Офицер на посту кипел от ярости. Я быстро успокоил его, без слов выпотрошив кошелек. Оставшегося хватило только на ночь в дешевой гостинице и обратную дорогу.
Вечером следующего дня капитан, помощником которого я имел честь служить, давал на борту «Катарины» прощальный ужин в честь каирского партнера.
Накануне я не рискнул поведать шкиперу о своих приключениях, но мне так хотелось узнать, что думает по их поводу наш гость — человек вполне светский и современный, что я решился открыть тайну.
Капитан слушал с явным неодобрением.
— Не ожидал от вас ничего подобного, Стюарт. В следующий раз буду осмотрительней, выслушивая просьбы отпустить вас на берег.
Респектабельный египтянин, напротив, проявил к моим приключениям живой интерес, явно превышающий обычное для восточного человека вежливое внимание к рассказчику. Он искренне посмеялся, выслушивая историю о том, как я отвлекал внимание полицейских.
— Мальчишество, — пробурчал капитан. На сей раз вполне благосклонно.
Когда я перешел к рассказу о встрече со стариком и нашем походе внутрь пирамиды, улыбка быстро сбежала с лица египтянина.
— Вы сказали, он был странно одет?
— Довольно странно. Я видел такие наряды только в книгах по истории.
— Обычное дело, — махнул рукой капитан. — В Риме у Колизея кого только не увидишь — гладиаторы, сенаторы, цезари. Во что только не оденутся, лишь бы сшибить шальную деньгу.
— А как выглядел его светильник? — перебил капитана египтянин.
— Что-то вроде кадильницы.
Возможно, мне это показалось — в каюте было довольно темно — но лицо гостя при этих словах приобрело какой-то иной оттенок — так обычно бледнеют люди со смуглой кожей.
— Владыка кладбищ, — тихо произнес он.
— Простите? — не понял капитан.
— Владыка кладбищ, — повторил египтянин. — Вы встретились с ним.
Мне стало немного не по себе.
— Это что, какой-то смотритель?
Египтянин покачал головой.
— Кому-то он предстает в виде старика с кадилом, кому-то — юношей с длинными зубами, иногда — обнаженной женщиной.
— Не повезло вам, Стюарт, — хохотнул капитан. — Для вас он выбрал наименее привлекательный образ.
Скепсис старого морского волка ко всему потустороннему был общеизвестен, но каирца покоробил его насмешливый тон.
— Этим нельзя шутить, капитан, — довольно резко произнес он.
Шкипер попытался загладить вину.
— Простите, я не хотел оскорбить ваши верования.
Несмотря на взаимные извинения, нам так и не удалось вернуть беседе прежний непринужденный тон. Вскоре египтянин поднялся.
— Если из-за вашей дурацкой истории, Стюарт, я потеряю делового партнера, ищите себе другое место, — прошипел капитан, провожая его.
Перед тем, как сойти с трапа, египтянин отозвал меня в сторону.
— Вам действительно сильно повезло, молодой человек. Тот, кто увидит владыку кладбищ, редко остается в живых.
Пожав капитану руку, каирец покинул «Катарину».
Погрузка сильно затянулась, и порт мы покинули уже под утро. Рассвет еще не начался. Черное небо, как всегда в этих широтах, выглядело бездонным. Вселенная глядела на нас через маленькие сияющие дырочки в бархатном покрывале.
— Просто удивительно, сколь живучими могут быть предрассудки даже среди вполне здравомыслящих людей, — произнес капитан, стоя рядом со мной на мостике. — Вы не находите, Стюарт?
— Разумеется, капитан, — согласился я.
Скорее всего, он прав — кто-то из египтян просто сыграл с чужеземцем злую шутку. И все же…
Я нашел среди звезд знакомые очертания. Дзетта, Эпсилон и Дельта. Пояс Ориона. Если верить мифам, покидая пирамиды, души умерших фараонов уходили именно туда, к Осирису, превращаясь в новые звезды.
Интересно, подумал я, если бы мне не суждено было выбраться наружу, зажглась бы на небосклоне новая звездочка? Все может быть. Ведь, если верить бабушке, я прямой потомок фараонов.
Ритуал
Кафетерий на территории университетского городка практически пустовал. Курт Мюллер в одиночестве сидел за столиком и с ненавистью смотрел в остывающую чашку кофе. Собственно говоря, кофе был ни при чем. В том состоянии, в котором пребывал Курт, даже нектар показался бы настойкой хинина.
Кто-то окликнул его, вырвав из круга тягостных мыслей. Курт обернулся. К столику подходил Юрген Рау. Они вместе учились на философско-историческом факультете Аугсбургского университета. Несмотря на то что Юрген был на два года старше, у них нашлось достаточно много общего, чтобы вместе проводить время.
Юрген отодвинул стул и присел за столик.
— Судя по твоему виду, новости плохие.
— Плохие? — Курт мрачно усмехнулся. — Я просто пропал.
Он машинально достал пачку сигарет и тут же убрал ее — курить в университетском городке воспрещалось.
— Не сдал?
— Хуже. Еще и разозлил Линдемана не на шутку.
Юрген удивленно поднял брови.
— Профессора Линдемана? Как это тебе удалось?
— Сам не пойму. Мне казалось, с историей искусства особых проблем не будет.
Юрген саркастически ухмыльнулся.
— Неужели на этот раз ты открыл перед экзаменом хоть какой-то учебник?
— Тебе легко насмехаться, — вспыхнул Курт. — Имея высший балл на всем факультете…
— Можно подумать, этот высший балл достался мне по наследству, — парировал приятель.
Укол достиг цели — Курт смутился. Университет в целом и будущая профессия в частности были ему глубоко безразличны. Если говорить точнее, он вообще терпеть не мог учиться. На поступлении в университет настоял отец. Единственная причина, по которой Курт дал себя уговорить, заключалась в том, что отец не только оплачивал его учебу, но и положил сыну немалое денежное содержание. Это содержание позволяло неплохо проводить время, остававшееся от скучных занятий. Его потеря стала бы для Курта настоящей трагедией.
— В гробу я видал всю эту науку, — буркнул он скорее из упрямства.
Юрген пожал плечами.
— Твое право. Наука это переживет. Только тебе не кажется, что с таким отношением трудно рассчитывать на иной исход?
— Но билет выглядел таким легким! — Курт никак не мог отойти от перипетий злополучного экзамена. — «Музыкальная жизнь Вены конца XVIII века».
— Почему ты решил, что это простой вопрос? — удивился Юрген.
— Но ведь здесь идет речь о Моцарте.
— И что?
— Я посмотрел в интернете «Амадей».
Юрген непонимающе уставился на приятеля.
— Ты что же, всерьез полагаешь, что, посмотрев кино, даже если это фильм Милоша Формана, можно подготовиться к экзамену?
— Почему нет? Я полагал, он основан на фактах. А память у меня хорошая, ты знаешь. Говорил, не замолкая, минут десять.
— Однако профессора Линдемана это не впечатлило.
— Впечатлило. Еще как. Перед тем, как выставить меня за дверь, он сказал… — Курт наморщил брови, вспоминая: — «Молодой человек, незнание простительно, но невежеству прощения нет».
Юрген присвистнул.
— Бог мой! Чем же ты его так достал? Хотя, погоди-ка… Ну конечно! Ты наверняка поведал ему про коварного Сальери!
— Да. А что в этом такого?
— Господи! Курт! Сальери — любимый композитор Линдемана! Об этом знает весь факультет. Ты что, ни разу не был на его лекциях?
Курт отвернулся.
— Был. Но, признаться, особенно не слушал, о чем идет речь.
— Надо же! — Юрген все не мог успокоиться. — Сказать Линдеману, что Моцарта убил Сальери!
— Но ведь это так?
— Так — не так, какая разница? Никто толком этого не знает. Во всяком случае, Линдеман уверен в обратном. Да, Курт… Кажется, ты влип.
— Сам знаю.
— Теперь будешь сдавать осенью?
— Только не это! Если отец узнает, что я не закончил курс, денег мне не видать.
— Как же ты собираешься выкрутиться?
— Спроси чего проще. Хочу в конце недели попросить Линдемана о пересдаче, — сказал Курт без особой уверенности в голосе.
— И думать забудь. Он теперь долго не успокоится. Ты оскорбил его любимого героя.
Курт почувствовал себя совсем мерзко.
— Считаешь, нет никакого выхода?
— Не знаю. Разве что в следующий раз ты потрясешь его глубиной знаний.
— Издеваешься?
— Ну почему же? Посиди в библиотеке, залезь в Интернет… Возможно, набредешь на что-то такое, чего старик не знает. Это может его пронять.
— Линдемана? — удивился Курт. — Думаешь, он чего-то не знает?
— Вообще-то маловероятно, — согласился Юрген.
— Тогда мне конец.
Некоторое время приятели посидели в тягостном молчании. Потом Юрген неуверенно кашлянул.
— В принципе, есть один способ.
Курт с надеждой поднял глаза на приятеля.
— Способ? Какой?
Юрген как-то странно посмотрел на него.
— Поговорить с Моцартом.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Курт.
— То, что ты слышал. Можно попытаться вызвать дух Моцарта. Это единственный способ узнать то, чего точно не знает Линдеман.
— Прекрати! — Курт резко вскочил, чуть не опрокинув нетронутую чашку кофе. — Твои дурацкие шутки сейчас не к месту! — Он не ушел лишь потому, что Юрген, вопреки ожиданиям, не рассмеялся, а продолжал серьезно смотреть на него.
— Может, сядешь? — спокойно поинтересовался он.
— Сяду, если ты прекратишь меня подкалывать. — Курт опустился на место.
— Никто тебя не подкалывает. Я абсолютно серьезно. Такую штуку можно проделать. Правда, мне самому не доводилось, но будет даже интересно.
— Погоди-ка, — растерялся Курт. — Я тебя не понимаю. Ты что, реально собираешься вызывать духов? Это же полная чушь.
— Почему?
— Как — почему? — Курт почувствовал себя совершенно сбитым с толку. — Странный вопрос. Никогда бы не подумал, что услышу такое от тебя. Столоверчение, медиумы… Над этим смеялись еще в прошлом веке.
Юрген пренебрежительно поморщился.
— Столоверчение — удел дураков. Фокус для неискушенной публики. Речь об ином. О незаслуженно забытом знании, которым люди пользовались веками.