потерять.
Непосредственное отношение к тому, о чем мы сейчас говорим, имеет ипохондрия[31]. Этим словом называют повышенное беспокойство по поводу своего здоровья, за которым, как правило, всегда стоит страх смерти, реже, опять же, страх смерти, но не физического, а социального тела.
Ипохондрия – это личностное эмоциональное расстройство, которое крайне интимно, часто о наличии его у человека знают только очень близкие ему люди. Это состояние несколько стигматизировано в социуме и часто вызывает ироничные реакции. Если вы знаете об ипохондрических проблемах человека, то можете быть уверены, что вам доверяют и в той или иной степени этому человеку вы близки.
Эрику Берну принадлежит лайфхак для психотерапевтов: если при общении с клиентом у вас не прощупывается диагноз, то, скорее всего, это именно ипохондрия. Она дает такую симптоматику, которая внешне, если человек сам о ней не расскажет, может быть не видна.
Теперь немного о природе данного явления. За беспокойством человека о своем здоровье и стоящим за угрозой здоровью страхом смерти находятся проблемы не тела. В данном случае на тело, его безопасность, безупречность, защищенность проецируется душа, то есть личность, самостные структуры психики. Почему так происходит? Как мы помним, самость, самостные структуры психики формируются и реализуются еще в довербальном периоде, до трех лет.
Когда телесная самость хрупкая, она деградирует под внешней агрессией, выражающейся, например, в любовном отвержении или буллинге, направленном на физическое состояние. Бывает, что она просто слаба настолько, что периодически распадается. В этот момент и рождается тревога по поводу целостности и здоровья своей проекции, то есть тела.
Если самостная психическая структура человека является хрупкой, то может иметь место постоянное подозрение относительно физического состояния своего тела в широком диапазоне – от распространенной инсинуации «я уродлива/уродлив» до более острой формы «со мной что-то не так».
Вот это «со мной что-то не так» само находит точки локуса внимания. Находясь в таком состоянии, человек начинает прислушиваться, например, к своему сердечному ритму, и ему может казаться, что тот какой-то ненормальный, слишком прерывистый, аритмичный. И появляются мысли о том, что сердце больное, что он скоро умрет. Внимание, сконцентрированное на теле, очень часто порождает кочующие по организму боли.
Одним из признаков ипохондрии является физическое ощущение дискомфорта или даже болезненности в определенной части тела, например в колене. Однако стоит сосредоточить внимание на этой области, как боль неожиданно затухает, но затем перемещается, скажем, в плечо или живот. У ипохондриков часто есть «любимые темы» переживаний, связанные, к примеру, с сердцебиением или опасениями по поводу артериального давления. Если человеком без ипохондрии значения систолического давления, такие как 130 или 140, воспринимаются спокойно, то у ипохондрика даже умеренные отклонения вызывают болезненные переживания. Он не только пугается цифр на тонометре, постоянно измеряя свое давление, но и может субъективно ощущать головокружение или другие симптомы, которые усиливают его тревожность.
За этим острым перманентным беспокойством за целостность телесности скрывается, повторю, страх смерти. Поэтому работать нужно в том же направлении – восстанавливать нормальное функционирование самостных структур. То есть хороший психотерапевт, осознающий корень проблемы, здесь поможет куда лучше, чем врач, пытающийся работать с непонятными, ускользающими телесными симптомами.
Подводя итог этой главы, можно сказать следующее. Подлинное человеческое существование непрерывно творится самостью, которая в этом процессе развивается. На каждом этапе своего развития она выражается во все более усложняющейся системе желаний, образуя цели и мотивации под обеспечение реализации этих целей. В конечном счете это и есть наша личность. И именно оптимальное функционирование наших самостных структур дает нам здоровое, благополучное ощущение себя.
Глава 4. Основы взаимодействия с другими
Ценность понимания людей
Одна из основных проблем современного мира – это недостаточное качество коммуникаций, иначе говоря, неумение общаться, адекватно слышать, правильно доносить свои мысли. Очень важно, например, в семейной жизни за вопросом «Где тебя носило?» уметь услышать: «Я по тебе скучала». Однако в нашей культуре понимание другого человека, улавливание смысла сказанного, осознание, чего хочет собеседник, не наделяется по умолчанию какой-либо ценностью.
Неумение ориентироваться в отношениях, неспособность видеть за словами истинные мотивы человека рушат семьи, дружбу, бизнес. В наше время мессенджеров, зумов и скайпов мы начинаем сталкиваться с проблемами общения еще чаще. Мы и прежде-то не особо умели понимать друг друга, а сейчас коммуникация в значительной части стала письменной либо удаленной. Можно не сомневаться, что конфликтов стало из-за этого гораздо больше. Отношения рождаются в чатах и рушатся в мессенджерах, а мы остаемся в недоумении: что все-таки с нами не так?
В профессиональной сфере – все то же самое. Мы можем прокачивать разные скилы, становиться специалистом в той или иной области, но нюанс в том, что любые навыки без умения взаимодействовать с другими людьми, без способности выстраивать процесс общения могут оказаться бесполезными.
Предполагается, что читатели этой книги – люди, которые уже имеют определенную мотивацию учиться общению и, значит, осознают важность правильной интерпретации слов. Зачем тогда я трачу силы на подчеркивание значимости данной темы? Я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что понимание другого человека вообще не является ценностью самоочевидной, априорной. Оно считается таковой лишь в определенном культурном смысле и определяется неким социально-экономическим контекстом.
Понимание другого человека как источник блага для пары, группы, общества определяется тем, устроен ли их способ выживания в этом мире на логике кооперации и оказания услуг друг другу. Иначе говоря, понимать другого важно, если вы выживаете в этом мире объединяясь.
«А как же иначе? – спросите вы. – Человек – существо кооперативное, он существует ровно постольку, поскольку умеет договариваться». Нет, ничего подобного! Это все справедливо лишь для капиталистического способа производства, как бы мы к этому ни относились. Мы можем воспринимать капитализм как несправедливый общественный строй, где сильные и жадные эксплуатируют несчастных и бедных, но на самом деле смысл не в эксплуатации и не в социальной справедливости, это просто способ производства, где люди выживают благодаря тому, что оказывают друг другу услуги. И вот для этого нужно договариваться, очень хорошо понимать друг друга, осознавать мотивы. Это делает коммуникацию в данном контексте определенной ценностью.
Однако можно посмотреть на 70 % всего остального человечества, которое живет в том, что марксисты называли феодальным строем. Для способа производства, которым пользуется основная масса населения планеты, понимать что-либо и правильно транслировать свою мысль вообще не нужно, культура понимания неважна. Здесь актуальна, наоборот, некая культура прямолинейной суггестивности.
Для феодального строя идеальной коммуникацией является однозначная команда. Не надо воспринимать это так, будто речь идет только о воинском подразделении или о рабах и их надсмотрщиках. Такая логика коммуникации транслируется и на семью, и на отношения мужчин и женщин, детей и родителей и на систему «человек – человек» в целом. В феодальном обществе идеалом коммуникации является приказ.
Для общества, по природе своей архаичного, построенного для защиты элит, которые группируются вокруг своего ресурса (коим может быть переправа через реку, пшеничное поле, нефтяная скважина), способ выживания и производства состоит не в том, чтобы обмениваться услугами и продуктом. Там не нужны сложные коммуникации, там нужна трансляция примитивных суггестий.
Кстати, сейчас активно обсуждается вопрос: а действительно ли есть логика в прогрессе? Возможно, человечество в принципе нормально существует, порождая культуру вокруг ресурса? Если эта структура так устойчива, то, может быть, капитализм с его культурой кооперации и обмена не ресурсами, а продуктами и услугами является ошибкой, а феодализм – не застреванием в прошлых способах производства?
Озвучивая эти идеи, я не пытаюсь навязать вам какую-то точку зрения, а просто хочу показать, что тема понимания, которую мы сейчас поднимаем, только кажется этической аксиомой.
Думаю, каждый практикующий психотерапевт в курсе, что даже простое касание вопроса понимания другого человека может вызвать достаточно агрессивную реакцию. Скажем, авторитарный муж на предложение разобраться в причинах поведения жены вполне может возразить: «А зачем ее понимать? Ее надо учить подчиняться. Вы кого хотите учить пониманию? Мужика, главу семьи? Я что, должен объяснять и объясняться? Зачем это нужно? Ах, вы хотите, чтобы в семье был мир? Она, тварь, бояться должна, вот и будет мир». А если в сердцах сказать: «Хотите жить в мире, где идет вечная борьба полов, мужчины и женщины,– бог с вами, живите! Но вы хоть понимаете, что вы делаете своих детей несчастными невротиками?» – вам ответят: «Какими невротиками? Ерунда, главное, чтобы педиками не стали». Таким образом, то, что нам кажется самоочевидным, на самом деле очень сильно зависит от контекста.
Стремление понимать другого человека – это не просто вопрос желания. Мы с вами уже убедились, что в некоторых культурных контекстах понимание другого – это плохо. Когда мы говорим о том, что стоит за словами, то речь идет уже о развернутом нарративе, и это действительно актуальная тема, но для капиталистических обществ.
Но, даже имея цель понимать других, ее не так просто реализуешь. Чтобы осознавать мотивацию людей, надо опираться на какую-то, желательно хорошую, теорию. А грамотные представления о психике, ее формировании и развитии, к сожалению, сложны, наукоемки и требуют определенного культурного и образовательного бэкграунда.