Всё выглядело точной копией предыдущего контакта, только чувства были другими. Три недели назад персонал забавлялся, когда речь зашла о том, чтобы использовать религиозные уловки там, где спасовала наука. Мы предложили им поверить в чудо, они попытались это сделать, и попытки были вознаграждены… Оглянувшись по сторонам, я понял, что весь Батт-сити стал проявлять к нам самое искреннее расположение и даже уважение.
Стоявшая рядом Каландра тихонько усмехнулась.
— Ты только взгляни на них, — пробормотала она, едва заметно отвечая на кивки семенящих по своим делам техников.
— А что в них интересного? — вполголоса спросил я.
— То, какими глазами они сегодня смотрят на Жоиту, видишь? Они готовы сделать из нее почётного члена чего-нибудь…
Я присмотрелся к ним. Каландра была права, я, действительно, ощущал непривычное дружелюбие, исходившее от них.
— Ничего не понимаю, — недоумевал я.
— В тот раз они с Эдамсом были для этих людей ни больше ни меньше, как религиозные фанатики, — с обидой в голосе вспоминала Каландра, — достойными, в лучшем случае, терпимого отношения к ним. Их методика сработала, а каждый учёный и техник непоколебимо убеждён, что приносит результат лишь то, в основе чего лежит наука. Стало быть, их метод — научный, и сами они, следовательно, — учёные.
Её обида эхом отозвалась в моей душе.
Ибо мудрость мудрых обречена, понимание тех, кто способен понять, исчезнет…
— Всегда легче смириться с рациональным, чем изменить свои исходные принципы, — напомнил я. — По крайней мере, это обеспечит определенное признание её веры, а может, и признание концепции Божественного Нимба в целом.
Айзенштадт высмотрел нас и кивком подозвал к себе.
— Мы уже почти готовы, — объявил он, когда мы подошли. В его голосе ощущалось напряжённо-радостное ожидание.
— Мы тоже, — заверил я. Мы с Каландрой честно выполняли условия договоренности, достигнутой с Айзенштадтом, проведя часов восемьдесят в обществе Загоры. Если гремучники планировали какую-нибудь интеллектуальную или эмоциональную потасовку, у меня почти не оставалось сомнений, что мы сумеем разгадать их планы и противостоять им.
Айзенштадт кивнул, слегка расслабившись, и повернулся к Загоре.
— Как только вы почувствуете себя готовой, мисс Загора, мы начнём.
Кивнув, она закрыла глаза. Айзенштадт отступил назад и встал между нами. Воцарилась напряжённая тишина ожидания.
Мое субъективное чутьё подсказывало, что сегодняшний контакт осуществится быстрее, чем предыдущий, но что до остального, то все оставалось таким же, как и в прошлый раз. Вдруг Загора, как бы очнувшись от медитативного транса, широко раскрыв глаза, прошептала:
— Приветствуем вас. — В сдавленном шёпоте слышались странные, нетипичные для её нормального голоса оттенки.
— Это мы, гремучники. Мы долго ждали, когда вы вновь обратитесь к нам.
Айзенштадт откашлялся, и я мог заметить, что на него произвела впечатление та быстрота, с которой гремучники приняли это название.
— И я рад вас приветствовать, — ответил он. — Боюсь, мы, действительно, долго не откликались, но прежде чем обратиться к вам, сочли необходимым завершить некоторые исследования. Контакты — дело довольно трудное для человека, выступающего в роли медиума.
Наступила короткая пауза. Взглянув на техников, я обнаружил, что на их лицах нет и следа озабоченности, из чего заключил, что с Загорой всё в порядке. Очевидно, профилактические меры, принятые врачом, способствовали устранению некоторых наиболее сильных негативных эффектов, появлявшихся вследствие контактов.
— Мы не желаем причинять вам зло, — шептала Загора. — Для нас невозможно… изменить это.
— Да, мы понимаем, — заверил Айзенштадт гремучника. — У нас есть возможности кое-что изменить — мы до сих пор проводим эксперименты. — Он замолчал, и я почувствовал, что учёный собирается сказать что-то очень важное.
— Мы весьма благодарны за предоставленного в наше распоряжение мёртвого трутня. Мы очень много сумели узнать, но остаются еще вопросы, не имеющие ответов. Например, несколько недель назад вы использовали против нас термическое оружие. По нашему мнению, это мог быть лазер с химической накачкой. Вам тогда показалось, что один из наших людей собирается вас атаковать. Мы очень заинтересованы в коммерческих и промышленных возможностях этого устройства, но не в состоянии понять ни механизм его действия, ни его биохимию на примере изучения вашего трутня. Если бы вы помогли нам разобраться в этом, дали ключ к разгадке, мы были бы вам весьма признательны.
Загора смотрела на нас широко раскрытыми глазами, оставаясь безмолвной.
— Хотя бы на секунду показать нам это — такой демонстрации вполне достаточно, — продолжал убеждать ученый. — Разумеется, всё это прошло бы под контролем, при наличии соответствующих записывающих устройств…
— Облако, — перебила его Загора. — Вы ищите разгадку про… исхождения Облака? Да?
Айзенштадт бросил на меня короткий, но достаточно выразительный взгляд.
— Да… да, это так. Нам хотелось бы знать это. Мы… мы предполагаем, что вы на протяжении всех этих лет проводите наши корабли через Облако.
— Мы доставим вас к истокам … Облака.
Айзенштадт уставился на Загору, и со второй попытки смог вымолвить:
— Вы имеете в виду механизм, который является первопричиной Облака? Где он находится? На Сполле?
— В пространстве, — продолжала шептать Загора. — Глубоко в пространстве.
Учёный медленно кивнул. Его чувства были чувствами человека, много лет пытавшегося решить задачу и, наконец, решившего её.
— Я понимаю. Но нам потребуется какое-то время, чтобы подготовить корабль. Сможем ли мы поддерживать контакт за пределами Сполла?
— Нет необходимости. Когда вы будете готовы, обратитесь… к пилоту. К… — Загора замолчала, и я понял, что гремучник занят поисками подходящего слова. — … к зомби.
— Всё понятно. — Лицо Айзенштадта посуровело. — Сейчас мы начнем приготовления. А пока…
— А пока, прощайте, — произнесла Загора.
— Стоп, — рявкнул учёный, но было поздно. Загора обмякла, лицо и глаза пришли в обычное состояние. Айзенштадт шагнул к ней, переполненный злобой.
— Кто сказал вам прерывать контакт? — гаркнул он. Загора взглянула на него, но прежде чем она успела ответить, вмешалась Каландра.
— Это не она прервала контакт, а сам гремучник.
Глаза учёного сверкнули, но он смог подавить гнев.
— Я не успел задать все вопросы, — проворчал он, ни к кому не обращаясь. — Неужели было трудно заметить?
— Возможно, он заметил это, — сказал я, — но уже дал все ответы, которые счел необходимым.
По виду Айзенштадта можно было понять, что в нём снова одержал верх представитель Патри, руководимый политическими и военными соображениями. Для меня это было весьма неожиданным — я так и не сумел уловить перехода от одной его ипостаси к другой.
— Понятно, — наконец, выдавил он изменившимся официальным голосом. — Вообще, похоже на то, что они не горят желанием обсуждать биолазер, вы не находите?
— Или, — предположил я, — считают, что всё относящееся к Облаку — предмет гораздо более значительный.
По взгляду, который метнул на меня Айзенштадт, я понял, что ему пришла на ум та самая игра в «выбывалки», о которой мы говорили три недели назад.
— Может быть, вы и правы, — неохотно согласился он, и я мог заметить, что он размышляет о тех трудностях, с которыми ему и остальным придется столкнуться при организации полёта. После довольно долгого молчания его лицо стало проясняться. — Лейтенант! — позвал он, оглядываясь по сторонам в поисках офицера Службы безопасности.
Тот быстро вышел из-за рядов мониторов.
— Да, сэр?
— Я поручаю вам связаться с адмиралом Фрейтагом. Выясните у него, как быстро мы можем получить в своё распоряжение один из его штурмовых кораблей для не очень долгого полета.
Лейтенант, кивнув, обратился к кому-то из подчиненных, а Айзенштадт снова стал смотреть на Загору, вокруг которой хлопотало с полдесятка медиков.
— Как вы себя чувствуете, мисс Загора?
— Нормально, — ответила она, и было видно, что её дыхание уже не такое прерывистое. — Намного лучше, чем в тот раз.
Айзенштадт кивнул и обратился к одному из врачей:
— Необходимо провести полное обследование её состояния. В особенности меня интересует вопрос, сколько она может находиться в условиях таких контактов без видимого ущерба для здоровья.
— Вы собираетесь взять её с собой? — негромко спросил я. Учёный кивнул.
— Может оказаться полезным, если мы узнаем, на каком отдалении от Сполла будет сохраняться контакт.
— Но если гремучники будут вести нас через Облако…
— Будут ли они нас вести или нет — неизвестно, — напомнил Айзенштадт. — Они не сделали никакого заявления об этом. Существуют лишь наши собственные домыслы, а я терпеть не могу заниматься досужими размышлениями.
Взглянув на учёного, я ощутил охватившую его неуверенность.
— Потому что, если нас не поведут через Облако гремучники, придётся вести кому-нибудь еще?
Он терпеливо посмотрел на меня.
— Ладно, Бенедар. Ведь невооруженным взглядом видно, что здесь задействовано по меньшей мере две разведслужбы, и каждая преследует свои цели. Или вам хочется убедить меня в том, что гремучники создали Облако в качестве своего рода защитного вала, и теперь забыли, как его можно обезвредить?
Я думал об этом.
— Ну, необязательно представлять себе всё это так просто, — нерешительно произнес я. — Возможно такое, что они не возражают против разработок на кольцах, но желают ограничить число тех, кто живет с ними по соседству на Солитэре?
— А может быть, и наоборот, — добавила Каландра, — что они ничего не имеют против нашего пребывания на Солитэре, но желают поставить предел разграблению минеральных ресурсов колец.
— На кой чёрт им сдались эти кольца? — ворчливо произнес Айзенштадт. — Вряд ли им по плечу самим заниматься разработкой минералов. К сожалению, ни одна из этих теорий не имеет под собой почвы. Если только они не захотят заключить с нами соглашение, которое регламентировало бы численность населения и права на разработку рудников, а потом и вовсе закрыть путь че