цепции личности. Причем внимательный читатель даже поймет, в чем смысл упрощения.
Задавались ли вы вопросом: откуда у Фрейда такие странные термины? Ид, эго, супер-эго – что это? К чему такая причудливость? Она не случайна, дело в том, что в традиции немецкой научной мысли XIX века тщательно избегать терминов, которые ассоциируются с эмпирически наблюдаемыми явлениями и объектами. Это особый тип научного мышления, очень сильно отличающийся от англосаксонского научного познания, построенного на эмпирике. Немецкий подход более философичный, в нем мысль и доказательство развиваются через логические умозаключения, из одного понятия проистекают другие, они образуют систему. Одна из проблем данного подхода состоит в том, что такого рода понятийные системы, с одной стороны, обладают очень высокой степенью доказательств и истинности, а с другой – замкнуты сами на себя. Их невозможно фальсифицировать, потому что они очень мало взаимодействуют с реальностью, так как построены на логике доказательства через самих себя. Поэтому фрейдизм невозможно ни доказать, ни опровергнуть так же, как невозможно ни доказать, ни опровергнуть христианство.
А Берн, будучи по мышлению англосаксом и мучительно развивавшийся сначала в аналитической традиции, очень долго учившийся и проходивший психоанализ у немецких психоаналитиков, в конце концов создал свой транзактный анализ[3]. Он мыслил уже в совершенно другой парадигме, поэтому для него было допустимо переложение научного немецкого подхода на современный ему язык науки США середины XX века. Но, по сути, психотерапия Берна не гуманистическая, а постфрейдистская.
В представлении Берна так же, как и у Фрейда, человек – это пленник бессознательных явлений. Только Берн, в отличие от Фрейда, конфликт сил переносит из непостижимых глубин подсознания в область объективной, эмпирически воспринимаемой реальности. Если для Фрейда личность и все, что с ней происходит, является результатом конфликта бессознательного со сверхсознанием, то у Берна это разногласия между Родителем и Ребенком, которые Взрослый пытается разрешить. Но это все равно конфликт, который определяет всю сущность личности, и он перенесен из глубины психики, которая познается через сновидения и оговорки, в обычную реальность. Берн предлагает осознавать не бессознательное, а нашу повседневность, видя в ней эти не наблюдаемые обывателем процессы борьбы.
Что такое берновские «игры»? Это коммуникации, которые окружают нас в нашей повседневности, они эмпирически наблюдаемы. Повседневная реальность проникнута бессознательными регуляторами нашего поведения, то есть играми и сценариями. Всматриваясь в свои коммуникации и применяя простейший анализ систематизации наблюдений, мы вдруг начинаем видеть скрытые мотивы. Они так или иначе вращаются вокруг борьбы Ребенка с Родителем, как правило, за власть.
Если игры – микровзаимодействия, которые бессознательны, но выдают определенный эмоциональный и поведенческий результат, то жизненные сценарии – это макропрограммы, которые складываются в детстве и определяют весь жизненный путь человека, детерминируют его. Условно говоря, если мама дочке говорит: «Лучше бы я тебя вообще не рожала», то, согласно Берну, та обязательно доведет себя до гибели, если не осознает детскую коммуникацию. Детская коммуникация – это некритическое восприятие ребенком посланий от родителей или других значимых взрослых в детстве. Ребенок воспринимает их как абсолютную истину, что впоследствии может управлять его поведением во взрослой жизни. Если эти слова в детстве оказали эмоциональное воздействие и закрепились в подсознании дочери, то она, оставаясь под влиянием этих установок, может неосознанно следовать сценарию саморазрушения. Однако, осознав механизм действия этой коммуникации и переосмыслив влияние родительского послания, она может освободиться от этого сценария и жить собственной жизнью, а не по предопределенности, заложенной в детстве.
И эта предопределенность на самом деле ближайший аналог фрейдовского бессознательного. Один из важных постулатов Фрейда состоял не только в том, что бессознательное существует, но и в том, что оно полностью детерминирует нашу жизнь. А Берн это все изящно переносит в область обыденного сознавания.
У Берна есть совершенно гениальная, но тоже, если вдуматься, не гуманистическая мысль: бытие личности определяет коммуникация. Если у Карла Роджерса общение является выражением личности, которая первична, то по Берну получается, что личность человека – это всего лишь агент коммуникаций. Человек – заложник не только общения с другим человеком, но и социальных взаимодействий. Если жизненный сценарий – это роман, то берновская игра – это рассказ или повесть, локально, но непреодолимо определяющая человеческие реакции.
Приведу пример. На званом ужине, дне рождения, то есть в ситуации с определенным социально нормированным поведением, муж самоутверждается за счет жены, говоря при гостях как будто в шутку: «Ну ты ж у нас глупенькая, дорогая». Он пользуется тем, что нормы приличия не позволяют жене закатить скандал и защитить свое достоинство прямо здесь и сейчас. Муж в данной ситуации «выигрывает», потому что реакция жены сдерживается социальными ожиданиями. Берн показывает природу подчинения личности социуму. Личность, по Берну, – это социально сформированная и социально зависимая сущность.
Транзактный анализ Берна предполагает большую экспертную активность психотерапевта, который истолковывает, проясняет для клиента смысл его коммуникации и через это осознание освобождает его, выводит из-под власти предопределенности. Это, кстати, тоже пришло из фрейдистской традиции. Фрейду принадлежит открытие того явления, что понимание, интерпретация каким-то образом освобождает человека от зависимости, от идеи, от навязчивой эмоции. Фрейд называет данный метод толкованием. Это библейский термин – Иосиф толковал навязчивый, мучительный сон египетского фараона про семь тощих и семь тучных коров. Правильное истолкование освободило фараона от этого навязчивого переживания.
У Эрика Берна идея и концепция, по сути, такие же. И абсолютно логично, что одна из самых интересных у него тем – это размышления о психотерапевтической этике с увлекательнейшими рассуждениями об ответственности терапевта перед клиентом, о степени значимости влияния терапевта на личные границы другого человека. Для Берна тема ответственности терапевта и некоего потенциального напряжения между клиентом и терапевтом чрезвычайно остра. Во-первых, именно потому, что сама модель взаимодействия предполагает очень большую активность терапевта. А во-вторых, Берн сам был жертвой предвзятого, как ему казалось, отношения к нему психоаналитиков. У него имелся собственный довольно глубокий опыт специфического суггестивного[4] взаимоотношения клиента с терапевтом. Очень рекомендую эти работы Берна прочитать всем, кто входит в терапевтический мир.
Одна из удивительных особенностей транзактного анализа Берна состоит в его практически полной бесполезности. Популярность данного метода в 1950–1960-х годах стремительно крепла. Ассоциация транзактного анализа в мире на глазах у изумленной публики росла как на дрожжах. Почему? Этот метод завораживает своей простотой и интуитивной очевидностью. Но через несколько лет его ждал столь же стремительный спад. Дело в том, что основная идея Берна – сознавание игр или сценариев способно изменить человеческое поведение – оказалась абсолютно ошибочной. То есть ничего подобного не происходит.
Более того, каждый читатель, лично пробовавший применять – а в 1990-е и вплоть до 2000-х годов это было очень популярное занятие – интерпретацию игр к себе и своим близким, с удивлением обнаруживал, что жизнь от этого не становится гармоничнее. Люди, наоборот, начали упрекать окружающих в том, что они друг с другом играют в игры. Но это осознание загадочным образом совершенно не избавляло от потребности снова и снова повторять те же паттерны. Стало очевидным, что какие-то совсем другие, более сложные процессы, нежели конфликт Ребенка и Родителя при посредничестве Взрослого, детерминируют наши шаблоны поведения. Они такой простой прямолинейной интерпретацией абсолютно не разрешаются.
Как же нам читать Берна? Это очень важно понимать каждому, кто начинает изучать психотерапевтическую литературу. Дело в том, что в англосаксонской традиции невероятно сильна культура образовательной, саморазвивающей литературы. Эти жанры в прагматичных частях света намного более популярны, чем художественная литература. Западная система обучения предполагает, что человек с высшим образованием, особенно работающий с людьми, обязательно пишет. Что из этого следует? Пример Берна нам показывает, что 99 % такой литературы, на какую бы степень научности она ни претендовала, по сути дела, представляет собой более или менее рекламный проспект работы терапевта. Иногда это абсолютно откровенно и очевидно, иногда упаковано в очень наукоемкую форму. Но не нужно все принимать за чистую монету и бросаться применять это сразу к себе или к ближнему. Особенно к ближнему. Особенно когда он не просит.
Однако наиболее удачные авторы, к которым Берн, безусловно, относится, заслуженно могут быть охарактеризованы как выдающиеся популяризаторы психотерапии. Величайшая заслуга Берна состоит в том, что для сотен миллионов во всем мире его книги стали введением в психотерапию. Эрик Берн и Фредерик Перлз – это люди, которые стоят на воротах огромного города под названием «Психотерапия».
Ф. Перлз и гештальттерапия
Фредерик Саломон Перлз (1893–1970) – выдающийся психолог и психотерапевт, наиболее известный как основатель гештальттерапии. Его работы оказали значительное влияние на практику психотерапии и продолжают использоваться во всем мире.
Перлз сначала занимался медициной и психоанализом, однако вскоре разочаровался в традиционном психоанализе Фрейда и начал продвигать свои собственные идеи. В 1930-х годах Перлз эмигрировал из Германии из-за нарастания антисемитизма сначала в Южную Африку, а затем в Соединенные Штаты.