Все эти расклады сложились в голове авторитета как бы сами по себе, независимо от его воли и желания, за те несколько секунд, которые собеседники потратили на обмен дежурными вопросами о делах и здоровье.
– Я чего тебе звоню… – сразу же после окончания своего рода прелюдии собеседник Пастуха взял быка за рога, перешел непосредственно к делу. – Слышал я, там у тебя под боком беспредел творится. Людей мочат за здорово живешь, со стволами по городу бегают…
– Это кто же такое сказал? – чувствуя, как немеют губы, поинтересовался Пастух.
– Да так… – добавил тумана собеседник авторитета. – Слухом, знаешь ли, земля полнится…
– С каких это пор ты слухам верить начал? – перешел в наступление Пастух. Если сначала намеки собеседника его несколько напугали, то сейчас начинали злить. И чего время тянет?! Если есть что предъявить, так не надо тянуть кота за хвост! Пусть говорит по делу!
– Да ты не нервничай! – тут же сдал назад собеседник. – Я просто уточнить кое-что хотел…
– Так спрашивай, – разрешил Пастух.
Вообще-то чувствовал он себя не особенно уверенно. Впрочем, окажись на его месте любой другой, он бы чувствовал себя точно так же. Грешен, грешен, знает об этом и потому не уверен… Но старался ничем не проявлять своего состояния. Держался. Из последних сил – но держался.
– Тут такое дело… – Теперь уже был смущен собеседник. Одно дело говорить шутя о каких-то там мокрухах и стволах, и другое – вести конкретный, предметный разговор. Называть вещи своими именами нельзя ни в коем случае. Говорят, что сотовая связь не прослушивается… Но только говорят. И Пастух, и его не менее авторитетный собеседник прекрасно знали – существуют в природе такие хитрые приборчики, сканерами называются. Так вот, с помощью этого сканера любой желающий – даже не полицейский и не фээсбэшник – способен «оседлать» сотовый телефон интересующего его человека.
Конечно, можно было бы попробовать использовать феню. Не ту, стилизованную под блатной жаргон речь молодежи, а настоящую, лагерную речь, которой оба собеседника владели в совершенстве. Неофит, человек, не живший той, «потусторонней», жизнью, вряд ли сможет понять, о чем говорят между собой два бывалых, опытных сидельца, случайно оказавшиеся рядом с ним.
Но ведь и «мусора» не дремлют. Есть у них и словари специальные, и люди, способные расшифровать «базар» зэков. Так что рисковать лишний раз не стоит… Вот только поговорить ох как надо!
И приходится плести тонкое словесное кружево, полное намеков и полунамеков, туманных и скользких фраз, разобраться в которых сможет только тот, кто в одно время с собеседниками посещал места, традиционно называемые не столь отдаленными.
Так или иначе, однако через некоторое время разговор закончился к удовлетворению обеих сторон. Собеседник Пастуха получил то, что хотел, – интересующую его информацию. Ну, а Пастух… Авторитет убедился в том, что его оппонентам ничего конкретного не известно и о какой-то предъяве речь не идет и идти не может. Хотя, конечно, настораживал тот момент, что поиск двигался в опасно правильном направлении – Красногорск. Вот и пришлось на ходу придумывать всякую ерунду, «отводить глаза», врать и изворачиваться. Впрочем, Пастуху было не привыкать – за долгие годы ложь стала частью его натуры.
И все равно, когда разговор закончился, авторитет чувствовал себя предельно измотанным. Вроде как не чирикал со старым знакомым, а вагоны разгружал.
Отдыхая, Пастух смотрел на свой сотовый телефон и с тоской – уже в который раз – думал о том, как же его жестоко подставил сволочной Глыба. Сейчас авторитет оказался в таком положении, что был вынужден всячески защищать своего врага, человека, осмелившегося его кинуть. И сколько же теперь такое будет продолжаться?.. Всю жизнь?
Можно, конечно, направить пацанов в этот долбаный Красногорск. Пусть найдут Глыбу и объяснят, в чем именно он был не прав. Можно. И в то же время нельзя. Никак нельзя. Не нужно делать так, чтобы кто-нибудь, какой-то тайный или явный недоброжелатель, мог провести какие-то параллели между полностью «отмороженным» Глыбой, Красногорском и им, Пастухом. Поэтому остается только сжать зубы и терпеть…
2
Игорь закрыл лежащее перед ним дело. Не в том смысле закрыл, в каком это делают всенародно любимые, но совершенно неграмотные юридически киношные полицаи. А просто перевернул обложку, на которой с наружной стороны в верхнем правом углу красовалась исполненная типографским способом надпись «секретно». Отодвинув довольно упитанный «кирпичик» подальше от себя, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Мудак – это самое мягкое определение, что Михайлов нашел для себя. Причем не просто мудак, а ленивый, никчемный и самовлюбленный. Да, и еще – амбициозный.
Почему?.. А потому, что в последние пару дней он искал не преступника, а причину, по которой ему не надо бы было искать. Раскатал, что называется, губищи – Поволжье, гастролеры… Расслабился. Размяк. Забыл один из основных принципов – ничего не кончено до тех пор, пока преступление не доказано в суде.
Значит, и работать по нему надо столько же. И пусть мнение Игоря по этому поводу в чем-то расходится с мнением его более старших и опытных коллег. В конце концов, это дело поручено не кому-то из них, а ему. Значит, он принимает решения и несет за них ответственность.
Открыв глаза, Игорь осторожно коснулся кончиками пальцев «корочки» из желтоватого тонкого картона. Конечно, ничего нового, того, что ему бы не было известно, он при повторном изучении сосредоточенных в деле документов не отыскал. Но время, которое он посвятил повторному изучению бумаг, не было потрачено зря. Старший лейтенант Михайлов отыскал еще один путь, ведущий к раскрытию этого убийства. Даже не путь – узкую, едва заметную тропиночку, которая – что вполне возможно – и закончится через несколько шагов, растворится в густой траве… Но для того, чтобы это узнать точно, необходимо эти шаги пройти.
Игорь встал с места. Сидя на стуле, ничего не добьешься и ничего нового не узнаешь. Надо идти.
Уже в коридоре Игорь лицом к лицу столкнулся с Кривцовым.
– Куда собрался, Игорь Николаевич? – поинтересовался начальник УР, прихватив Михайлова за рукав.
– Да так… – Отвечать и рассказывать о своих планах Игорю не хотелось. Не потому, что он не доверял руководству. Просто чувствовал ту неприязнь, что испытывал к нему Кривцов. – Надо тут пробежаться, посмотреть…
– Ну, посмотри… – Кривцов отпустил рукав подчиненного. Игорь пошел вдоль коридора, спиной чувствуя неприязненный взгляд руководителя.
«Мутный он какой-то, этот Михайлов, – думал Кривцов, глядя в спину оперативника. – Спрятался за спину Старого, откровенно шлангует…» Ну, да ничего. Скоро Самсонов пойдет в отпуск… Вот тогда Кривцов на законных основаниях, как исполняющий его обязанности устроит этому снобу веселую жизнь. По полной программе. Так, что он сам отсюда убежит…
3
Ключ с негромким хрустом повернулся, проворачивая сердечник врезного замка. Пауза… Еще один щелчок – и дверь открыта. Дверное полотно, осторожно, по сантиметру, начало отходить от косяка… В узкую щель легко и бесшумно проскользнуло гибкое мужское тело.
Мужчина остановился посредине прихожей, поставил на пол спортивную сумку. Из комнаты послышались шорканье домашних тапочек. Через секунду в прихожую вышла молодая женщина.
Увидев гостя, испуганно охнула, сделал шаг назад. Но тут же завизжала радостно:
– А-а-а! Олежка! Вернулся!
Одним прыжком женщина добралась до гостя, повисла на шее, болтая в воздухе полусогнутыми ногами.
– Олежка-а-а!..
Барикела – а это был именно он – поглаживал свою подругу по спине. Что ни говори, а приятно вот так вернуться домой. Туда, где тебя ждут, где тебе искренне рады. Но – не все…
На пороге комнаты стояла теща. И взгляд у нее был… Очень неприятный взгляд. Смесь брезгливого презрения и отвращения. Вроде как и не зять вернулся из странствий дальних, а какая-то отвратительная больная крыса заползла в прихожую, чтобы тут издохнуть.
– Здравствуйте, Наталья Алексеевна, – поздоровался Барикела.
Хотел он этого или не хотел, но с этой фурией приходилось поддерживать дипломатические отношения. Во-первых, как ни крути, а все же она Лилькина мать, и не считаться с этим нельзя. Во-вторых, Барикела жил в ее квартире, питался на ее кухне, мылся в ее ванной. И даже сортир, который он периодически посещал, принадлежал ей. Вместе с туалетной бумагой.
Теща ничего не ответила. Только скривила совсем уже невообразимую гримасу и, развернувшись, исчезла в комнате. Барикела облегченно вздохнул, ласково похлопал Лильку по спине:
– Ну, здравствуй, здравствуй, малыш. Я тоже по тебе соскучился…
Лилька наконец-то отпустила сожителя, отступила на шаг. Сейчас в ней говорила любящая женщина, которая прекрасно знала, что соловья баснями не кормят. Соловьи предпочитают басням нечто более существенное.
– Кушать хочешь. – Она не спрашивала – утверждала. Схватив Олега за руку, потащила его в сторону кухни. – Ой, а я вчера!..
Конечно, Барикела не был особо голодным, но и отказывать Лильке в ее стремлении угодить не стал. Сидел за столом, лениво что-то жевал, рассеянно слушал сумбурные рассказы жены… Все как у всех. И министр, и обычный рабочий, и опасный преступник – все дома чем-то похожи. Разве что у министров и чиновников меньше искренности.
– Помыться бы… – Барикела, насытившись, отодвинул тарелку. – С дороги…
– Иди в ванную! – Лилька соскочила с места. – Я сейчас полотенце принесу. Мигом!
Барикела зашел в ванную. Через несколько секунд с полотенцем в руках прибежала Лилька. Дверь ванной комнаты скрипнула, закрываясь. Звонко цокнула защелка…
Наталья Алексеевна тихонечко, на цыпочках, вышла в коридор. Прислушавшись к возне и дочкиному хихиканью, доносящимся из ванной на фоне шумящей воды, недовольно поджала губы. Совсем уже стесняться перестали! Срамотища какая…