Пульс Хибин — страница 38 из 86


Тот же снег, то же горы. Но все изменилось в городе Кировске за пятнадцать лет. Я не узнал этого города, не успел приготовиться к встрече с ним, покуда ехал со станции Апатиты до первого городского квартала — пятиэтажного, серокаменного, четко врезанного в белоснежный горный рельеф. И я задал моему спутнику глупейший вопрос: «Это что за город?» Моим спутником был председатель Кировского горисполкома Василий Иванович Киров. Он усмехнулся и сказал: «Это — Кировск».

Ну, конечно, Кировск. Другого города здесь и быть не могло. Только раньше он был в значительной степени деревянным, барачным, а теперь стал, как все города, — каменным, то есть сборно-бетонным. Бараки сожгли. То-то, наверное, весело было ребятишкам глазеть на городские пожары, которые не нужно тушить: чем жарче горит, тем лучшие.

Вообще у ребят в Кировске, у мальчишек, такая жизнь — позавидуешь. Каждый из них — горнолыжник. У каждого многослойные, подбитые железом, розовые, желтые, голубые лыжи — лыжонки, такие, как у взрослых, только втрое поменьше, полегче; ботинки с блестящими застежками и палочки тоже блестящие. Если бы привезли в Кировск мальчишек с равнины, с их лыжами — деревянными лучинками, они бы рты поразевали, глядя, как ловко катаются с гор на своих пижонских лыжах хибинские мальчишки, как они крутят слалом и прыгают с маленького, им по росту, трамплинчика, как они привычно садятся в седло подъемника и едут по воздуху, болтая ногами, на самую вершину горы Айкуайвентчорр, что по-саамски значит «Спящая красавица».

На горе Айкуайвентчорр два трамплина, девяностометровый и семидесятиметровый. Их стартовые площадки где-то возле середины горного склона. Вровень со «Спящей красавицей» тоже высятся горы, образуя разомкнутый — уже за пределами города Кировска — цирк. Горы отделены друг от дружки слабо выраженными распадками. В одном из распадков-кулуаров проложена трасса скоростного спуска. Соседний бок горы отдан под слалом...

На улицах Кировска расклеены афиши. Завтра начнутся международные соревнования по двоеборью и прыжкам с трамплина. Через неделю сюда приедут асы скоростного спуска, среди них обладатель мирового рекорда абсолютной скорости, итальянец...

Светит солнце, по-весеннему голубеет небо, сияет, искрится занастевший, кристаллический снег-фирн. На улицах полным-полно загорелых людей в ярчайших одеждах, с не менее яркими лыжами на плечах. На склонах пасутся стада любителей катания. Кировск стал всесоюзным и международным биваком горнолыжников.

Катание с гор — хорошее дело. Жить в Хибинах — значит кататься на лыжах — этой самоочевидной истиной руководствуются жители Кировска, решая проблему своего свободного времени. Все население здесь делится на лыжников и нелыжников. Первые преобладают над последними. Хотя... Как сказал мне один местный житель: «Я больше люблю кататься на автомобиле». Этот вид спорта (автомобильный) также доступен для горняков, технической интеллигенции производственного объединения «Апатит», поскольку зарплата в Хибинах подкреплена — и весьма основательно — полярными надбавками.

Другой местный житель сказал мне так: «В Хибинах люди отличаются особенной духовной независимостью, чувством собственного достоинства... Здесь невозможен лодырь, халтурщик. Все на виду, всякому знают цену; можно проявить себя, выдвинуться, быстро вырасти, сделать карьеру — пожалуйста! Любой рудник, участок, даже если на руднике не очень сильный начальник, все равно справляется с планом. Потому что каждый в отдельности работает хорошо. Вот в чем дело! Отсюда не уезжают, текучка кадров у нас невозможна. Люди живут, широко расправив плечи, дышат полной грудью. Такая здесь атмосфера, это еще с тридцатых годов...»

Третий местный житель сказал: «Мне шестьдесят два года. Каждый вечер после работы я становлюсь на лыжи — обыкновенные беговые лыжи — и два часа катаюсь по освещенной лыжне: вон там в долине бывает тихо даже в самые лютые бураны. И я, в мои годы, не знаю, что такое сердечные и другие недуги...»

Хибинский снег — стихийное бедствие, проклятие здешних мест. Но в бесснежное время хибинские люди стараются улепетнуть куда-нибудь поюжней, чтобы вернуться к первому снегу. Снег здесь не только лишь климатический фактор: он — важнейший ингредиент бытия; снег воздействует на человеческую психику, участвует в формировании характера, нрава, настроения. Снег — непременный член постоянно действующей отборочной комиссии: кому тут быть, а кому не быть. Избранных снег одаряет здоровьем тела и духа, ни с чем не сравнимым счастьем полета по искрящейся алмазами белизне. Снег — наказание, снег — угроза, снег — враг; и снег — добрый друг, чародей... Снегом укутаны горы, долины, плато, плоскогорья подобны взлетным площадкам: разбежишься — и чувствуешь за спиною крылья...


Иду по улице Кировска, переметенной сугробами. Сугробы заледенели. Перелезаю с одного айсберга на другой. Каждое восхождение и особенно спуск требуют навыка и сноровки. Наблюдаю, как на вершине сугроба замешкалась на минуту местная дева или, может быть, дама. Спуск скользок и крут. Можно раскрыть объятья, поймать летящую сверху деву или даму и заслужить благосклонный взгляд. Не разъеденный солью, не посыпанный песком хибинский снег (и лед) побуждает на каждом шагу к вполне бескорыстной взаимной выручке.

Все изменилось в Кировске за пятнадцать лет, только снегу не убыло. Там и сям его гребут, развозят бульдозеры-трактора, самосвалы. Вдоль домов протянуты веревки с флажками, как на волчьей облаве: снег сбрасывают с крыш, предупреждая местного значения лавины.

Спускаюсь к озеру Большой Вудъявр, глаз отдыхает на его обширной белоснежной ровности. Дорога тут забирает в гору. Я помню, последним домом в городе Кировске у подножия горного цирка был дом Снежной службы — одноэтажный, похожий на метеостанцию. Да он и есть метеостанция. Ищу его — и не нахожу. Город поднялся высоконько в гору. В последнем строении, должно быть, ангар канатно-кресельного подъемника, рядом — горно-лыжная школа. Спрашиваю: «Где Снежная служба?» Мне отвечают: «Лавинщики, что ли? Так это вы прошли, это ниже. Вон, видите, дом с рогами на крыше...»


На стене в доме Снежной службы повешены в ряд портреты ее руководителей. Крайний слева Илья Константинович Зеленой — молодой, узколицый, с черными почему-то (возможно, по фотопричине), как у Чарли Чаплина, усиками, Затем незнакомые мне лица, предпоследний в ряду — Василий Никанорович Аккуратов, последний, то есть ныне работающий начальник цеха противолавинной защиты (ЦПЗ), Алексей Васильевич Бобрышев.

Он был в Снежной службе и пятнадцать лет тому назад, я его помню, и он меня помнит. Вообще дух преемственности, традиционности соблюдается здесь с некоторым даже благоговением. Молодые все знают о старших, новые опираются на опыт прежних. За всю хибинскую эпопею — за сорок лет — профессиональных лавинщиков было не так уж и много, пальцев хватит пересчитать. Все они члены одной семьи — отцы и дети.

В кабинете у Бобрышева я повстречался с давним моим знакомым Михаилом Абрамовичем Гербером. Перемены, происшедшие в его облике за эти годы, можно было выразить, пожалуй, словом «взматерел» или еще: «закоренел». В лице Гербера сохранилась свежесть, румяность, в глазах — мягкий, бегучий южный блеск. Повадка же и манера речи, уверенная, чуть усмешливая, выдавали в нем коренного жителя, нужного здесь бывалого человека, преуспевающего работника. Михаил Абрамович Гербер, после метеостанции на Юкспоре, работал на разных должностях, в том числе и заместителем начальника ЦПЗ. Нынче он возглавляет метеостанцию Снежной службы на плато Расвумчорр.

— В Апатитах у меня квартира, — с видимым удовольствием сообщил мне Гербер, — до автобусной остановки пятнадцать минут... Утром сажусь в автобус — в спецовках ездить запрещено, все едут в чистой одежде... Это начальник Центрального рудника Колесников ввел такое правило, чтобы рабочие, пока едут на рудник, могли бы отдохнуть, подремать. Сорок пять минут до повертки на метеостанцию, до аппендикса... Не то что бывало на Юкспор подниматься...

Летом Гербер едет на «Жигулях» в свою родную Сумщину и далее, в Сочи. Зимой (имеется в виду полярная зима, длиной в десять месяцев) Гербер организует по субботам баню, здесь, в Кировске. Не топит баню, а именно «организует».

— О! Баня — это такая вещь! Хотите попариться? Можно устроить.

Михаил Абрамович Гербер может устроить решительно все. Даже и собственную судьбу он, южный человек, устроил самым необыкновенным, казалось бы, образом: бо́льшую часть жизни купается, как снегирь, в снегу, от чего становится все румяней. Снег на плато Расвумчорр, я видел, не то что по уши, а в три человеческих роста...

Что касается Алексея Васильевича Бобрышева — он здешний, хибинский. Тут родился, учился в ремесленном училище, первые свои горные лыжи сделал сам, обил жестью, содранной с продуктового ящика, принесенного с магазинной свалки. Он невелик ростом, голосом тих. Чтобы представить стиль, методы нынешней Снежной службы, а также профессиональный язык хибинских лавинщиков, я процитирую начальные абзацы статьи Алексея Бобрышева из сборника, выпущенного Гидрометеоиздатом в 1975 году, «Исследование снега и лавин в Хибинах». Большинство авторов сборника — сотрудники ЦПЗ: Борис Беленький, Борис Ржевский, Михаил Клементьев, Владимир Самойлов, Николай Нечаев.

Так вот, статья Бобрышева «Устройство и назначение снежного интроскопа»: «Изменчивость снежного покрова во времени и пространстве особенно значительна в горных районах с развитой метелевой деятельностью. Это обстоятельство является серьезным препятствием при попытке увязать изменения структуры и физико-механических характеристик снежного покрова с возникновением лавин... Результаты наблюдений снежной толщи существенно влияют на принятие конкретных оперативных решений... Поэтому улучшение качества работ — задача первостепенной важности. Один из возможных вариантов такого улучшения можно свести к получению массовых материалов по состоянию и стратификации структуры снежного поля, залегающего в зонах зарождения лавин. Большее число точек зондирования поможет полнее учесть тенденции развития процесса массообмена на основе статистического подхода к данным, выявить характер неоднородности структурных и текстурных полей, определить степень неустойчивости снежных пластов. Это пока единственный для практики способ оценивать вероятность возникновения лавин сублимац