— Сейчас ты ещё больше меня возненавидишь, — сказала Мередит, и впервые Фейт услышала сочувствующие нотки в её голосе. — Сегодня Ястреб получил сообщение из Штата. Твоя подруга Лиз тоже умерла. Я не собираюсь стелить соломку, потому что ты всё равно узнаешь, и будет лучше, если ты сделаешь это в безопасном месте. Во время Игр в неё прилетел молот. Он был брошен девушкой, и это никак не связано с нашей… ситуацией.
Это не могло быть правдой. Слишком много бед за слишком короткий промежуток времени. И всё же разум Фейт был настолько переполнен гневом, что доброте и здравому смыслу не осталось места. Ястреб достал из сумки, которую принёс с собой, большой кусок красной ткани.
— Была ли Клара Квинн на поле, когда это случилось? — спросила Фейт.
Мередит и Дилан не ответили. Они просто смотрели, как Ястреб накидывает красную ткань сверху на свои плечи, словно укутывается в одеяло.
— Скажите мне! — закричала Фейт. Она вскочила на ноги, а её стул взлетел, пронёсся через всю комнату и врезался в стену. — Она была на поле?
Дилан поднялся и встал между Фейт и Ястребом.
— Да.
Это было всё, что Фейт хотела услышать. Внезапно она поняла правду. Лиз была просто пешкой в той игре, которую вели близнецы. Именно Фейт, а не кому бы то ни было ещё, Клара пыталась причинить боль.
— Итак, Уэйд Квинн убил моих родителей. А Клара Квинн убила мою лучшую подругу. Это всё?
— Дилан? — Голос Мередит выдавал страх, за который Фейт очень хотелось ухватиться.
— Все в этой комнате на твоей стороне, — произнёс Дилан. — Мы все хотим одного и того же.
— И чего же? — спросила Фейт. Стул, на котором сидел Дилан, накренился вперед, а затем взлетел в воздух, его ножки изогнулись и развернулись к Мередит. Мередит изогнула бровь и вскинула руку; стул полетел в другую сторону, ударившись о стену.
— Возьми ситуацию под контроль, Дилан, — сказала Мередит. — Или станешь единственным, кто выберется отсюда живым.
Фейт не хотела двигаться. Она пыталась удержаться на месте, но… перемещалась всё ближе к Дилану и никак не могла это остановить.
— Оставьте меня в покое! Не прикасайтесь ко мне! — закричала она. Но не успела ничего предпринять, и Дилан обхватил её руками. Вся ярость внутри неё рвалась наружу, пока сама Фейт пыталась вырваться на свободу, но ничто в мире не могло заставить Дилана Гилмора отпустить ее. Он держал её, пока она брыкалась, кричала и пыталась причинить ему боль любым доступным способом. Когда она наконец обмякла в его объятиях, весь гнев сменился сожалением и печалью, она прошептала на ухо слова, которые расслышал только он: — Это моя вина. Они все погибли из-за меня.
Дилан знал, что это не так, и поэтому крепче прижал её к себе, шепча снова и снова:
— Неправда. Неправда. Неправда.
Прошло несколько минут.
— Отпусти её, — сказала Мередит. — Всё уже закончилось.
Мередит лучше кого бы то ни было понимала, как выглядит конец пульсирующей ярости. Она пережила их уже много раз. Дилан медленно отпустил Фейт. Когда Фейт посмотрела на Ястреба, тот всё ещё прикрывался красной тканью. Он снял её и засунул в сумку, одновременно вынимая оттуда что-то ещё.
— Я принёс это для тебя, — тихо произнёс он.
Он протянул ей своё главное сокровище — «Сничей», которых взял с собой из старого здания начальной школы в ту ночь, когда он был там с Фейт и Лиз.
Фейт взяла книгу, думая о Лиз, о том, как она любила сидеть и читать в заброшенной библиотеке часами напролёт. Фейт прижала «Сничей» к груди и попыталась представить себе, что это такое — мир, в котором не существует Лиз и родителей Фейт.
Мередит глубоко вздохнула, решив, что комната снова в безопасности.
— Теперь мы подошли к ещё одному тяжелому моменту, — начала она. — И времени у нас мало.
Фейт испытала некое печальное облегчение при мысли о том, что ей удастся отложить боль от осознания произошедшего; со своими чувствами она разберётся позже. Эта война, в которую она вступила не по своей воле, хотя бы в этом оказалась милосердна.
— Есть те, кто хочет уничтожить всё, что штаты стремятся создать, — сказала Мередит. — Единственное хорошее наследие Хотспэра Ченса — это штаты. Его можно осудить за многое, но не за это. Ничто не идеально, но без штатов человечество окажется в гораздо худшем положении, которое будет только ухудшаться. Штаты же были гениальные решением, и их нужно защищать любой ценой.
— Это наша работа — охранять их, — добавил Ястреб.
— Не обижайся, — произнесла Фейт, — но какое ты имеешь ко всему этому отношение?
Дилан выглядел несколько смущённым, как будто у него был секрет от Фейт.
— Он интел в третьем поколении. Очень редкий.
— И почему меня это не удивляет? — риторически спросила Фейт. В голове у неё всё ещё крутились вопросы о том, как такое возможно, но она была почти уверена, что со временем ей расскажут, каким же образом Ястреб оказался самым умным мальчиком на земле.
— Фейт, — позвала Мередит, а затем протянула руку и коснулась ладони девушки. Фейт с удивлением обнаружила, что у Мередит очень нежная кожа, и вдруг заплакала, не в силах сдержать подступившие слезы. — Если мы откроем в тебе второй пульс, то сможем переломить ситуацию. Он есть в тебе — Дилан это чувствует. Вопрос в том, насколько глубоко? Ты, Дилан и Ястреб — вы втроём сможете победить великое зло.
Фейт понимала. Сейчас у неё только один пульс. Если молот полетит в её голову, никакие действия ей не помогут. Ей конец. Для реальной конфронтации нужен второй пульс, и он был у неё где-то глубоко внутри.
— Возьми конверт, прочтёшь его позже, — сказала Мередит, поднимая его с пола силой мысли и удерживая в воздухе перед Фейт. — Это от твоих родителей.
— Можно мне, пожалуйста, посидеть снаружи, на крыше? — спросила Фейт. — Я больше не могу здесь оставаться. Я должна подумать. В одиночестве.
Мередит посмотрела на Дилана с немым вопросом. Можно ли ей доверять? Можно ли быть уверенной, что она не сделает что-нибудь глупое? Точно ли она успокоилась?
— Обещай мне, что больше никуда не пойдёшь, — попросил Дилан. — Только на крышу, никаких полётов. Я вернусь за тобой через час, и мы пойдём.
— Пойдём? — переспросила Фейт.
Мередит понимала, что хорошо бы дать Фейт этот час, но больше они себе позволить не могли. Клугер уже собирал остальных скитальцев для долгого путешествия на юг.
— Мы не можем здесь больше оставаться, да и незачем. Лучше потратить время на тренировки там, где нас никто не найдёт.
Засов на красной двери повернулся, и Фейт собралась уходить. Она просто задыхалась от объёмов информации, и всё, чего ей хотелось, так это побыть одной.
— Можешь взять его, — сказал Ястреб, вытаскивая из своего пакета планшет Фейт. — Маячок на нём отключён, так что тебя никто не выследит. И я внёс ещё несколько корректировок. Например, ты можешь посмотреть больше фильмов. А вот бесплатные джинсы, к сожалению, заказать не получится.
— Я уже начала скучать по нему, — сказала Фейт. — Спасибо.
Спустя несколько секунд Фейт уже покинула комнату, поднялась по старому эскалатору и вышла на крышу, на свежий воздух прохладной ночи.
Когда они остались одни в подвальной комнате, Мередит повернулась к Ястребу. Она доверяла ему больше всех, потому что он был интелом. Ястреб в десять раз умнее Дилана и Мередит вместе взятых.
— Если мы не сможем раскрыть её второй импульс, война закончится, не успев начаться.
Ястреб, казалось, что-то прикидывал в уме, его взгляд перемещался из стороны в сторону.
— Я полагал, что книга поможет. Должно быть, я выбрал неподходящий момент, просчитался на наносекунду.
— Чувства трудно просчитать точно, — ответила Мередит. — Лучше проследи за ней, убедись, что она не окажется в беде. Я мало знаю людей, которые были бы настолько непредсказуемы.
— И настолько сильны, — добавил Дилан. — Она не такая, как большинство.
Мередит долго смотрела на открытую красную дверь, прежде чем сказать то, что они все и так знали:
— Без неё у нас нет ни единого шанса.
Глава 19. Второй пульс
Фейт положила «Сничей» на деревянный стол, за которым проходила бо́льшая часть их с Диланом тренировок. Таскать с собой книгу было тяжело, в отличие от планшета, который помещался в кармане и в любой момент был готов предложить широкий спектр развлечений. Фейт, как ей и сказали, поднялась на крышу по пожарной лестнице, но всё ещё чувствовала себя слишком близко к другим людям. Ей нужно полноценное уединение, которого возможно добиться, только забравшись ещё выше.
Оранжевые огни Штата горели ярко, освещая путь, пока Фейт взлетала всё выше и выше на ракетной мощи своих собственных мыслей. Она понимала, что достаточно одной ошибки — и полёт закончится сломанной ногой или чем-то похуже, но Фейт было всё равно. Ей нужно было побыть одной — по-настоящему одной, — и чем выше она взлетала, тем больше изолировалась от мира. Чего бы она только ни отдала за второй пульс — с ним Фейт могла бы пролететь прямо над Штатом, найти Клару и Уэйда Квиннов и колотить их всю ночь напролёт. Она представила себе, как поднимает автобус и бросает его сверху на голову Уэйду Квинну. Она прокручивала сладкие, но бесполезные фантазии о том, как бы швырнуть Клару в кирпичную стену.
— Простите, что меня не было рядом, чтобы защитить вас, — сказала Фейт, и слова разлетелись, подобно лепесткам, по пустому небу. Она говорила это маме, папе, лучшей подруге. Фейт повисла в воздухе, думая о цене, которую ей пришлось заплатить. И ради чего? Она не просила ни о каком пульсе. Она не просила Дилана стоять под окном, вторгаясь в её личные сны. Никто не потрудился ничего объяснить Фейт, пока не стало слишком поздно. Они заберут её в свою маленькую армию, хочет она того или нет.
Фейт закричала громче, чем когда-либо. Небо пожирало каждый звук, прежде чем тот достигал земли. Она могла бы жалеть себя ещё по меньшей мере час, если бы ей дали такую возможность, но крик превратил её сознание в сплошную пелену белого шума. Она начала падать, и, не имея большого опыта с весом собственного тела, падающего в открытом пространстве, запаниковала. Руки и ноги болтались во всех направлениях, тело переворачивалось в разные стороны и вверх ногами, кувыркаясь в пространстве. Верхушка здания, куда она вот-вот упадёт, была довольно тёмной, и Фейт не могла точно сказать, насколько близко она к столкновению. И на одно последнее, ужасное мгновение она подумала о том, чтобы позволить этому случиться. Это было бы менее болезненно. Одно мгновение, доля секунды — и всё будет кончено. Больше никаких сожалений о том, что она потерпела неудачу, никакой вины за разрушенные отношения, которые она сама отказалась налаживать. Больше никакого гнева на несправедливость мира.