— Пока ты спал, я решила прогуляться по округе в поисках съедобных ягод и трав, но наткнулась на пару охотников, которые решили разведать, что тут произошло. Они схватили меня и отвели в деревню к своему вождю, совершенно не слушая моих слов, — шептала девушка, помогая Алексею встать на ноги. — Хвала Астрису! Их вождь был лично знаком с моим предком и признал меня. Это воины селения Валис, они проводят нас обратно в посёлок.
Она показала на четверых воинов, которые, не скрывая презрения, смотрели на обнимания царственной ширтки с грязным, оборванным гилзале.
— Я не смогу столько пройти, Исида, — тяжко вздохнул мужчина. — Я видел эту деревню через артефакт — она слишком далеко.
— Я знала это, и вождь распорядился, чтобы воины взяли носилки, — хатан подавала знак стоявшим в отдалении воинам.
Пара низкорослых рептилоидов в шерстяных одеждах, с короткими мечами на поясе и луками за спиной, проворно расстелили носилки перед человеком.
— Спасибо, великие воины, — скривившись от боли, произнёс Алексей, укладываясь на расстеленные шкуры. — Не хотелось вас напрягать, но я и вправду не смогу идти.
Через пару минут его уже несли по склону в направлении деревни. Решив, что сон — лучшее лекарство и телепортация на большие расстояния, Воронцов моментально заснул.
Глава 18
Алексей пришёл в себя, когда процессия уже вступала в посёлок. Громкое блеяние коз оглушило его — звук, такой знакомый и чуждый здесь, мгновенно перенёс его в детство. Воспоминания всплыли ярко: бабушкина деревня, запах сена, рыжий кот, гонявшийся за козлятами по пыльным улочкам. Эти лохматые, упрямые создания, жующие всё подряд, были единственным напоминанием о родном мире. Здесь, в царстве рептилий с гладкой кожей и холодной чешуёй, их рогатые морды казались почти мифическими.
Землянин слабо улыбнулся, наблюдая за тем, как коза с клочковатой шерстью лениво щиплет мох с крыши ближайшей хижины, поднявшись на задние ноги, а передними уперевшись в стену.
Исида, заметив, что он очнулся, обернулась. Её лицо, бледное в предрассветной дымке, было измождённым, «украшенным» тёмными кругами под глазами, ссадинами и царапинами.
— Почти пришли, — прошептала она, и в её голосе смешались усталость и облегчение.
Алексей кивнул, не в силах произнести ни слова. Его взгляд скользнул по деревне: десяток округлых домов, слепленных из камня и связанных чёрной глиной, будто вырастали из самой земли. Стены, покрытые бурым лишайником, сливались с ландшафтом, а крыши из спрессованного мха напоминали зелёные шапки. Между хижинами петляли узкие тропы, утоптанные копытами. В центре, под большим навесом, толпились ширты — их бледные лица, лишённые окраса, казались восковыми масками. Бледнокожие ширтки в грубых шерстяных плащах доили коз, а дети, с любопытством разглядывавшие процессию, прятались за юбки матерей.
— Спасибо, — выдавил он, глядя на Исиду. Это «спасибо» вмещало всё: за то, что не бросила, за ночной переход через долину, за её измождённые ноги, которые теперь дрожали от усталости.
Она лишь махнула рукой, но в уголках её тонких губ дрогнуло подобие улыбки. Носильщики остановились у хижины, стоявшей в отдалении от других приземистых домов. Она возвышалась, словно древний страж, чьи кривые стены из переплетённых веток напоминали сплетённые кости исполинского зверя.
— Дошли, — опустившись на замшелый пень, выдохнула Исида.
Строение, наполовину вросшее в землю, дышало мрачным величием. Стены из чёрных ветвей растения наподобие терновника, изгибались неестественными дугами, будто застывшие в предсмертной агонии. Крыша, покрытая плотным изумрудным мхом, шевелилась при малейшем дуновении ветра, словно живая шкура. Окна, затянутые жёлтой мутной плёнкой, мерцали тусклым светом — материал напоминал высушенные мочевые пузыри, но что-то в их волокнистой текстуре наводило на мысль о человеческой коже. Под нависающей кровлей висели черепа: бело-серые кости рептилий с кинжаловидными зубами, рогатые черепа неведомых зверей. Среди них выделялся один — человеческий. Его пустые глазницы, заполненные тенью, следили за Воронцовым, а нижняя челюсть, привязанная кожаным шнуром, казалось, казалось, шептала немые проклятия.
Дверь скрипнула, открывшись, словно пасть жуткого монстра. На порог вышел ширт, чей облик заставил всех отшатнуться. Его пол невозможно было определить: тело, обёрнутое в чёрные козьи шкуры, сливалось с тьмой самого дома, а лицо скрывала маска из чёрного дерева. Три ряда зубов — клыки местных ящеров — окаймляли прорези для глаз, а козьи рога, обвитые сушёными кишками, вздымались на голове как самая жуткая корона. Шаман опирался на посох, увенчанный чёрной сферой, внутри которой клубился дым.
— За-но-си-и… — его голос прозвучал как скрип несмазанных колёс, смешавшись с шипением и свистом ветра в пустых черепах.
Воины, бледнея, занесли Воронцова внутрь и опустили на земляной пол. Лица носильщиков, искажённые суеверным страхом, говорили яснее слов: здесь обитало нечто, что даже тирсы предпочитали не тревожить.
Исида шагнула к порогу, но шаман взметнул посох в её сторону. Сфера на его конце вспыхнула кроваво-красным, а из глубины хижины донёсся рык, похожий на смесь звериного рёва и детского плача.
— Прочь! — выкрикнул шаман, заставив напуганную принцессу отпрыгнуть назад.
Дверь под действием необъяснимой силы захлопнулась сама, оставив её снаружи под насмешливым взглядом черепов.
— Вста-а-а-нь, че-ло-век! — протянул шаман, растягивая слова подобно скрипу ветвей в ночном лесу.
Стиснув зубы до скрежета, землянин с большим усилием поднялся на ноги. Воздух в хижине был густым от дыма тлеющих трав — сладковатый запах смешивался с гнилостным ароматом высушенных жаб, висевших под потолком.
Целитель с пальцами, напоминающими искривлённые корни древнего дерева, бесцеремонно принялся ощупывать Воронцова. Его движения были резкими, почти механическими: он выкручивал суставы, поднимал конечности под неестественными углами, а длинные жёлтые когти, похожие на костяные кинжалы, впивались в защитную ткань костюма.
— Сни-ми свою броню… и ложись там! — шаман ткнул когтем в грудь Алексея, едва не опрокинув его назад.
Подавив желание ударить лекаря, Алексей начал расстёгивать «Авантюриста». Защёлки поддавались с трудом, будто сам костюм сопротивлялся. Стянув последний ботинок, мужчина рухнул на лежанку у стены — грубо сколоченную из досок, покрытых шкурой неизвестного зверя. Его обнажённое в свете коптящих ламп тело представляло собой сплошной синяк: фиолетовые разводы на рёбрах, багровые полосы на бёдрах, ссадины, напоминающие карту чужих миров.
Шаман вернулся, неся в руках сосуд из высушенной тыквы. Его тень, искажённая пламенем, плясала на стенах, увешанных связками костей, пучками волос и засушенными крыльями летучих мышей. Длинным когтем он провёл по животу Алексея, чертя символы, от которых кожа горела, будто от кислоты. Чёрные глаза, мерцающие в прорезях маски подобно уголькам в пепле, изучали каждую рану, каждый шрам. Из-под маски доносилось бормотание — не то заклинание, не то перебранка с невидимыми духами.
— У-у-ургх… — шаман закачал головой, и маска скрипнула, словно череп поворачивался на шее. Из глубины хижины донеслось шуршание — будто что-то ползло по полу, цепляясь чешуёй за трещины в камне.
Лампы внезапно вспыхнули зелёным пламенем, осветив жертвенный алтарь в углу. На нём лежал странный череп, заполненный чёрными зёрнами, а вокруг горели свечи из животного жира. Алексей понял — это не лечение. Это ритуал.
Целитель приложил сосуд к губам землянина. Его пальцы, похожие на скрученные корни, впились в челюсть Алексея, заставляя её разжаться.
— Пей, — прошипел шаман.
Алексей нехотя пригубил напиток. Горечь, словно смесь полыни и пепла, обожгла язык, а прогорклый вкус заплесневелых трав ударил в нёбо. Внутри всё сжалось — жидкость пахла разложением и медью. Сознание поплыло: стены хижины заколебались, а тени от коптящих ламп вытянулись в тонкие щупальца, заплясав в безумном хороводе. Шаман рухнул на колени, завывая на странном языке, его блеяние слилось с гулом в голове землянина.
Густой дым, сизый и тягучий, как болотная тина, пополз по полу. Алексей попытался встать, но тело не слушалось — ноги одеревенели, кожа быстро покрылась шершавой корой, а пальцы скрючились в узловатые сучья. Он захрипел, но вместо крика из горла вырвался шелест листьев. На руках набухли почки, лопнув с тихим хрустом, и из них вырвались сочно-зелёные побеги, обвивая лежанку.
Чёрный козёл с горящими янтарными глазами запрыгнул рядом, жадно общипывая листву. Его зубы щёлкали в сантиметре от лица Алексея, оставляя на коре следы слюны.
Внезапно воздух вздрогнул от оглушительного рёва. Из-за алтаря, опрокидывая глиняные кувшины с зельями, выполз дракон. Его чешуя была чернее ночи, а вдоль хребта тянулись костяные шипы, желтоватые, как старые клыки. Крылья, больше похожие на перепончатые лапы гигантской летучей мыши, волочились по полу, цепляясь за разбросанные кости и утварь.
— Бракос… — пронеслось в помутневшем сознании Алексея. Всё, что говорила Исида, оказалось правдой.
Чудовище наклонилось, и в ноздри человеку ударил смрад горящей нефти. Жёлтый глаз, узкий как щель, всматривался в Алексея, а из пасти капала слизь, шипящая при контакте с полом. Дракон дёрнул крылом — опрокинутый котёл с бурым зельем залил очаг, но не потушил огонь. Комната наполнилась едким паром, а пламя вспыхнуло синим, поглотив деревянные балки.
Рёв повторился, и сотни стекляшек с амулетами на полках зазвенели, будто предрекая конец. Бракос распахнул пасть — пламя цвета расплавленного железа хлынуло на Алексея. Огонь лизал кору, впитываясь в плоть, а боль, острая и бесконечная, разорвала сознание на клочья.
Алексей пришёл в себя и обнаружил, что всё ещё находится в хижине шамана. Воздух был пропитан запахом тлеющих трав и воска, слабый свет пробивался сквозь жёлтые плёнки на окнах. Ни дракона, ни чёрного козла, ни самого шамана не было — лишь тени колыхались на стенах, словно призраки покинувшего его кошмара.