— А что? Точно! — вступил в разговор один из членов бригады. — Тянет... Вот, помнишь, — Калимулин Муллаварей Камалович, бурил, бурил, потом на пенсию вышел, уехал на родину, а прошлым летом из Татарии специально в отпуск приезжал — на скважину поглядеть. Как, мол, мы тут без него управляемся? Такие дыни привез! — Рассказчик восторженно покрутил крепкой шеей.
Мастер Говоруха поманил нас за собой. Мы прошли сквозь целую «анфиладу» механических и вспомогательных цехов и оказались перед замысловатой установкой, напоминающей огромный токарный станок.
— Испытательный стенд! — хлопнув по станине, с гордостью сказал Анатолий Егорович. — Все обмозговано и все сделано нашими руками! «Гости» не помогали... Давление промывочной жидкости на забое более 1300 атмосфер, температура — больше двухсот градусов, рабочий вес колонны на крюке лебедки — до четырехсот тонн... Это если учитывать еще и трение колонны о стены забоя. А оно тоже немалое — от 60 до 90 тонн доходит. Так что качество и надежность буровых труб — первейшее дело! Здесь, на этом стенде, мы испытываем и отбраковываем трубы — испытываем на разрыв, на скручивание, мучаем их под давлением. Работаем трубами из специального сплава, они в два — два с половиной раза легче стальных. Поставляют их нам с авиационного завода... Вот такие пироги... Бурение — и авиация!
Сейчас, на двенадцатом километре, полбеды... Думаю, с тринадцати тысяч начнется настоящий «штурмовой этап»! Все техника будет решать, ее качество. Нужны новые легкие жаропрочные трубы, ведь ожидаются температуры до 300 градусов. Жарковато? К нам извините, из вашей... пишущей братии приезжал один... корреспондент... потом в статейке у него читаем: «И бур опять вгрызается в вечномерзлые породы...» Это на глубине 9000 метров-то! Нет, жарко сейчас в забое, очень. жарко! Сейчас там температура что-нибудь около двухсот тридцати градусов. Трубы еще терпят. Но на пределе...
Рост температуры с глубиной едва ли не «ахиллесова пята» сверхглубокого бурения.
В царстве Плутона температура растет довольно быстро. Однако рост этот неравномерен. Он зависит и от теплопроводности горных пород, и от их геологической истории, и от расположения магматических очагов в земной коре или под корой. В разных местах и на разных глубинах от поверхности температура горных пород увеличивается на один градус Цельсия на отрезке длиной от нескольких метров до ста метров и более. Величину эту принято называть геотермической ступенью. Наиболее надежные данные о величине геотермической ступени дают шахты и, конечно, буровые скважины.
Авторы проекта Кольской сверхглубокой предполагали, что в недрах Кольского полуострова на глубине 10 километров температура не превысит 100°С, а она там оказалась равной 180°С и сейчас уже перевалила за 200°. Это одна из многих неожиданностей, принесенных скважиной. Тепловой поток, идущий к поверхности из недр Кольского полуострова, оказался очень интенсивным. Это свидетельство повышенной активности в той части царства Плутона, о которой мы еще ничего не знаем.
Пока нигде на Земле не получено надежных данных, что с глубиной рост температуры резко замедляется. Если принять среднюю величину геотермической ступени в 33 метра, что и делают авторы большинства учебников по геологии, то для центра Земли мы получим трудновообразимую температуру в 46 000°С. Температура эта столь же гипотетична, как и условно принимаемая многими геологами и геофизиками температура внутреннего ядра в 10 000°С. Какие-либо более «надежные» данные на этот счет отсутствуют. Можно лишь утверждать, что давление и температура, по-видимому, явятся непреодолимыми преградами для непосредственного проникновения человека в подземный «космос» глубже полутора-двух десятков километров от поверхности и что четырехкилометровые шахты, в которых еще способен работать человек, и пятнадцатикилометровые скважины — почти предел на этом пути. Именно поэтому, пожалуй, единственный из ста с лишним научно-фантастических замыслов Жюля Верна — его замысел «путешествия к центру Земли», описанный в романе того же названия, — останется неосуществленным. Не исключено, впрочем, что и сам автор не принимал его всерьез, а использовал лишь как прием для путешествия в геологическое прошлое Земли...
— Конечно, рост температуры — это весьма серьезно, — продолжаем мы свои вопросы. — Но, может быть, в этих условиях лучше использовать алмазные коронки?
Говорит мастер Говоруха:
— Алмаз прихватывается. Алмазными коронками бурят неглубокие скважины. А для нас лучше шарошечного долота пока ничего не придумали. Вторая трудность — трещиноватость пород в глубине. Думали — чем глубже, тем порода плотнее. А там, в условиях высоких давлений, немало трещин. В таких местах стенки не выдерживают нагрузок, обваливаются, намертво «прихватывают» инструмент. Не вырвешь. Бывает, и взрываем. Потом забуриваемся рядом.
Говорит Сергей Стрыгин — буровик рождения 1954 года, наш земляк, кончивший Ленинградский механико-технологический техникум:
— Трубы при наших режимах быстро устают... Температура, сильная вибрация в зоне долота. Раскрепляются резьбовые соединения... И аварии бывают.
Георгий Борисович Трибунский, буровой мастер, — сорок пять лет, неторопливый, основательный, плотный, бурит с 1953 года, за плечами — скважины на Украине, в Туркмении и Узбекистане, в Казахстане, на СГ‑3 ветеран — с 1970 года. После некоторого колебания — отвечать или не отвечать, дело-то здесь деликатное, самолюбивое — наконец, видимо, решается на откровенность и придвигает к себе листок бумаги. Шариковая ручка почти совсем исчезает в его крупной тяжелой ладони.
— В таком новом деле — да чтобы без сучка, без задоринки?! Помнится, вдруг из скважины газ хлынул... Попали в газовый пузырь. А у нас бурильщики-то в основном нефтяники... Чуть не сыграли газовую тревогу по всей форме... Газ-то газ, да не тот случай.
На листке бумаги Трибунский рисует ствол буровой скважины. Это не прямой ствол, похожий на гладкий ствол ружья, а нечто напоминающее ствол дерева, только перевернутого «вниз головой», с редкими, коротко обрезанными ветвями. Их на стволе набирается примерно с десяток...
Для нас это оказалось полной неожиданностью.
— А вы что думали? — усмехается мастер. — С десяти тысяч начались трудности в проходке, прихваты инструмента. Диаметр проходки девять дюймов... Да... Двести миллиметров с хвостиком. Не широко, а? Значит, так... Видите — вот «штаны»...
Действительно — «штаны»: скважина разделилась на два ствола. Один так и остался обрубком, а другой — пошел глубже.
— Сложная была авария около десяти тысяч... Потеряли буровой снаряд. Так его прихватило: видно, был сильный вывал породы со стенок: дернули лебедкой и сорвали колонну. Не бросать же ствол на такой глубине! Тут нас спасает, что идем без обсадки... Если бы мы обсадили ствол сверху — стенки-то стальные, — не пробить, не обойти. А мы — обошли!
Он точно и быстро рисует на схеме ствола маленькое шарошечное долото, буровой снаряд у стенки:
— Начали потихонечку засечку делать на стенке скважины, чуть повыше аварии, отклонять, значит, ствол... Видите — зарезались с небольшим отклонением от вертикали и пошли дальше...
Мы не выдерживаем:
— Это же ювелирная работа! На такой глубине!
— Точно... Так нас не зазря называют бурильными асами... У всех — шестой разряд. Высший... Народ у нас тут подобрался крепкий. Самолюбивый, я бы сказал. И не в заработках дело, хотя, конечно, и зарабатываем прилично: бурильщик шестьсот пятьдесят — семьсот рублей достает из дырки, как мы говорим... А для многих, между прочим, скважина наша — семейное дело. Вот у Батищева — начальника буровой два сына здесь работают, у Аксеновых в прокатно-ремонтном цехе два брата и сын, Иванниковы — отец и два сына, Валерий уже в бурмастера вырос. Тут ведь и азарт, и перспективы. После нашей-то скважины — хоть куда, с руками оторвут! Хоть на новые сверхглубокие, хоть в морские бурильщики подавайся. Вон, на «Муравленко» и на «Шошине» — на новых буровых судах люди требуются. Отчаянное и новое дело — морское дно разбуривать... Это очень даже хорошо, когда перспектива государственная с твоей личной жизненной перспективой совпадает!..
Со старшим геологом Кольской сверхглубокой осматриваем маленький, но тщательно и с любовью оформленный музей экспедиции.
На стендах — карты, схемы, разрезы, диаграммы, фотографии, копии приказов — остановленные мгновения зримой истории Кольской сверхглубокой.
В застекленных витринах, конечно, коллекция минералов и горных пород региона. Самые крупные образцы не вмещаются в витрины и теснятся прямо на полу. Их притащил в рюкзаке на собственном горбу неуемный Юрий Павлович Смирнов — ученый хранитель «святая святых» экспедиции — керна...
Лежат — тихие, не работающие, чистенькие — образцы техники: обрезки труб, долота, разрезанная для наглядности секция турбобура А7‑ГТ, того самого, который бросил вызов Плутону.
Старший геолог — миловидная и энергичная Виктория Васильевна Вахрушева.
— Очень трудно дались нам последние полторы тысячи метров... К десяти тысячам подошли еще в мае 1980 года. А за два последних года прошли всего до 11 500. Но за это время мы перешли на новую технологию...
А результат?..
Теперь Вахрушева говорит медленно, взвешивая и обдумывая выводы и обобщения:
— Во-первых, установлен отечественный приоритет в области техники и технологии проходки скважин на глубину свыше одиннадцати тысяч метров.
Во-вторых, получен вертикальный разрез, с опорой на непосредственные геологические данные, древнейших кристаллических образований земной коры с абсолютной отметкой ниже одиннадцати тысяч метров от уровня Мирового океана.
В-третьих, чисто практический перспективный речультат: на больших глубинах установлена рудная минерализация, что в несколько раз увеличивает диапазон глубин формирования полезных ископаемых.