Гнев и печаль, по-видимому, относятся к наиболее архаичным эмоциям и выполняют фундаментальные задачи – защиту границ живого существа. Здесь имеются в виду отстаивание существования через принцип «бей или беги» и переработка травм, стрессов через оплакивание.
У животных, кстати, по-разному выражается эмоциональная экспрессия, некоторые из них, особенно наиболее древние, то есть змеи, ящерицы, птицы, не демонстрируют свои чувства, а млекопитающие – наоборот. Кто видел, как плачут, например, слоны над своими усопшими сородичами, те однозначно со мной согласятся.
Таким образом, эмоции гнева и печали, наверное, самые важные и самые очевидные. Мы, как правило, знаем, на что злимся и что нас мучает, когда мы тоскуем. Эти две фундаментальные эмоции позволяют перерабатывать страдания. Страдания – удел не только человеческий, но и всех живых существ на этой планете. Обратите внимание, агрессия, как и печаль, – тоже всегда выражение страдания. Если психотерапевт сталкивается с проблемой агрессии, нужно сразу искать, какая душевная боль ее порождает.
Страх, как уже было отмечено выше, – это не какая-то отдельная эмоция, а тот же самый гнев, лишенный определенного вектора. Поэтому нельзя сказать, что эмоция страха более глубинная, более фундаментальная, чем прочие. Гнев – эмоция, заставляющая защищаться, удерживать свои границы, и если он никуда не направлен, то порождает страх.
Тревога – это неканализированная агрессия. То есть всем известное чувство мандража, внутреннего беспокойства, иногда переходящее в панику, психоаналитическая традиция тоже опознала как агрессию, которая ни на что не направлена. Сложность обращения с тревогой состоит в том, что она часто бывает закольцованной, поскольку не имеющая предмета эмоция склонна превращаться в излишне долгоиграющую. Понимание природы тревоги открыло среди прочего эмпирически подтверждаемую эффективность работы с этой эмоцией. Оказывается, если тревогу перевести в гнев, дать ей точку приложения или хотя бы просто осознать, что это возбуждение имеет, по своей сути, близость к гневу, и позволить себе с этим гневом взаимодействовать, выразить его, то тревога удивительным образом превращается в злость, которая имеет тенденцию довольно быстро перегорать. Поскольку природа эмоций естественна, им вообще свойственно разряжаться в каком-то действии, поступке, реакции.
Чувство вины – эмоция, тоже связанная с агрессией, но в данном случае направленной на самого себя. Это не рефлексия, не осознание последствий своего поступка, а аутоагрессия[19], невероятно разрушительная для человека. Потому что, вразрез с обыденным представлением о том, что с целью избежать самообвинения человек будет стремиться стать лучше, постарается не совершать ошибок, осознав их причину, на самом деле чувство вины, наоборот, подавляет активность человека в отношении самопознания, планирования своих действий и постановки целей.
Предметом чувства вины являются прежде всего самостные структуры, то есть те конструкции психики, которые генерируют цели, желания, поступки. Поэтому в психотерапии чувство вины всегда рекомендуют трансформировать в злость, которую можно так или иначе переработать. Кроме того, нужно отрефлексировать оправданность угрызений совести. Дело в том, что вина возникает автоматически, она не оценивает степень справедливости упрека, который ее запускает.
Есть эмоции, вокруг которых существует целая идеологическая мифология, приписывающая им духовные, ценностные, моральные свойства. Речь идет, например, о такой эмоции, как зависть. Люди очень стыдятся зависти, но при этом могут удивительным образом культивировать это чувство, особенно оно процветает в социальных сетях. Но самое интересное, что зависть вообще не является этически окрашенной, это абсолютно реактивная эмоция, она возникает у человека любых ценностей и взглядов, достаточно, чтобы вовне появился повод, индуцирующий резонанс внутренней грандиозности. И так как грандиозность никогда не растворяется полностью, при любом уровне проработанности присутствует в психике, то она всегда может резонировать. И этот процесс одинаково будет происходить и у святого, и у человека, который находится на противоположном полюсе духовной жизни. Этическим аспектом является только отношение к зависти, мы ее культивируем или мы с ней взаимодействуем, но сама зависть возникает автоматически.
Вообще, зависть бывает мучительной и, как все эмоции, закольцованные сами на себя, обладает довольно большой навязчивостью. Для проработки зависти лучше всего подходит анализ и осознание ее устройства. Эта эмоция прорабатывается через сознавание, что именно стало причиной резонанса, и рассыпается после того, как опознается грандиозный триггер, лежащий вовне и индуцирующий[20] эту эмоцию.
Обида, один из самых мощных движителей рода человеческого, тоже является классическим представителем зацикленных на себя эмоций. Это тоже агрессия, выражающаяся, как правило, в виде упрека, но нереализованная. То есть обида – это невыраженная агрессия. Вообще природа обиды – отказ от коммуникации в ситуации, когда человек имеет претензию к кому-то.
Кстати, иметь претензию к другому человеку – это нормально, потому что мы несовершенные существа в несовершенном мире. Мы обречены на то, чтобы корректировать поведение друг друга, а это значит – делиться упреками. В этом нет ничего страшного, если мы делаем это без чрезмерной агрессии. В идеале мы не формируем корректирующую коммуникацию в виде упрека «Ты плохой, ленивый, лживый», а даем собеседнику конкретную рекомендацию относительно того, как он должен себя вести, например: «Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты делал так-то и так-то». Потому что в случае, если мы сталкиваемся с агрессией, мы начинаем защищать свое самоуважение и не принимаем к сведению содержание самой коммуникации.
Обида – это эмоция, которая представляет собой уже сформировавшийся упрек, но этому упреку не позволяют выразиться, по крайней мере вербально. По невербальным каналам он, как правило, демонстрируется. Избегание корректирующей коммуникации происходит именно потому, что она очень часто бывает травмирующей для собеседника, и причина – неспособность, незнание, чем заменить обвинение.
Кстати, может иметь место разная структура данной эмоции, но наиболее распространенная классическая обида всегда рождается в коммуникации, где один человек склонен к упрекам, а другой – к эскапизму (избеганию). Если это относится к паре, то, допустим, девушка может упрекать своего молодого человека, а тот, воспитанный в атмосфере сдержанности, – уходить от конфликта. То есть он будет отстраняться, а она очень быстро научится сдерживать свои упреки, чтобы не входить в слишком большую конфронтацию по невербальным каналам.
Выход из этой ситуации может состоять в том, чтобы девушка просто озвучила, какого поведения она ждет от молодого человека, а не упрекала его. В свою очередь, прямая рекомендация по изменению поведения могла бы позволить молодому человеку не убегать, а принять ее к сведению и согласиться или не согласиться либо найти компромисс.
И если мы говорили, что заменой тревоги и страха может стать гнев, то разрешением обиды является коммуникация, которая выражена в не травмирующих собеседника формах.
Желания и обязанности
Теперь я хочу обратить ваше внимание на две весьма большие группы эмоций – это желания и обязанности. Они, как мы понимаем, относятся к очень сложным эмоциям, неразрывно связанным с нашей культурной жизнью. Это не такие реактивные эмоции, как, допустим, злость и печаль. Тем не менее и желания, и обязанности несут в себе как социальные, так и биологические моменты. У нас есть желания примитивные (не в смысле плохие, а от итальянского primitivo, то есть «первые»), как, к примеру, выпить стакан сока, и желания очень сложные, скажем, написать симфонию.
Обязанности – это своеобразные эмоции, которые частично выражены в знаковых системах, а частично воспринимаются нами именно как чувства. Мы чувствуем себя, например, обязанными заботиться о детях. Какие-то из обязанностей осознаются, рефлексируются и превращаются в мораль, какие-то так и остаются в глубинах нашей эмоциональной жизни.
Эти высокие формы нашей чувственной жизни невероятно важны, причем, вопреки обыденному представлению, гораздо важнее желания, нежели обязанности.
Личность – это не совокупность свойственных данному человеку чувств, а прежде всего сочетание характерных для него желаний, потому что чувства, как и обязанности, у нас более или менее одинаковые, а вот желания – сугубо индивидуальные. Ибо желания – от самых простых форм до самых сложных и развитых, которые представляют собой траекторию экзистенциального путешествия нашей жизни, – это продукт наших самостных структур.
Более того, от реализации желаний очень сильно зависят наше воодушевление и энергия. Обязанности, как правило, энергию расходуют. Даже если мы получаем удовлетворение от выполненных обязанностей, то скоро заметим, что без баланса подкрепления желаниями даже обязанности, которые мы считаем приятными, лишаются подпитки психической энергией. Поэтому осознание собственных желаний является очень важной частью контакта со своим внутренним эмоциональным миром.
Одна из причин игнорирования сферы желаний состоит в следующем. Люди боятся деструктивных или экзотических желаний, страшась борьбы с ними. На самом деле между желанием, осознанием желания и воплощением его в поведение существует довольно много психологических инстанций. И если мы просто избегаем сознавания сферы своих желаний со всей их экзотикой, то очень сильно обесцениваем свою жизнь в плане не только качества ее эмоциональной насыщенности, но и энергии. Потому что, еще раз напомню, источником энергии являются желания и их реализация.
Итак, желания – это очень сложный продукт самостных структур. И рефлексия над некоторыми желаниями и связанными с ними ценностями позволяет нам переходить от эмоций отвращения к очень сложным, высокоразвитым эмоциям морали.