Русский покачал головой.
— Не поймал. Хотя через некоторое время ответы на вопросы действительно получил. Но это случилось значительно позже. А в тот день к вечеру мы окончательно зашли в тупик. «Потапов» исчез. Коневу, кроме кражи денег у трупа, предъявить было нечего. Даже рассказ Николаева о загадочной ночной машине проверить не удалось. Убийца знал, где стрелять. На последних минутах пути трамвай сначала проходил мост, затем по обеим сторонам от него были административные здания и Марсово поле. Так что на новых свидетелей рассчитывать не приходилось. Что-то могли заметить ночные смотрители Мраморного дворца, но они, увы, оказались нелюбопытными. В общем, везение кончилось.
СССР, Ленинград, 25 сентября 2001 года, 23 часа 12 минут
Дома я попытался на час-другой выкинуть это дело из головы — иногда помогает. Но долго не продержался и где-то после одиннадцати решил прослушать накопившиеся записи. Вдруг найдется какая-то зацепка?
Перемотав пленку на начало, я поставил диктофон на кухонный стол, включил и принялся мыть посуду. Первая вымытая тарелка уже отправилась на сушилку, когда я услышал первые звуки.
— Здравствуйте, Владимир Петрович, — сказал диктофон голосом Николаева.
Тарелка выскользнула у меня из рук.
«Не пугайтесь, — продолжил все тот же знакомый голос. — Ваш рассудок в полном порядке. Просто это другая кассета. Ночью я внимательно рассмотрел диктофон, которым вы пользуетесь, и мне кажется, она к нему подойдет. Не знаю, как мне удастся подменить вашу кассету этой, но, раз вы меня слышите, значит, как-то все-таки удалось. Вообще, в последние дни мне часто сопутствовала необъяснимая удача. Позволю себе даже большую дерзость и предположу, что Бог в этом деле на моей стороне. Правда, окончательно это нам с вами еще предстоит выяснить.
Как вы уже, наверное, догадались, я кое-что знаю о ночном убийстве. Собственно говоря, что лукавить — я знаю о нем все: кто, как и почему.
Вы, конечно, спросите, почему в таком случае я ничего не рассказал вам об этом при наших встречах. Прежде всего потому, что “кто” — это я.
Не удивляй…»
Я остановил пленку и опрометью кинулся в комнату, к телефону. Сонный голос Пугачева ответил после шестого или седьмого звонка.
— Николай! Быстро просыпайся! — крикнул я.
— А что случилось? Я же вчера всю ночь не спал. До завтра не терпит?
— Бери ноги в руки и живо на квартиру к Николаеву. Захвати с собой кого-нибудь. Скорее всего, сопротивления не будет, но береженого бог бережет.
— Ты что-то узнал? Он как-то в этом замешан?
— Нет времени, Коля! Все потом. Он — убийца!
— Что-о?! — Я физически почувствовал, как Пугачев подскочил на кровати. — Как он мог?
— Не знаю как! Но скоро узнаю. Все! Кончай разговоры и лети. Позвонишь мне оттуда. Если в квартире никого нет — ломай двери и ищи любую деталь, которая поможет понять, куда он делся.
— А ордер?
— Не бери в голову. Будет.
— Понял.
Положив трубку, я быстро вернулся на кухню и пустил запись.
«…тесь, — продолжил диктофон. — Хотя, как тут не удивиться. Ведь, по вашему представлению, я просто не мог этого сделать. Мне самому никогда не пришло бы в голову, что такое возможно. Однако все получилось, и, мне кажется, в этом тоже есть проявление Его воли.
Конечно, вам хочется узнать подробности ночных событий, но, если позволите, сначала расскажу о том, что им предшествовало. Возможно, после этого вы не будете считать меня хладнокровным убийцей. Слово убийца ко мне вообще не подходит. Как называют у вас исполнителей смертных приговоров? Я не убил человека. Я расстрелял преступника.
Вы спросите, в чем его преступление? В анналах прокуратуры не найдется материалов этого дела. Кончина тихой безвестной старушки, учительницы русского языка, не проходит по вашему ведомству.
Единственный документ — свидетельство о смерти по причине острой сердечной недостаточности некоей Николаевой Зинаиды Петровны. Если мы с вами не встретимся раньше, вы найдете его на моем письменном столе. Но ведь эта бумага не представляет для вас интереса?
Как вы, наверное, догадались, Николаева Зинаида Петровна — моя мать. Единственный человек на планете, который был мне по-настоящему дорог.
Чуть больше года тому назад, 13 июня, она возвращалась домой на трамвае. Вернее, хотела возвратиться, но, зайдя в вагон, обнаружила, что оставила на работе деньги и документы. В этом возрасте такое нередко случается. Память, знаете ли, подводит. Ехать предстояло всего три остановки. Но моя мать была интеллигентной женщиной. Как сейчас говорят, излишне интеллигентной. И она решила обратиться к водителю: извиниться и попросить разрешения проехать бесплатно.
Зачем только она это сделала! Думаете, он не стал с ней разговаривать? Отнюдь. Он охотно сказал ей несколько слов. Не знаю — каких именно. Думаю, мама не смогла бы повторить их даже под страхом смерти. Впрочем, могу догадаться, что это были за слова.
Мама не помнила, как вышла из трамвая. На улице ей стало плохо. Конечно, надо было вызвать “скорую”, но ей, как обычно, не хотелось никого затруднять.
Какой-то мужчина предложил подвезти ее до дома. Удивительно, но она согласилась. Видимо, чувствовала себя уже совсем нехорошо.
Он успел ее довезти. Иногда я с ужасом думаю: а что, если бы она умерла там, на остановке, и я никогда бы не узнал, почему это случилось. Ведь тогда этот выродок мог прожить еще много лет. Но Господь не допустил этого. Он ненадолго сохранил жизнь моей матери, позволив ей умереть в собственной постели.
Я встретился с убийцей на следующий день после похорон. Это было несложно. Мама всегда возвращалась домой одним и тем же маршрутом. Требовалось лишь выяснить в депо фамилию водителя, который работал на нем в тот день.
Я спросил лишь одно: помнит ли он старушку, которая три дня назад попросила разрешения проехать бесплатно?
Он не захотел со мной говорить. Но я проявил настойчивость. Мне следовало убедиться в том, что я разговариваю с человеком, который убил мою мать.
Вспомнил ли он ее? Да, вспомнил. Иначе, почему бы он сказал: “Ты такой же придурок, как и она”.
Водители в парке наверняка не забыли меня. Ведь именно им пришлось нас разнимать».
Я чертыхнулся. Пугачев был в парке и беседовал с водителями. Почему же он не вытряс из них эту историю? Хотя, что я говорю. Прошло больше года.
«В тот день мне крепко досталось. Но я не жалел об этом. Зато теперь этот человек знал, что он убийца. И знал: рано или поздно я ему отомщу. Правда, как мне кажется, он не принял мои слова всерьез. Это только облегчило задачу.
Я не торопился. Несколько месяцев я обдумывал, как с ним поступить. И, наконец, решил. Око за око, смерть за смерть. Только такое наказание будет достойным.
Не думайте, что выбор дался мне легко. В таком случае гражданин Кондратенко умер бы значительно раньше. Ведь я великолепно стреляю. Где-то в столе до сих пор лежит медаль чемпиона города. Этот факт мог бы насторожить вас, но алиби получилось настолько прочным, что вы, уверен, не интересовались моим прошлым.
Короче, застрелить этого подонка я мог в любой момент. Найти оружие не составляло проблемы. Кстати, единственное, о чем я вам не скажу, — откуда его взял и где оно сейчас. Не хочу, чтобы пострадали совершенно непричастные люди.
Вы наверняка недоумеваете — почему же я так долго ждал? Все просто. Поскольку я не считал себя убийцей, мне требовался не просто план, а идеальный план. Ведь суд людской не так справедлив, как суд Божий, а я готов был вверить себя только ему. И вот тут мы, наконец, переходим к последнему вопросу — как?
Идея пришла мне в голову случайно. В тот день я возвращался домой на трамвае… После того, что случилось с мамой, я избегал этого вида транспорта, но на сей раз… Было темно, холодно, и ждать автобуса не хотелось.
Я сел на последнее сиденье в третьем вагоне. Знаете, у заднего окна. Несмотря на то что час был поздний, трамвай ехал на удивление медленно, а на одном из перекрестков вообще остановился. Я посмотрел в окно, чтобы понять, что случилось. Пассажиры в первом и втором вагоне не проявляли беспокойства. Водитель тоже спокойно сидел на своем месте. Его голова четко выделялась на фоне света ночных фонарей.
Вы поняли? Не хлопайте себя рукой по лбу. Если бы в то мгновение я не посмотрел в окно, у меня никогда не родился бы план, обеспечивающий стопроцентное алиби. В самом деле, при медленном повороте трамвая водитель идеально открыт для прицельного выстрела. После чего трамвай по инерции проезжает поворот, и стрелок, находящийся в закрытом вагоне, оказывается вне всяких подозрений!
Впрочем, идеальным план выглядел лишь на словах. На пути его осуществления немедленно встала куча препятствий.
Проще всего оказалось выбрать место. Стоило однажды проехать по маршруту, чтобы понять — перекресток при съезде с улицы Халтурина — как раз то, что надо: крутой поворот, на котором трамвай обязательно замедлит ход, отсутствие вокруг жилых зданий, фонари с правой стороны улицы хорошо подсвечивают кабину.
Сложнее было определиться с методом стрельбы. Но удалось решить и эту задачу. Если вырезать небольшой кусок стекла в углу левого окна на задней площадке, то можно стрелять, просто сидя на последнем сиденье.
Ничто не мешало подготовить окно заранее, даже накануне. При нашем разгильдяйстве пройдет минимум неделя, прежде чем кто-нибудь соберется заменить поврежденное стекло ради дырки величиной с кулак. Ведь вы, простите, тоже не обратили на эту опасную для меня деталь никакого внимания. Разве не так?
Действительность превзошла все ожидания. Десять дней подряд я садился в вагон с разбитым окном и ждал, когда Господь вручит судьбу убийцы в мои руки.
Сначала мне никак не удавалось остаться в вагоне в одиночестве. Однажды компанию мне составил лишь мертвецки пьяный мужик. Я даже хотел выкинуть его из трамвая — вряд ли бы он хоть что-то почувствовал. Позавчера мне почти повезло, но какой-то поздний прохожий вскочил в вагон на остановке у Мраморного дворца в тот момент, когда двери уже закрывались.