йку с малюсеньким номером, часть цифр здесь выцарапана? Могу спорить на что угодно, что это не что иное, как программируемый «жучок», созданный для проникновения в банк данных корабля и стирания из памяти определённых участков данных в соответствии с тем, что задано новым кодом.
Рэндон тихо и, как мне показалось, чуть презрительно усмехнулся.
— Довольно примитивно, — бросил он. — Да и пользы никакой. Даже если это будет пропущено основным контрольным устройством, существуют еще две программы для расшифровки данных, которые запутаны.
— Правильно, но ведь и то, и это вряд ли годится в качестве чего-то большего, нежели способа отвлечь нас, — Шокк покачал головой. — Чего-то такого, что могло бы отвлечь на себя основное устройство контроля, а нас — занять, в то время как остальные две ячейки примутся за работу. — Он показал на них щупом. — Вот откуда исходит реальная угроза: очень хитроумное сбивание с толку плюс миниатюрнейшая автоматическая телефонная станция. Так вот, это маскирующее или отвлекающее устройство дурачит компьютер, понуждая его передать контроль за телефонной системой в руки этой мини-АТС, причем с таким расчетом, что она сумеет вывести бортовую телефонную систему за пределами корабля. Естественно, без нашего ведома.
Рэндон выругался, его прежняя чопорность улетучилась, уступив место благородной ярости. Компьютер «Вожака» без труда защищал себя от какой-то там противосистемы, умещающейся всего лишь в одной ячейке, защита же от эксперта в образе человека, обладающего доступом к суперкомпьютеру — это было нечто совершенно другое.
— Сложно ли для них всадить это в системы «Вожака»? — спросил он.
— Проще простого, — сообщил Шокк. — Здесь имеется три индуктивных входа, каждый из которых настроен на свою частоту и напряжение.
— Смысл?
— В том, что все, что от них требуется, это лишь разместить эту штуковину в непосредственной близи от любого электронного оборудования, — с грубоватой жёстокостью ответил Шокк. — В телефон, в переговорное устройство, да что говорить, даже в электронные замки, управляемые дистанционно.
Рэндон довольно продолжительное время хранил молчание, и я мог чувствовать, как он пытается перебороть свой гнев.
— А они случайно не оставили где-нибудь готовую к действию такую штуковину?
— Вы спрашиваете, не была ли она изготовлена специально для нас? — Шокк пожал плечами. — Вряд ли. Насколько я знаю, на этом Солитэре все шпионят друг за другом при помощи вот такой ерундовины.
Не говоря ни слова, Рэндон взял из рук Шокка прямоугольник и передал его мне. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы ответить на этот вопрос.
— Делалось в спешке, — подтвердил я. — Здесь видны следы электропроводящей жидкости, обычно ее вытирают, контакты имеют царапины — это говорит о том, что при соединении применяли силу, — я передал плату Шокку.
— Гм, — озадаченно промычал он. — Правильно, так и есть.
— Это говорит о том, — задумчиво проговорил Рэндон, — что всё же сделано это специально в нашу честь. Разве нет?
— Нет, если кто-то готов хорошо за это заплатить, — высказал свое мнение Шокк.
Губы Рэндона надулись.
— Кто-то очень сильно заинтересован в этих валиках, которые нам предоставила «Эйч-ти-ай».
— Но сейчас-то мы уже можем определить, что к чему, — предположил Шокк. — Валики достаточны чисты, их можно вставлять в компьютер и просмотреть как следует. Между прочим, они на всей информации, что на валиках, очевидно, по недосмотру, сохранили пометку «Эйч-ти-ай», которая позволит нам и из своих файлов вытащить на свет божий все, что имеет отношение к «Эйч-ти-ай».
— Паранойя, — пробормотал Рэндон, и я мог почувствовать, что он вспоминает разговор, который состоялся у нас по пути на совещание в «Эйч-ти-ай» сегодня утром. Вспоминал и о той странной напряженности, которую ощущали мы с Каландрой.
— Бенедар, вы говорили, что губернатор Рыбакова отреагировала странным образом, когда мы с Куцко разыграли этот спектакль с «вопросом о безопасности», если я не ошибаюсь? А что за вид был у нее, когда мы отошли?
Я задумался.
— Да, в общем, особенных изменений не было. Хотя, нет, были. И довольно странные. Она выглядела какой-то… смирившейся со своей участью, как мне кажется. Будто знала, что проиграла битву или что-то в этом роде и внутренне была готова к тому, чтобы занять новую позицию.
Он с минуту сидел, уставившись в пространство перед собой.
— Что-то похожее на то, что переживал Айкман, когда я решил придержать у них идентификаторы?
— Да, похоже, но у неё все это было сильнее. — Я колебался, не пропустить ли следующий момент. Но ведь утаивание правды есть одна из форм лжи. — А что касается материалов, то Айкман здесь не при чем, во всяком случае, непосредственно он не принимал в нем участия. Он был искренне удивлен, обнаружив этих людей при попытке проникнуть на корабль.
— Для чего он предпринимал попытки отмыть их? — спросил Рэндон.
— Он быстренько сообразил, в чём состояли наши намерения, — ответил я. — Очевидный факт, что он пытался обелить любого, кто бы ни послал их сюда, причем с минимальным риском для них.
Рэндон пробурчал:
— Другими словами, соучастник до события преступления, после оного.
— Более или менее.
На лице Рэндона появилась гримаса.
— Хорошо, хорошо, забудем пока Айкмана. Вернемся к Рыбаковой. Что же эта за битва, которую она якобы проиграла и на какие позиции была вынуждена отступать?
Я напрягал память, чтобы вспомнить о той части разговора, которая его интересовала.
— У меня такое ощущение, что она — соучастник чего-то такого, что имеет своей целью проникновение на наш корабль, — медленно ответил я, пытаясь вспомнить каждый новый нюанс из всей гаммы чувств губернатора. — Может быть, лишь косвенно, может быть, её участие ограничивалось знанием каких-то фактов, может быть, ее лишь попросили создать для нас такую обстановку, которая бы не позволила нам уйти с приема раньше.
— Или же, возможно, ее попросили снабдить кого нужно парой подложных идентификаторов? — высказал предположение Рэндон.
Я пережил небольшой шок. Эта мысль не приходила мне в голову.
— Это… это тоже не исключается, — осторожно согласился я.
— Одну минуту, — вмешался явно перепуганный чем-то Шокк. — Сэр, вы обвиняете губернатора в сопричастности к промышленному саботажу?
— А что здесь особенного? — недоумевал Рэндон. — Лишь потому, что Патри считает её вполне подходящей для того, чтобы управлять второстепенной системой, это исключает возможность ее коррумпированности?
— Но… — Шокк не мог подобрать слова.
— В особенности, если в нас она видит угрозу всему Солитэру, а не только лишь «Эйч-ти-ай», — добавил я.
Рэндон не стал пока отвечать Шокку и уставился на меня.
— А что, она считает нас угрозой? — спросил он.
Я в раздумье закусил губу. Эти слова как бы автоматически слетели с моего языка… но теперь я отчетливо мог представить себе состояние Рыбаковой, чувствовал, как мое подсознание собирает по кускам пережитое и помогает ему воссоздать всю картину в целом.
— Да, — ответил я Рэндону.
— И насколько большую угрозу представляем мы, по ее мнению? — воинственно спросил Шокк.
— Да не может такого быть, — вмешался Рэндон, прежде чем я успел ответить. — Простая логика, Шокк. Если Рыбакова считает, что нас любой ценой нужно остановить, то люди адмирала Фрейтага давно были бы уже здесь, у нас на борту, под любым надуманным предлогом, и валики были бы у них в руках. — Его голос стал задумчивее. — Что означает, в свою очередь, что она до сих пор надеется, что мы проявим благоразумие.
Я видел, как он взвешивал различные альтернативы и, наконец, пришёл к решению.
— Разрешите мне, Шокк, — распорядился он, обойдя стол. По-прежнему с воинственным выражением лица Шокк выскользнул из кресла. Рэндон тут же уселся, взял в руки минипульт управления и коротко взмахнул им перед телефоном.
— Особняк губернатора, — приказал он компьютеру.
— Мистер Келси-Рамос…
— Спокойно, Шокк. Да, алло, это Рэндон Келси-Рамос. Мне бы хотелось оставить для губернатора Рыбаковой сообщение — нет, нет, не надо прерывать церемонию обеда, просто передать ей следующее. Скажите ей вот что: её друзья забыли кое-что у нас на корабле перед тем, как уйти, и если она желает получить это обратно, может сделать это завтра утром… Да, да, лично. Я никому, кроме неё, не доверю. Благодарю вас.
Еще один взмах жезлом, и после этого Рэндон поднялся.
— Дело сделано, — сказал он напряженным голосом. — А завтра утром выясним, насколько же спокойна совесть у нашей губернаторши.
— Но ведь нас здесь не будет — мы собирались утром отправиться на Коллет, — напомнил ему Шокк несколько нервозно. По нему было видно, что он считал эту затею чуть ли не ренегатством.
— Значит, следует подумать о том, чтобы отложить отъезд на день или два, — жёстко возразил ему Рэндон. — Я должен оставаться здесь до тех пор, пока не буду знать, что же такое связано с этой «Эйч-ти-ай», от чего все словно с ума посходили. — Он вопросительно посмотрел на меня. — Эта новость для вас — бальзам на душу?
Я лишь спустя пару секунд понял, что он имел в виду… В пылу всего, что сегодня происходило на приеме и после него, я совершенно позабыл о приговоре, который навис над Каландрой.
— Да, сэр, вы правы — это так. И если губернатор Рыбакова завтра появится здесь, то мне тоже хотелось бы при этом присутствовать.
Улыбка Рэндона была натянутой, в ней проступала горечь.
— А по другому и быть не может. Я начинаю понимать, что такое есть это ваше «смотрительство».
Сказано было вполне дружелюбно, но все же в словах сквозил намек. Подобно его отцу, Рэндон считал себя человеком в высшей степени независимым, хозяином своей жизни да и жизни людей, его окружавших.
Но, в отличие от лорда Келси-Рамоса, Рэндон Келси-Рамос еще не постиг одной истины: независимость, как и возможность управлять своей жизнью, имеет пределы.