собственный банк, его поддержали с идеями создания своих фабрик и плотной увязке всех сторон деятельности. Ну и перестали бояться быстрого роста – было решено за год добиться стотысячной численности низовых обществ и артелей. А в таких в среднем числилось человек по тридцать, а если с семьями, то и все сто – сто пятьдесят.
Это что же получается, нас через год будет десять миллионов??? Хотя уже сейчас нас всего впятеро меньше, миллионный рубеж давно пройден.
Давно ожидаемое, но не менее печальное известие встретило меня по возвращении в Москву – умер Сергей Желябужский, фиктивный муж Наташи. Как ни лечили его немцы, как ни старалась сама Наташа, а туберкулез оказался сильней. Иной раз я остро жалею, что строитель, а не врач, и не могу изобрести какой-нибудь пенициллин, а про лекарства я в лучшем случае знаю названия. Ну, кроме «Алка-Зельтцера», но это была производственная необходимость, как гласила вторая заповедь прораба – «рожденный строить не пить не может».
В мае Наташа должна получить диплом «помощника врача», до полного доктора надо учиться еще два года, но она решила уехать из осточертевшего Бадена и попробовать доучиться в России. Для нынешних нравов это запредельно, хотя попробовать можно – и сама она дочь генерал-лейтенанта, и профессора-медики в количестве в наших домах живут, попробуем найти подход. Ну и надо думать, как правильно оформить наши отношения – это в мое время все было просто, а тут целый клубок проблем. И социальное происхождение разное, и гражданство-подданство разное, и даже вероисповедание разное. Надо будет зайти к нашему с Бари знакомцу, американскому консулу в Москве Сэмюэлю Смиту и задать ему этот вопрос, тем более что он совсем рядом – консульство снимает помещение в том же доме Александра Вениаминовича, где расположена строительная контора.
В моих делах после съезда никакой паузы не получилось, заработали две первые комиссионерские фирмы, наши школы в Швеции выпустили первые пятьдесят человек. Для них я написал все, что помнил и знал о сетевых структурах, о реальных методах конспирации большевиков, о принципе делегирования, о формах забастовок и еще о многих полезных вещах. Глядишь, никакого Шарпа не потребуется, будут поминать «методику Скамова», хе-хе.
В апреле мы собирались начать строительство первого рабочего поселка, на что уговорили Савву Морозова, и теперь по два раза в неделю мотался в село Никольское, где стояли его мануфактуры. «Селом» это именовалось только де-юре, в мое время такое место называлось бы «моногород», то есть тысячи людей вокруг градообразующего предприятия – ткачи, красильщики, мастера, обслуга, ремонтники и даже трактирщики – живут только с фабрики, убери ее – и все разъедутся. Точно так же выглядели и соседние Орехово и Зуево, вот там-то, в «центре забастовочного и стачечного движения», мы запланировали «город-сад» на сотню двухэтажных домов с благоустроенными квартирами и общежитиями, с палисадничками и огородами – нечто вроде того, что строилось в реале в двадцатых годах, только без такого явного конструктивизма.
За основу взяли каркасные «финские домики» из стандартных деревянных конструкций, кухни для удешевления пришлось делать общими на лестничную площадку, а ввиду того, что о канализации приходилось только мечтать, «удобства» пришлось ставить во дворе. Но даже так это был громадный шаг вперед по сравнению с бараками и рабочими казармами, причем совсем не дорогой.
Весна 1904
Теодор Рузвельт неодобрительно слушал наш разговор и сурово щурился сквозь пенсне. Впрочем, его насупленный вид можно было истолковать и по-другому – знаменитые моржовые усы решительно топорщились, как бы говоря: «Не бойся, приятель, Америка тебя не оставит!»
Честный же Эйб всем своим видом показывал, что он да, честный парень, и всячески поддерживает своих младших товарищей по партии Тедди Рузвельта и Сэмюэля Смита – американского консула я посчитал тоже республиканцем, потому как демократ вряд ли бы повесил портрет Линкольна. Оба президента в лаконичных рамках красного дерева справа от звездно-полосатого флага, пока еще с сорока пятью звездочками, осеняли своим присутствием солиднейший стол тоже красного дерева, с затейливым письменным прибором, изображающим Белый дом.
– Проблема, мистер Скаммо, заключается в том, что законы России признают только религиозный брак, считают его таинством, подлежащим исключительно духовной подсудности, – консул Смит поигрывал ключиком на жилетной цепочке и время от времени бросал взгляды на дубовый ящичек-хьюмидор, занимавший добрую четверть стола.
– Сейчас, конечно, стало несколько проще, нежели было при Александре Миротворце, но Россия не присоединилась к позапрошлогодней Гаагской конвенции о браке, и вам придется выдержать серьезный натиск, если вы намерены жениться в России. Вы же не собираетесь переходить в православие, не так ли?
– Абсолютно исключено, – вот только попов мне на голову и не хватало, с их отчетностью и обязательностью посещения исповедей и служб, прямо как партийных собраний в СССР. Даже хуже – в Союзе хоть разбирались внутри партии, без привлечения ментов, а тут при длительной неявке на исповеди запросто «передают материалы» в МВД и опа! Ты уже неблагонадежный и поднадзорный.
– Понимаете, я могу провести регистрацию, – консул свел руки треугольником перед лицом, касаясь лишь кончиками пальцев, – но с точки зрения местных гражданский брак, заключенный на территории Российской империи, будет недействителен, юридически ничтожен, вас будут рассматривать не как супругов, а как сожителей и, следовательно, возможных детей – как незаконнорожденных.
– Что же вы можете посоветовать? – я с интересом наблюдал за манипуляциями консула.
– Как обычно, местные установления имеют массу недоговоренностей и не опираются на прецедентное право, – Смит фыркнул, выражая свое неодобрение столь нецивилизованным подходом. Готов биться об заклад, он наверняка юрист, лоер чертов. – Так вот, Россия вполне признает гражданские браки, заключенные за границей.
– О, тогда все гораздо проще – мы обратимся в консульство в Берлине.
– Прекрасно, посол в Германии Тауэр до недавних пор был послом в России, я его хорошо знаю и напишу вам рекомендательное письмо, когда вы соберетесь ехать. Кстати, вы читали последние американские газеты?
– Недельной давности.
– О-о-о! Тогда вы упустили массу интересного! – Сэмюэл решительно перешел к неофициальной части разговора, повернулся к ящичку, открыл его и сделал приглашающий жест рукой. – Не желаете гавану?
– Спасибо, нет.
– Рейд русских крейсеров из Владивостока в Тихий океан изрядно поколебал биржу! – он покрутил сигару в руках, понюхал ее и, видимо, удовлетворившись результатом, кивнул и засунул кончик в гильотинку на крышке ящичка. – Вырос фрахт, ряд пароходных компаний объявил об отмене рейсов в Японию!
– Не думаю, что это надолго. Все идет к тому, что Порт-Артур падет, а как только это случится, весь японский флот отправится на блокаду Владивостока.
– Скорее всего, скорее всего… – Дубовая коробка с медными трубками и рычагами оказалась не телефоном, как я подумал при первом взгляде, а стационарной крупнокалиберной зажигалкой, как бы не с паровой машиной внутри. – Газеты пишут, что японцы уже установили осадную артиллерию и даже предприняли первый штурм.
– И каковы результаты?
Консул прикурил, пару раз пыхнул сигарой и с видимым удовольствием выпустил облако дыма и развернул газету.
– Так, сейчас… а, вот! «Японские солдаты шли на штурм с кличем „Хэйко банзай“, что означает „Да здравствует император!“, русские солдаты отбили атаку с криками „Ети их мать“, что так же означает „Да здравствует император!“»
М-да. Знания англосаксов о России всегда поражали глубиной.
– «Однако осадная артиллерия добилась нескольких попаданий в броненосец „Полтава“. После безуспешных попыток спасения корабль затонул», – консул свернул газету и, не выпуская сигару изо рта, резюмировал: – Такими темпами русские скоро совсем лишатся кораблей. Да, мистер Скаммо, если вас интересуют свежие американские и английские газеты, заходите почаще, мне их доставляют, наверное, первому в Москве.
– Спасибо, непременно. Да, и когда мы завершим все формальности, я буду рад видеть вас с супругой на небольшом торжестве по случаю моей свадьбы.
– Почту за честь, Майкл, почту за честь.
Известие о том, что у меня предполагается жена, домашние восприняли по-разному. Ираида как должное, Митяй, похоже, обрадовался, но как настоящий мужчина эмоций не проявил, а вот Марта озадачила.
Оказывается, «все люди с положением» летом выезжают на дачи, и если раньше я мог избежать этого как холостяк, то теперь запереть молодую жену в городской квартире нет никакой возможности – общество не поймет. Не было печали, что называется.
Быстрый опрос по друзьям и знакомым показал, что все приличные дачи арендуются заблаговременно, если не на несколько лет вперед, что за месяц до начала сезона можно найти только какую-нибудь щелястую халупу, которую «вам, Михаил Дмитриевич, снимать просто некомильфо». Положение хуже губернаторского – и снять нельзя, и не снять нельзя.
Ничего, вот Наташа приедет, станет полегче…