— Несмотря на то что наша миссия завершилась провалом, — сказал он за завтраком, — есть, чему порадоваться. Ведь это утро мы вполне могли встретить в полицейском участке.
— Не стал бы говорить о полном провале, — возразил Курт. — Франц рассказал столько любопытного, что я вполне могу попросить Линдемана о новой встрече. По крайней мере, аргументы о невиновности Сальери его точно заинтересуют.
— Неужели ты все запомнил?
— Я же говорил тебе: на память не жалуюсь.
— И все же, почему он нас отпустил? — задумчиво спросил Юрген, прихлебывая кофе.
— Черт его знает. Наверное, решил, что от нас нет особого вреда. Зато можно скоротать время в компании. Откуда он столько знает — вот в чем вопрос.
— Тут как раз нет особой загадки. Вечерний смотритель тоже признался мне, что скорее гид, чем охранник. Кстати, не хочешь отблагодарить нашего благодетеля?
— Отблагодарить?
— Ну да. Завезем ему по дороге бутылку хорошего шнапса.
Курт замялся. Бесспорно, смотритель заслуживал благодарности. Но мысль о повторном посещении кладбища сразу испортила настроение.
С объемистым пакетом в руках они постучались в домик смотрителя. Дверь открыл незнакомый мужчина. Видно, ночной служитель уже сдал свою смену.
— Что вам угодно?
— Мы хотели бы видеть вашего предшественника. Вы не подскажете, как его найти? — спросил Юрген.
— Предшественника? — смотритель непонимающе уставился на них.
— Ну да. Человека, который дежурил на кладбище ночью.
— Ночью? Дитрих сменился в семь утра и сейчас наверняка спит дома. А в чем, собственно, дело? Может, я смогу вам помочь?
— Вы сказали — Дитрих? — переспросил Юрген.
— Да. А что?
— Но нам нужен Франц.
— Франц? Я не знаю никакого Франца.
Приятели переглянулись.
— Возможно, у Дитриха был напарник? — спросил Курт.
Смотритель начал терять терпение.
— У нас нет напарников, — довольно нелюбезно ответил он. — И мне не очень понятны ваши вопросы. Если вы из полиции…
— Что вы, — замахал руками Юрген. — Мы вовсе не из полиции. Видимо, нас неправильно информировали. Извините за беспокойство.
Приятели поспешно ретировались, спинами чувствуя пристальный взгляд смотрителя.
Курт не выдержал первым:
— Почему он назвал нам другое имя?
Юрген пожал плечами:
— Откуда я знаю? Может, мы просто не расслышали.
— Ничего подобного. Он назвался Францем.
— А сам ты? «Меня зовут Карл, а его Генрих», — напомнил Юрген.
— Но у нас были причины скрывать имена.
— Значит, у него тоже. — Юрген резко остановился. — Куда мы идем? — с удивлением спросил он.
Курт огляделся по сторонам. Выяснилось, что, беседуя, приятели машинально двигались не к выходу с кладбища, а в прямо противоположном направлении. К могиле Моцарта.
— Да-а, — покачал головой Юрген. — Недаром говорят, что преступников тянет на место преступления. — Что ж, раз мы уже здесь… — он вопросительно посмотрел на Курта, — попрощаемся с Амадеем?
Курт разглядывал памятник, когда услышал короткий вскрик друга и поспешил к нему.
— Смотри, — Юрген показал на одно из соседних надгробий. Прямо на нем мирно дремал их ночной приятель — павлин.
— Надо же, — засмеялся Курт. — Птица совсем запуталась среди могил. Ночью гуляет, а днем…
— Я не об этом, — перебил Юрген. — Смотри сюда, — он показал рукой на гранитную плиту.
— «Советник Франц Кирхлер. 1750–1792. Любимому мужу и отцу. Покойся с миром», — прочел Курт. Он перевел взгляд на Юргена. — И что?
Тот продолжал смотреть на плиту. Курта пронзила жуткая догадка.
— Ты думаешь?
— Вот почему он столько всего знал, — прошептал Юрген. — Там нет секретов.
— Перестань, — отмахнулся Курт. — Наверняка на этом кладбище сотни Францев.
— Но не здесь. Теперь я все понял. Помнишь последнюю фразу, которую я произнес ночью? «Тот, кто лежит здесь. Приди к нам и ответь на наши вопросы». Тот, кто лежит здесь. Он пришел и ответил. Иначе быть не могло. Ведь в этой могиле нет Моцарта.
— Знаешь, что я на это тебе скажу, как приятель приятелю? — спросил Курт.
— Что?
— Только, чур, не обижаться. Просто у тебя на почве магии немного съехала крыша, и ты готов видеть запредельное даже там, где ничего такого нет. Это был смотритель. Смотритель, который предпочел не называть настоящего имени. И советую тебе хотя бы на время завязать со своим увлечением.
Юрген поднял глаза.
— Знаешь, пожалуй, я последую твоему совету.
Приятели покинули кладбище, ни разу не обернувшись, хотя желание сделать это преследовало каждого из них. Как и еще одно желание: навестить смотрителя Дитриха и посмотреть ему в лицо.
Тем не менее они уехали из Вены, так никуда и не заезжая. Поздно вечером Юрген и Курт уже были в Аугсбурге.
Последняя ставка
Больше всего на свете Анри любил свою жену Анну и рулетку. Причем оба чувства были равно необоримыми. Признаваясь в этом самому себе, Анри неизменно испытывал чувство стыда. Даже Мишель, его самый близкий друг, вряд ли оценил бы признание, в котором ставились на одну доску столь несравнимые ценности. Но истина заключалась в том, что Анри мог существовать, лишь деля жизнь между двумя страстями. И потому стоило ли удивляться, что сегодня ему пришла в голову мысль: а имеет ли смысл его дальнейшее существование?
В первый месяц их семейной жизни после очередного вечера, проведенного в одиночестве, Анна в сердцах бросила извечную фразу: «Выбирай. Или я, или она». На компромисс, как водится в нормальных семьях, пришлось пойти обоим. Анри отныне отправлялся в казино только раз в неделю строго по пятницам. Анна же со своей стороны никогда более не ставила подобных ультиматумов.
Это было давно, почти двадцать лет назад. С тех пор и до прошлого понедельника в их жизни ничего не менялось.
Кто бы мог подумать, что складывавшееся годами жизнеустройство будет разрушено в один миг безвестным итальянцем, вылетевшим на перекресток по красному сигналу светофора?
Первые дни после смерти Анны Анри помнил плохо. Необходимость совершать какие-то действия, несмотря на то что Мишель взял на себя все самое обременительное, помогала заполнить пустоту. Но сегодня, после похорон, осталась только пустота и ничего больше.
Находиться в квартире, где каждая вещь напоминала об Анне, было выше его сил. Анри вышел из дома, однако это не принесло облегчения. Бесцельно бродя по улицам Женевы, он то и дело натыкался на места, бередившие душу. В этом магазине на бульваре Швейцарии Анна могла часами перебирать дешевые блузки, чтобы наконец выдернуть из череды всевозможных тряпок нечто такое, что делало ее еще более неотразимой и желанной. Здесь, в ресторане на набережной Густав-Адор, они месяц назад праздновали день ее рождения.
Анри перешел по мосту Монблан на западный берег Роны. Ноги сами принесли его в казино.
Профессиональная выучка персонала позволяла всем, кто его приветствовал, сохранять на лицах невозмутимость. Иное дело — посетители. Анри ловил на себе удивленные взгляды. Сообщение о сегодняшних похоронах было во всех женевских газетах, и многие явно не ожидали увидеть его в этот день в таком месте.
Однако недоуменные взгляды и тихое перешептывание за спиной не очень тревожили Анри. Сейчас ему во что бы то ни стало требовалось забыться. Пить он не любил и не умел, рулетка же могла дать то, в чем он так нуждался. К тому же, продолжая ощущать всепожирающую пустоту, Анри инстинктивно стремился заполнить ее чем-то привычным.
В этот вечер он впервые в жизни проиграл весьма крупную сумму. Вопреки желанию, сосредоточиться на игре не удавалось. Рулетка же, несмотря на расхожее мнение о ней, как игре слепого случая, требовала холодного рассудка.
Анри не вел счета проигранным деньгам, методично покупая новые фишки в тот момент, когда зеленое поле перед ним становилось девственно чистым. Все же в какой-то момент он понял, что проиграл очень много, и нашел в себе силы остановиться.
Как ни странным это может показаться, помогло отсутствие опыта настоящих поражений. Проигранная сумма посеяла в нем не столько страх финансового ущерба, сколько некий непривычный дискомфорт, окончательно отбивший желание продолжать игру.
Выйдя из казино, Анри впервые посмотрел на проблему своего нового состояния с практической стороны. Что дальше? Прошлое не вернуть. А будущее — в чем оно? И какой в нем смысл? Строить новую жизнь в пятьдесят пять? Или доживать старую, находя забвение в воспоминаниях? Анри представил себя дряхлым стариком, сидящим перед телевизором, на экране которого в сотый раз мелькают затертые кадры прежней жизни. Представил — и содрогнулся.
Кажется, в эту минуту он и принял решение. Оставалось лишь продумать детали. Но по пути домой он успел и это.
Впрочем, дома его ожидал сюрприз. Стоило Анри зажечь люстру в гостиной, как в кресле обнаружился человек, прикрывший рукой глаза от внезапно хлынувшего света.
— Господи, Мишель, что ты здесь делаешь? — удивление Анри было совершенно искренним.
Друг детства смотрел на него все еще прищуренными глазами.
— Минуту назад мне казалось, что сплю.
— Но почему здесь? Софи выгнала тебя из дома?
— Именно так, — Мишель согласно кивнул головой.
— То есть? — не понял Анри.
— Она сказала, что тебе я сегодня нужнее, и буквально вытолкала меня из дверей. Впрочем, нельзя сказать, что я очень сопротивлялся. Твое лицо на похоронах мне очень не понравилось. — Мишель пристально посмотрел на друга. — А сейчас оно нравится мне еще меньше.
Анри отвел глаза. Неужели его мысли можно так легко прочитать по лицу?
— Вот как? — Он постарался скрыть прорвавшиеся нотки раздражения. Старина Мишель всегда был очень заботлив, но сейчас его забота некстати. — И какое же лицо ты надеялся увидеть у человека, похоронившего жену?
Анри прошел в комнату, открыл бар и достал бутылку виски. Сам он терпеть не мог это зелье, но Мишель питал к нему определенное пристрастие.