«Что ты хватаешься за молоточек? Ты что, работягой собираешься стать? Ты что, хочешь, как твой отец, всю жизнь в нищете прожить? Ну-ка прекрати это!»
Аутоагрессия, то есть вина, может реализовываться как через коммуникацию озвученную, так и через невербальную коммуникацию, например обиду. Обида – это навешивание вины, но по невербальным каналам. Можно сказать: «Прекрати из себя идиота строить, положи молоточек», а можно скорбно смотреть на играющего с молотком ребенка, и весь вид будет говорить: «Нет, я, конечно, не буду говорить, чем тебе заниматься, если хочешь просрать свою жизнь, как твой отец, то продолжай, конечно, но никакой радости мамочке это не доставляет». Ребенок будет чувствовать, что он делает что-то не то, и родитель это понимает, являясь агентом фиксации такой неполноценности.
Другая эмоция – «стань хорошим». Агентом данной эмоции является чаще всего не родитель, а подросток. Эта ценность формируется в предпубертатный период в виде представления ребенка о том, каким я буду, когда вырасту, чтобы меня все любили и уважали. Этот образ очень часто бывает компенсаторно грандиозным. Вообще, в таком образе себя и своего будущего ничего патологического нет. Здесь имеет значение степень экспрессии. Ребенок, лишенный любви и достаточного количества и качества принимающих коммуникаций, ощущая себя недолюбленным, очень часто с подачи тех же родителей рационализирует, что все это потому, что недостоин любви. А недостоин он любви, потому что недостаточно хорош.
Что такое «недостаточно хорош»? Недостаточно совершенен или невалиден[39] – здесь очень тонкое различие. Но доподлинно известно: раз есть идея, что меня не любят, соответственно, я не могу любить самого себя. Ребенок любит себя любовью родителей. «Меня не любят, я не могу любить себя, потому что я недостаточно хороший». Отсюда вывод, что надо развиться, стать настолько замечательным, совершенным, безупречным, чтобы меня было невозможно не любить. Из этой конфигурации появляется потребность не просто быть кем-то, а стать существенно лучше других. Выходить за рамки статистической социальной нормы вверх – это и есть компенсаторная грандиозность. Вниз – невалидность, иначе говоря, психологическая «инвалидность».
Из-за того что агентом этой мотивации является сам человек, то есть не интроецированный родитель, а та часть психики, которая основывается на собственном опыте, грандиозный образ себя опирается не на фантазии родителя типа «Я стану чемпионом мира по тяжелой атлетике», нет. «Я стану крутым рэпером, как Моргенштерн[40], заработаю кучу бабла, и хотя мой родитель говорит, что это для [нехороших людей], но, когда я приеду на „Бентли“ с парой классных девушек, он научится меня, наконец, уважать». Здесь ценности берутся больше из культуры, из социума, именно из ее грандиозной части. Человек манипулирует сам собой, при этом стремясь быть не самим собой.
Как у Пушкина: «Мы все глядим в Наполеоны…» Но все не могут иметь в качестве продукта самостных структур одного и того же персонажа – Наполеона или Моргенштерна, это будет конфликт с сугубо индивидуальным продуктом, который является результатом зондирования личности, ее возможностей и социальной реальности.
Допустим, в 12 лет ребенок фантазирует над тем, каким он будет в 20. Конечно, в его мечтах будет присутствовать много грандиозного без всякой привязки к своим возможностям, реалиям социума, скорости развития человека и пр.
Здесь есть интересный момент. Психика, чтобы компенсировать непринятие себя, которое связано с отвержением родителями и малым количеством любви, компенсаторно дает некое иллюзорное, плохо осознаваемое ощущение, что я уже, по крайней мере частично, такой, как мой кумир. Да, я не Наполеон, но я уже хожу, засунув руку за отворот сюртука. Я еще не заработал свой первый миллион, как Моргенштерн, но веду себя, как положено рэперу, понтуюсь и пр. Вот это отожествление себя со своим грандиозным образом приводит, во-первых, к зависти, то есть к постоянному сравнению себя с этим кумиром, к отслеживанию его поведения в соцсетях и т.д. Во-вторых, к обиде. Частичное отождествление себя порождает ощущение: «Если я уже такой замечательный, почему вы все ко мне относитесь как к обычному человеку? Вы же должны восхищаться, преклоняться, прислушиваться…» А «они» просто не в курсе, что, оказывается, к ним в класс приходит не обычный школьник, а целый клон Моргенштерна, поэтому ведут себя без должного почтения и уважения. И психика генерирует абсолютно нормальную с ее точки зрения реакцию обиды на несправедливость.
Зависть и обида – это спутники человека, который подменяет свою естественную самость стремлением обрести, реализовать некий грандиозный проект. А сам этот грандиозный проект берется из социума.
Бывают манипуляции не индивидуальные, а социально-массовые. Самый классический вариант – это насаждение в качестве регулятора поведения грандиозного образа, допустим, народа, обладающего какими-то особыми, выдающимися свойствами. Например, мы, русский народ, народ-богоносец. Все другие народы порабощены сатаной, и лишь русский в силу своей особой моральной чистоты обладает иммунитетом против этого и, следовательно, призван спасти мир. Что оправдывает любые наши действия по всей Земле, это же все для блага.
Существуют более простые, но от этого не менее жуткие вещи, например расизм, негативные убеждения на счет цвета кожи, расы и т. д. Манипулирование общественным мнением через пропаганду определенной грандиозной, мифологической самоидентификации вообще очень распространено. Это характерно едва ли не для всех культур. И прослеживается определенная зависимость: чем хуже народ живет, чем ниже объективное основание для высокой самооценки в сравнении с другими социумами, тем легче продавать этот грандиозный миф, эту подмену на уровне массово-коллективной самоидентификации.
Здесь есть важный момент, который в последнее время обсуждается в нашей культуре. Нас зомбируют, нами манипулируют или мы сами рады обмануться? Очевидно, что без нашего желания, например, отождествиться с народом-богоносцем этот номер бы не сработал. Или без острого желания неокрепшей психики подростка слиться воедино с каким-то грандиозным образом тот бы не запал в душу. Поэтому происходит некое движение навстречу друг другу, где роль того, кто хочет обмануться, гораздо более важна, чем роль того, кто имеет намерение обмануть. Инструмент социальной манипуляции просто опирается на самоманипуляцию.
Альтернативой пресловутой грандиозности, потребности «стать хорошим» является культивирование мудрости или здорового в духовном смысле смирения. Мудрость – это некая этическая философская установка, которая является своего рода идеологическим противостоянием соблазну грандиозности. Мы как общество были бы мудры, если бы не претендовали на миссию по сохранению традиционных ценностей всего человечества, а признали бы свое несовершенство и начали с ним достойно обращаться. Не культивировать его, а целенаправленно, не спеша, опираясь на нашу естественную самость, выстраивать свой мир. Пусть он будет более скромный, но воистину наш.
Здоровая альтернатива вине, внутреннему тезису «не будь плохим» – ответственность, то есть способность принять вызов упрека в неполноценности и трезво оценить его применительно к реальности. Если в этом упреке действительно есть основания, то ответственность состоит в том, чтобы разумно, без перехода в грандиозные фантазии вложиться в свое развитие. А если оснований нет и пресловутая невалидность на самом деле плод фантазий родителя, то отмести этот упрек и принимать себя в своей подлинности.
Самость ребенка и родители
Подобно тому, как все дороги ведут в Рим, все наши психологические проблемы ведут в детско-родительские отношения. Я консультирую достаточно много, чтобы постоянно видеть поломанные судьбы. И очень часто эти душевные травмы связаны не с какими-то трагическими обстоятельствами, а с простым невниманием, пренебрежением со стороны родителей и тех, кто окружает ребенка до 11–14 лет жизни. Почему-то у нас в обществе, чтобы получить право на вождение транспортным средством, нужно сдать анализы, пройти медицинское обследование, отучиться, сдать экзамены из нескольких этапов, а чтобы родить и вырастить ребенка, не нужно ничего. В том, чтобы вырастить и воспитать другого человека, намного больше ответственности, чем в вождении транспортного средства.
Мы с вами в этой книге уже не раз касались роли родителей в формировании самостных структур ребенка. Но в силу невероятной важности этой темы мне хотелось бы еще раз акцентировать на ней внимание.
Мы, взрослые, часто забываем, что каждый ребенок уникален и имеет право на свою индивидуальность. Дети – это не копии нас самих, это отдельные личности со своими неповторимыми качествами. Общение с ребенком должно быть основано на уважении, понимании и поддержке.
Родитель, с одной стороны, должен контролировать поведение ребенка, но стараться не навредить, не вмешиваться в функционирование его самостных структур, формирующих личность. По-хорошему, опытный родитель старается поддерживать ребенка, понимая: то, что делает малыш, во что он играет, чем он интересуется, – не просто блажь. Это продукт очень сложного «программного обеспечения», которое проделало огромную работу по тестированию субъекта и объекта, выработало исследовательски-творческую позицию, потенциально развивающуюся во все более сложные цели и в конечном счете в судьбу. Родитель, лишенный идеи о том, что он все знает лучше ребенка, и не только нынешнюю реальность, но и будущую, может помочь ему гармонично адаптироваться в окружающем мире.
Дело в том, что средой обитания человека является социальная реальность, которая меняется быстрее, чем природная. Природная реальность трансформируется медленно, и информация о поведении передается у животных генетически. Поэтому они очень сильно уязвимы к изменениям среды обитания: случилась резкая перемена климата – все, они вымерли, потому что поведение не меняется в процессе жизни, а передается генетически. Те представители фауны, у которых информация передается больше через обучение, например вороны, более адаптивны и вымрут последними. У человека, повторю, среда обитания социальная, и она меняется очень быстро, и все базовые навыки ребенок получает от родителей.