[24]. Невероятно, что подобные исполины явлены миру не силами стихии, а гением человеческих рук.
Я жаждал поскорее оказаться внутри и, наконец, увидеть то, о чем столько раз слышал в юные годы. Однако меня ждало горькое разочарование. Египетские власти поочередно открывают для осмотра только одну из трех пирамид. В этот день длинная вереница людей медленно двигалась ко входу в самую меньшую — пирамиду Менкаура[25]. Шестидесятипятиметровая громада явно терялась на фоне соседних гигантов, но — делать нечего. Уплатив десять египетских фунтов, я встал в конец очереди и через несколько минут получил возможность ощутить себя Говардом Картером[26].
Когда я уже готов был сделать первый шаг в недра пирамиды, двое мужчин вынесли оттуда на руках потерявшую сознание женщину. Возможно, она оказалась слишком впечатлительной. Мне же, напротив, не довелось испытать особенно сильных эмоций. Скорее, разочарование.
Оставшееся время я посвятил неспешному осмотру древностей, изнывая от ужасной жары. Солнце, хоть и начало свой спуск к горизонту, палило нещадно. Прогуливаясь среди развалин, я довольно быстро вернулся туда, откуда начал — к усыпальнице Хуфу. Великая пирамида явно обладала особой притягательной силой. Как же мне хотелось оказаться внутри! Я согласился бы на любой бакшиш, но — увы! — даже этот универсальный для Египта способ разрешения проблем был в моем случае бесполезен.
Несмотря на то что знакомый полицейский давно оставил меня, торговцы больше не докучали. Впрочем, у них и без меня хватало клиентов — вокруг пирамид сновали неисчислимые толпы туристов. Многоязыкая речь сливалась в невообразимую мешанину, среди которой выделялись возмущенные крики доверчивого немца, не удержавшегося от соблазна прокатиться верхом на верблюде. Жесты погонщика не оставляли сомнений в том, что спуститься на землю незадачливому наезднику удастся только за очень приличную сумму.
Увлекшись этой забавной сценкой, я не сразу заметил, что меня окликнули. Собеседнику пришлось повторить свой вопрос.
— Вы говорите по-английски?
Я обернулся. Рядом со мной стоял щуплый молодой человек — по виду почти мальчишка — в шортах и гавайской рубахе навыпуск. Мое внимание привлекли тяжелые армейские ботинки — обувь явно не по сезону.
— Вы говорите по-английски? — повторил он.
— Говорю.
Парень широко улыбнулся.
— Может быть, вы еще и американец?
— Нет. Англичанин.
Тот кивнул.
— Так я и думал. Англичанина не спутаешь ни с кем.
Тон собеседника мне не понравился.
— Вы что-то имеете против англичан?
— Ровным счетом ничего. Но для моего дела больше подошел бы американец. Вы, англичане, слишком любите законы. Или я ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — сухо ответил я. — Если вы собираетесь нарушить закон и таким странным образом ищете себе компаньона, советую поискать в другом месте.
Собеседник неожиданно рассмеялся.
— Англичанин. Стопроцентный англичанин, чтоб меня черти драли.
— Послушайте, вы! — вспыхнул я, но парень в гавайке сделал руками обезоруживающий жест.
— Мы что-то сильно пришпорили коней. Я совсем не собирался вас обижать. Совсем наоборот. Мне нужна ваша помощь.
— Помощь? — В арсенале человеческих чувств нет более необоримого, чем любопытство. Я не удержался и спросил: — А в чем, собственно, дело?
— Понимаете, — замялся парень, — у меня есть девушка, ее зовут Гвен. Девчонка что надо, не каждого подпустит к себе, — с гордостью добавил он. — Так вот. Я хочу сделать ей подарок.
— Простите, я не вполне понимаю. Вам нужны деньги?
Американец улыбнулся.
— О, нет. Денег у меня навалом. Я намерен подарить Гвен камень с верхушки этой махины, — он кивнул на пирамиду. — Мне кажется, такое должно ее пробрать.
— Хотите подняться наверх? — удивился я.
— Ну. Дело-то плевое. Как по ступенькам взойти.
Я посмотрел на пирамиду. В колледже мне приходилось заниматься альпинизмом, и с этой точки зрения восхождение не представляло особой сложности. Тем более, вершина пирамиды была разрушена временем. Площадка, которая ее венчала, вполне годилась для отдыха.
— Я кино видел. «Звезда Каира», — добавил американец. — Там один парень залез на нее с девчонкой на пару.
— Хотите, чтобы я составил вам компанию?
— Компанию? — удивился американец. — Зачем? Дело не в этом. Просто, как выяснилось, забираться на них больше не разрешают. Какие-то идиоты свернули себе шею, и теперь копы гоняют каждого, кто подходит к стене. Но если бы вы согласились их отвлечь… — Парень с надеждой посмотрел на меня.
— А не проще ли подобрать любой камень под ногами? Они тут все одинаковые. Скажете Гвен, что принесли его с вершины.
Взгляд американца заставил меня смутиться.
— Простите, это была неудачная шутка.
Он кивнул.
— Принято. Вообще-то вы в самую точку попали. Гвен ни за что не поверит, что я забрался на самый верх. Но у меня с собой фотокамера. — Парень похлопал себя по карману. — Так как? Поможете?
Неожиданно во мне проснулся мальчишка. А почему бы и нет? Пускай порадует свою Гвен.
— Хорошо.
Американец просиял.
— Подождите, — спохватился я. — Есть еще одна проблема. Допустим, я отвлеку полицейских и вы действительно заберетесь наверх. Но вам же придется спускаться. Они вас тут же арестуют.
Американец беспечно махнул рукой.
— Ерунда. Дельце-то уже будет сделано. И потом, я не думаю, что они станут связываться с подданным дядюшки Сэма. В конце концов, уплачу штраф. У них тут деньги решают все. Имел не один случай убедиться.
Я пожал плечами.
— Дело ваше.
— Давайте сделаем так, — американец уже преисполнился азарта. — Я пойду к восточной стене — там поменьше народу, а вы оставайтесь тут (наша беседа проходила у северной грани пирамиды). Как только увидите, что я готов, — начинайте. Только вот надо подумать, как вам лучше поступить.
Во мне тут же взыграла английская гордость.
— Идите. Я знаю, как поступить.
Парень посмотрел на меня с интересом.
— Тем лучше. Держите фотоаппарат. Кстати, меня зовут Стивен.
Я не успел назвать свое имя. Отдав камеру, американец быстро пошел к избранному месту.
Сместившись поближе к углу, чтобы видеть, когда он будет готов, я покрутил головой по сторонам и только теперь заметил, сколько вокруг полицейских. Как же их отвлечь?
Пока я размышлял над этой проблемой, Стивен подошел к подножию пирамиды и повернулся ко мне.
Неожиданно меня осенило. Я еще раз огляделся — теперь уже со вполне определенной целью. Погонщик, успешно «выдоивший» немецкого туриста, стоял со своим верблюдом поблизости. Как раз то, что нужно. Я неспешно подошел к нему и посмотрел на животное. Погонщик мигом оказался рядом.
— Мистер желает прокатиться?
Мистер желал. Но для вида следовало поломаться.
— Сколько это стоит? — спросил я.
— Пять фунтов. Только пять фунтов, — заверил погонщик, растопырив ладонь.
Я внутренне усмехнулся. Стоит подняться в седло, и фунты по меньшей мере окажутся британскими. Что ж, пусть это будет моим подарком неведомой Гвен. Я с достоинством кивнул. Погонщик, не веря удаче, в мгновение ока опустил верблюда на землю, помогая мне угнездиться наверху. Когда животное распрямилось, я в очередной раз убедился, что прозвище «корабль пустыни» дано ему неспроста. Удержаться на верблюде во время движения так же непросто, как на палубе корабля во время шторма. Впрочем, длительное путешествие не входило в мои планы. Я дал верблюду пройти метров двадцать, и, изобразив на лице неудовольствие (что соответствовало истине), изъявил желание слезть на землю. Быстрый обмен мнениями тут же выявил полное несовпадение наших взглядов — погонщик считал, что поездку следует продолжить. Увлекаемый верблюдом в пустыню, я громко и с нескрываемым удовольствием завопил. Трудно было сказать, на кого этот вопль произвел большее впечатление, но верблюд от неожиданности прибавил ходу, поэтому мой следующий возглас прозвучал куда более естественно. Погонщик опасливо оглянулся и притормозил животное. В нашу сторону уже направлялся мой знакомый полицейский.
Торг за право покинуть верблюда быстро принял бурный характер. Надеясь нарваться на распространенный трюк, о котором неоднократно слышал, я протянул погонщику пятьдесят фунтов и потребовал сдачи. Пятидесятифунтовая купюра тут же исчезла в его руке, чтобы прямо на моих глазах обернуться похожей банкнотой в сто раз меньшего достоинства. Я невольно восхитился — столь совершенным выглядело исполнение.
— Пятьдесят пиастров! Этот человек хочет получить верблюда за пятьдесят пиастров! — с «искренним» возмущением орал погонщик подоспевшему полицейскому, размахивая замусоленной купюрой.
Тот, прекрасно знакомый с повадками местных любителей наживы, привычным жестом вытянул дубинку, но тут уже вмешался я. Во-первых, быстрое разрешение проблемы меня не устраивало, а во-вторых, я не собирался допустить, чтобы хитрый погонщик, пусть и со следами побоев на спине, исчез с моими деньгами.
Собравшись с духом, я перехватил занесенную руку полицейского, надеясь, что такое действие в Египте не карается расстрелом.
В следующую секунду мы орали уже втроем и с одинаковой интенсивностью. Полицейский от возмущения перешел на арабский. Я пытался уверить его, что вовсе не собирался посягать на честь и достоинство блюстителя порядка, а только лишь хотел получить обратно свои деньги. Перепалка настолько увлекла меня, что я на минуту забыл о цели, ради которой ее начал.
Наш спор прервали крики, донесшиеся от пирамиды. Люди на плато показывали куда-то руками. В следующую секунду я понял, что мой план увенчался полным успехом. По каменным блокам восточной грани сноровисто взбиралась вверх человеческая фигура.
Полицейский моментально потерял ко мне всякий интерес и, развернув верблюда, поскакал к пирамиде. Я поспешно — пока он не отъехал достаточно далеко — потрепал погонщика по плечу. Тот быстро опустил верблюда на землю, резво вскочил на освободившееся животное и пустился вслед за полицейским, безвозвратно унося мои пятьдесят фунтов в складках галабеи