(Смех в зале.) При нормальной работе городского транспорта и сегодняшней насыщенности транспорта личного доехать из Коашвы до культуры Кировска и Апатитов — не проблема. Проблема в другом. В Коашве на сегодняшний день уже есть большой задел. В случае сворачивания строительства бросовых затрат насчитаем больше миллиона. Вопрос непростой. Нужно ли торопиться с его решением? Хорошо бы подключить министерство. Восточная группа рудников имеет тенденцию к развитию лет на пятьдесят — не меньше. Следовательно, нужно этот край развивать...
Голованов: — Несколько слов в порядке самокритики! Первоначально я был большим сторонником строительства поселка. И теперь я готов принять на себя персональную ответственность за все. И вот что скажу дополнительно. К двухтысячному году из пятидесяти одного миллиона тонн нашей руды там будет добываться всего шестнадцать миллионов...
Моисеев А. В. (председатель комитета народного контроля): — Но ведь это почти что треть!..
Ведущий: — Послушаем представителей Коашвы! Слово главному инженеру рудника Коашва...
Тукачев Б. В.: — Сергей Николаевич прав: поселок необходим! В противном случае, при ежедневной езде из Кировска, рабочий человек будет терять на дорогу три-четыре часа. При таких условиях мы никакими благами не привлечем людей на Коашву. Что?.. Да, я говорю в первую очередь о человеке!..
Голос с места: — А производство?
Тукачев: — И по необходимостям производства. Это одно и то же.
Голованов: — А вы сами поедете жить туда?
Тукачев: — Поеду! А что?! (Смех в зале.) У нас за одни сутки шестьдесят восемь человек с рудника записались на жилье в поселке...
Голос с места: — Это — жилищная проблема, это разговор отдельный...
Ведущий: — Слова просит заместитель директора по производству...
Гайдамак Б. П.: — Тот редкий случай, когда Гайдамак не имеет определенного мнения... (Оживление в зале.) А почему? Объясню. Не с той стороны думаем. Строить поселок либо возить людей на работу? Да проблема-то в другом! В любом же случае возить придется уйму народу. Не в этом дело.
Вот — давайте по-человечески. Спроси меня: поедешь в Коашву жить? Нет, не поеду! А был я недавно в Туломе — вот это настоящий поселок! Что ни дом — образец благоустройства. А мы как строим? Что людям даем? Но народ у нас теперь очень, я бы сказал, активный, сразу пойдут в исполком, Кирова теребить: «Магазин давай! Школу давай! Ателье давай! Кафе!..» Пока мы еще раскачаемся...
Нет, без поселка, конечно, нельзя, дело ясное. Но как-то нужно так решить... Небольшой такой чтобы был поселочек. В общем — серединка на половинку... (Смех в зале, оживление.)
Антонина Федоровна (упрямо). А все равно поселок будет! Вот увидите!
Голос с места: — А в Сибири так давно уже делают! Гайдамак прав: нужен маленький поселок — вахтовый!..
В эту минуту мне захотелось взять слово. Потому что я перестал чувствовать себя гостем.
Поначалу-то я просто стенографировал интересное заседание, не вполне сознавая, каким образом смогут пригодиться мне эти записи. Тем более, что дебатируемый вопрос к цели моей поездки отношения не имел и был решен для меня априорно и однозначно: поселок на Коашве не нужен. Не был я там, но знаю. Во-первых, эти материалы в газете: «АНОФ-3 — стройка пятилетки... Новые производственные мощности... Значительное отставание...» Да и Голованов выступает вон как аргументированно, хотя об АНОФ и не упомянул ни разу — и так доказательств достаточно. И прав, разумеется, тот безымянный оратор с места, чей густой баритон уже казался мне воплощением гласа народного: производство — прежде всего! А бытовать-бедовать на скорую руку, обедая на ходу и не высыпаясь перед сменой в одном кубрике вшестером, отважным покорителям Севера не привыкать: они — романтики. Да ведь и не век же так перебиваться. Тем более — такие красавцы города рядом: что Кировск, что Апатиты! Просто не верится, что прочная эта, уверенная, красивая жизнь возможна на тех широтах, где ни один народ, кроме нашего, крупных городов не ставит, да и у нас-то их единицы, а в основном-то ведь все поселкового типа, возьмите, к примеру, север Тюменской области...
Тут и услышал я, как обиженно, упрямо, уверенно проговорила как бы самой себе Антонина Федоровна: «А все равно поселок будет...» А потом — эта реплика с места о вахтовых поселках Сибири, где довелось бывать мне не раз.
И всплыл в моей памяти нетускнеющий образ вахтового поселка где-то под Новым Уренгоем или на трассе БАМа: разнокалиберный «самострой» — «бочки», избушки-«балки́», какие-то космические спирали и паутина коммуникаций самодельного водопровода, электроэнергии, газа — все в едином хитросплетении с неурядицами семейными из-за многолетней тесноты. Нет, только не это! Здесь, в Кировске, уже давно сожжен последний барак — сам Голованов в этой торжественной акции участие принимал, — а что такое бало́к, кировчане вообще не знают, это беда чисто сибирская...
Я мгновенно почувствовал себя союзником Антонины Федоровны — за поселок полноценный, построенный по единому плану и обеспеченный всем необходимым, против унылых вахтовых, от которых сибирякам — строителям, газовикам, нефтяникам — достается хлебнуть полной мерой. Ведь часто, слишком еще часто вахтовый — это холостяцкая, разгульная неустроенность с разводом на горизонте, это рвачество, порожденное духом временности жизни на «ничьей» земле, это циничный принцип «Север спишет» в отношениях между мужчиной и женщиной, человеком и природой, рабочим и его трудом, администратором и колоссальными средствами, которых не жаль стране на освоение новых промышленных районов, чтобы жизнь везде поскорей становилась плодотворной, творческой, доброй — для тех, в первую очередь, кто и составляет сегодня неунывающую «нацию северян». Как расколдовать этот круг, как доказать каждому раз и навсегда, что временное жилье — это для кого-то в будущем постоянная морока? Мы знаем, как растягиваются порой судьбы «временных» поселков на десятилетия. А время самоопределения для бывшего солдата или молодого специалиста, приехавшего работать на Север, — три-пять лет. Далее, за узкой этой полосой, — два пути. На первый путь выходит продолжать судьбу Севера кадровый специалист, прочно вставший на ноги, построивший семью, убежденный северянин: Север — дом, работа, радость общения с природой, с волевыми, жизнерадостными людьми, хозяевами этой земли. Другая дорога — через временное жилье — не жилье, постылую работу, после которой не отдохнешь по-человечески, теряя доверие к начальству, таки не подарившему обещанного жилья ненадежному холостяку, — нет, подальше, подальше от Севера, куда потеплей... чтобы вернуться вновь в те широты, где успел привыкнуть к постоянной полярной надбавке, чтобы жить уже по привычке только ради этой надбавки (так ему кажется), а на самом-то деле прийти к старости с пустотой на душе и в кошельке. Вот две породы северян. Тех же, кто акклиматизации не выдерживает, мы здесь ни осуждать, ни поминать не станем.
И странное как будто пришло мне в голову соображение. Показалось, что непонятным пока, но самым непосредственным образом связан разговор о Коашве с тем, о чем хотелось мне узнать поподробнее, — с жизнью северной семьи, семьи кировчан.
17.4.1982, 16.30. Улица Мира. Вера Ивановна, мать-героиня.
— Нет-нет, писать обо мне нечего, я — как все!.. Дак ну и что, что два ордена заслужила? Нарожать каждая может, секрет не хитер. Каждая, уверяю вас, буквально каждая женщина. И нечем гордиться тут, честное слово, нечем.
Ведь и не хотела, ей-богу! Ни одного не хотела! Даже самого первого. Жизнь такая была, что не до того... А уж последнего-то тем более — зачем? Да и сердце как чувствовало, не будет мне с ним ни радости, ни добра... Да тут разговор особый. Ладно, давайте, раз пришли дак... Чайку? А то молочка топленого? Знаете — по-вологодски. Вологодские мы. Всю жизнь, считай, тут, в Кировске, а все вологодские. Вот и коврики на полу — тоже Вологда, и занавески. У нас-то живут красиво. Только вот с продуктами было не очень.
Да вы наливайте, девушка, и вы тоже не стесняйтесь — что же так-то сидеть... Муж? Нет, он не зайдет. Нет, не обиделся, не помешали, не беспокойтесь. Он у нас всю жизнь такой дак... Ладно, вы угощайтесь. А эти-то сейчас сами набегут — откуда и возьмутся. Один с садика прибежит, другая со школы. Ванюшка в магазине, а у старшей нынче с друзьями гулянка дак... Сколько насчитали-то? Сама другой раз считать примусь — деточки родные, да все ли вы мои-то, всех ли сама родила-вырастила?
Последнего родила, а первому уж и в армию идти, тут и оглянулась. Ох ты, жизнь моя, вот ведь как.
А писать обо мне — дак чего и писать-то? Иной раз в магазин зайдешь, а там очередь, ну и выбежишь вон без оглядки. Когда мне стоять-то? А всякий раз удостоверение людям тыкать тоже не станешь: всем бы без очереди хотелось, надо и совесть знать. А последнее время ну захвалили меня — сил нет! Выступать тут недавно заставили. Ну выступила дак. Так прямо и сказала: какая такая особенная судьба у меня — не понимаю! Как у всех. А нарожать всякая может. Женщина все может, все...
Только с десятым вот у меня...
Да войдите в комнату, не стесняйтесь. Ну, смелей, смелей...
Вот горе мое... Скоро годик, а головку не держит. Вчера вот из кровати выпал — как и умудрился-то? Натка, пеленку принеси!.. Иди ко мне, бедный ты мой, перепеленает тебя матка...
Врачи мне в один голос: «Оставляй у нас!» А я — ну ни в какую. Что ты, милая моя!
Да как же отдать? Это ведь тоже мое. Кому же он нужен будет, коли мать от него откажется? Да он же там в две недели, в два дня дак... Не-е-ет...
Да вы-то, девушка, чего расстраиваетесь так? У вас сколько? Один? А у вас, товарищ? Двое всего-то? Ну дак чего тут расстраиваться, когда здоровые детишки. А я как повезла его после первого-то припадка к врачам, дак обратно на «скорой» нас привезли: век не хватало так за сердце. Да что теперь-то! Заснул...