Итак, исследовательский инстинкт заставляет ребенка опасно перегнуться через край колодца, а родители должны остановить и запретить, потому что без этого малыш туда и улетит. А потом эта коммуникация – «Ну-ка, отойди от края» – из внешней интроецируется внутрь, и вот родителя уже нет, ребенка притягивает эта загадочная дырка в асфальте, но внутренний голос ему говорит: «Это опасно, отойди». И у него появляется сомнение. Таким образом, коммуникация родителя, корректирующая поведение, выполняет свою важную эволюционную роль.
То, что мы корректируем свое поведение, заимствуя опыт взаимодействия с реальностью у родителей, это нормально, потому что психика ребенка не может опираться на свои собственные ресурсы. У нее недостаточно производительности и опыта, чтобы выработать решение под свою ответственность: лезем в колодец или не лезем. Приходится опираться на интроецированный опыт родителя: «Нет, не лезем».
Но дело в том, что, став взрослым, человек без специальных приемов не может отличить свои собственные идеи от рудиментов родительского контроля, ответить на вопрос: он сейчас воспринимает это чувствами родителей или чувствами своего ребенка? И тем и другим, и воспринимает все это как собственные чувства и мысли. Данный механизм объясняет многие наши проблемы. Почему я хочу одного, а делаю другое? Почему я не делаю то, что считаю должным? Потому что Родитель говорит: «Ты должен делать зарядку». А Ребенок: «Мне это все равно ничего не даст, ерунда какая-то. Зачем это нужно?» И т. д.
По идее, Родитель внутри нас с возрастом должен уменьшать свое влияние. К 18 годам психика человека накапливает и операционные возможности, и опыт для того, чтобы корректировать свое поведение самостоятельно. И в принципе, для «усмирения» Родителя тоже есть психический механизм, специальная программа. Называется она – подростковый возраст.
Ребенок вдруг начинает оценивать родителя, атрибутировать[16] его. Причем не только внешнего родителя, но и внутреннего. Он принимается менять свои ценности, переоценивать идеалы, часто вынося эту переоценку к родителю. Смысл этого процесса для родителя как раз в том, чтобы содействовать формированию в ребенке автономной личности и отпустить его в конце концов в самостоятельное плавание. И здесь возникает очень важный момент. Если родитель понимает суть происходящего, сознает, что уже выполнил свою корректирующую задачу и миссию, то не сопротивляется обесцениванию своих ценностей и все происходит оптимальным образом.
Если же родитель сам не сформировался как личность и в нем слишком много детского, он начинает бороться за авторитет, тормозить сепарацию[17] подростка, задерживать его автономизацию. И Родитель внутри сознания не станет уступать точно так же, как и внешний. Он будет пытаться удерживать часть памяти, операционных возможностей своего «биологического компьютера». Часто в такой борьбе побеждает Родитель, и это приводит к тому, что человек начнет выстраивать жизнь не в соответствии с собственной природой. Психотерапевтам известны случаи, когда клиент приходит с запросом: «У меня все замечательно, мне все завидуют, я по профессиональным нормам достиг прекрасных результатов. Проблема в том, что я ощущаю, будто живу не свою жизнь».
Еще чаще бывает, что конфронтация внутреннего Ребенка с Родителем приводит к тому, что жизнь человека складывается очень неэффективно, она не наполнена целостностью, восхищением, воодушевлением, эмоциями. И человек ничего не достигает. Он приходит к психотерапевту и говорит: «Объясните мне, почему у меня ничего не получается». Ответ очень простой: потому что, чтобы делать, вам нужно опираться на желание вашего Ребенка. А человек до сих пор находится внутри конфликтов с Родителем, который говорит: «Ты все делаешь не так». Когда Родитель начинает что-то требовать, Ребенок это саботирует, потому что возражает: «Я этого не хочу делать» и т. д. И такой процесс «зависания», недостаточной внутренней сепарации лишает человека возможности сформировать свой жизненный путь, наполнить движение по нему энергией. Каждый шаг вперед сопровождается двумя шагами назад, топтанием на месте, ощущением, что жизнь проходит мимо.
Сепарация, если она не произошла естественным путем, может быть завершена искусственным образом. Есть терапевтические приемы опознания внутреннего Родителя, коммуникации с ним и даже смещения его с родительского пьедестала и замещения Родителем более принимающим, разумным, лояльным, поддерживающим.
В идеале любящий разумный родитель в автоматическом режиме освобождает внутреннее пространство человека. Впрочем, этот умный поддерживающий Родитель не уходит совсем, да ему и не нужно уходить, он остается там на законных основаниях, как поддерживающая фигура. Становится чем-то вроде верхней палаты парламента, сенатора, того, кто, условно говоря, утверждает решения.
Осмысление эмоциональной жизни
Говоря чуть выше о «парламенте», мы обсуждали взаимодействие с умом мыслящим, а теперь переходим к архаичному уму – чувствующему. То есть непосредственно к нашим эмоциям. В целом они имеют довольно простой смысл, это всего лишь мобилизация, возбуждение психической системы в ответ на вызовы, как правило, внешнего мира. Для простоты понимания мы будем в нашем рассуждении использовать именно такое содержание данного понятия.
Первое, что надо учитывать: эмоции – это не слова, это чувства. Хотя, по сути, их функция такая же, как и у знаковых систем, это регуляторы поведения, но они безмолвны. Что вовсе не значит, будто они иррациональны: эмоции по-своему логичны и могут быть поняты.
То есть эмоции могут быть названы, что, кстати, невероятно важно, потому что, если эмоциональная жизнь не дифференцируется, чувства не вычленяются и никак не именуются, то они превращаются в некую неопознанную массу, которая регулирует поведение человека, детерминирует его, но может вообще не осознаваться.
Вообще это большая проблема отсутствия эмоционального образования – эмоциональная жизнь у нас глубоко стихийна. Когда ребенок плачет или делится восторгом, по-хорошему, первое, что должен делать родитель, – помочь малышу опознать и назвать это чувство. В противном случае канал взаимодействия с данной эмоцией не будет реализован. Когда эмоцию поименовали, то есть человек понимает, что злится, обижается или скорбит, дальше уже можно говорить о том, что с этим делать, ставить вопрос о легитимности той или иной эмоции. Справедливо ли, что я злюсь, нормально ли, что я оплакиваю?
С точки зрения культуры здесь есть еще один нюанс. Человек, как мы уже говорили, пребывает на грани двойного бытия – естественного и противоестественного. И знаковые системы очень сильно влияют не на эмоции, а прежде всего на их восприятие. Например, в современном обществе есть такая тенденция – культивирование позитивного отношения к миру. И люди стремятся воплотить образ жизни человека с положительными, конструктивными мыслями, избегая переживаний гнева, агрессии, стараются «негатив» не просто не культивировать, но даже как бы не чувствовать. Кроме того, в культуре существует определенное табуирование не только гнева, но и печали. Оплакивание, слезы – это признак слабости, пораженчества, как многие считают, вообще снятия с себя ответственности за свою жизнь, отказ от действий. И люди стараются не позволять себе переживать горе, печаль и т. п. Эти идеологические установки, очень часто возникающие с подачи родителей, способны широко распространяться и транслироваться в культуре.
Таким образом, идеология вызывает сопротивление переживанию эмоций. Но исчезают ли они куда-нибудь при этом? Нет, конечно, потому что эмоциональная жизнь – это глубоко архаичный механизм, характерный для всех живых существ на этой планете. В итоге люди, которые культивируют позитивный образ мыслей, становятся очень уязвимыми для панических атак, неотвязных фантазий, бесконечных сновидений, связанных с насилием, разрушением, вандализмом. И навязчивость этих переживаний прямо пропорциональна тому, насколько человек не желает добровольно взаимодействовать со своими чувствами.
Точно так же сопротивление оплакиванию, переживанию скорби приводит к тому, что у человека подспудно начинает проявляться печаль, уныние или фоновая тоска, которая, казалось бы, ничем извне не спровоцирована. И психотерапевты, и психиатры знают, насколько трудно даже медикаментозно работать, скажем, с паническими атаками, как они тяжело купируются.
Проникновение в суть эмоций, как уже неоднократно упоминалось, – это вообще явление культуры по большей части нового времени. Хотя еще в античный период древнегреческие философы делали шаги в эту сторону. «Искусство любви» Овидия, например, – это попытка исследования достаточно глубокого чувства. Но, по большому счету, анализ эмоций – это достояние конца XVIII–XIX века, прежде всего литературы эпохи сентиментализма. И, конечно, подлинный прорыв в этом направлении произошел с открытием психоанализа.
Чем силен психоанализ? Психоаналитическая работа в норме идет регулярно от трех до пяти дней в неделю и длится годами, такая концентрация на своих чувствах, разделение их, рефлексия над ними вскрыли очень сложную структуру эмоций. И то более глубокое их понимание, о котором мы будем говорить дальше, пришло к нам именно из психоаналитической традиции.
Характеристика эмоций
Теперь мы познакомимся непосредственно с эмоциями, назовем их и некоторым образом охарактеризуем. Наиболее фундаментальным, универсальным проявлением возбуждения психической системы является агрессия[18]. Злость или гнев – это мобилизация энергии агрессии, направленная на обидчика. Далее мы с вами убедимся, что вина – это та же самая агрессия, только обращенная на самого себя. Паника, тревога, страх – опять же, агрессия, но никуда не направленная.