– Версия пятая, – вставил Воронов. – Стреляли в Лотенко, а попали в его соседа.
– Хорошо, – согласился Роман Георгиевич. – Возьмем за основу все пять версий.
– Дело мне возбуждать?
– Нет. Расследованием займется Лаптев. Если его потребуют наказать за бездействие, то я легко отпишусь. Андрей еще год в должности не отработал, так что наказывать его нельзя. Ты, Виктор, будешь у Лаптева на подхвате, ему с больной ногой по городу бегать незачем. Кстати, по какой статье дело возбудим? По вандализму?
– Все зависит от того, является ли памятник объектом, имеющим историческое значение, или нет, – ответил Воронов. – Роман Георгиевич, я приеду от Козодоева, пороюсь в кодексе и подыщу подходящую статью.
У Самойлова на столе зазвонил телефон.
– Работайте! – сказал Роман Георгиевич и поднял трубку.
Покинув площадь Советов, Сергей Козодоев помчался к кафе «Встреча», нашел там проститутку, от которой заразился, и повез ее к себе домой. По дороге в круглосуточно работающем ларьке он купил две бутылки водки подозрительного качества. Всю ночь Козодоев занимался с проституткой воспитательной работой, бил по ее щекам, стегал ремнем по спине и ягодицам. Устав от рукоприкладства, он распил с этой особой бутылку водки и потащил ее в кровать.
«Теперь бояться нечего! Все самое худшее уже свершилось», – подумал он.
После секса проститутка осторожно поинтересовалась насчет оплаты, и воспитательная работа была продолжена в том же порядке.
Ночная оргия доставила Сергею несказанное удовлетворение, но всему хорошему приходит конец. Под утро Козодоев ослаб, от спиртного его потянуло в сон.
Сергей расплатился с проституткой оплеухами, выгнал ее на улицу, а сам поехал на работу. Как он не попал в дорожное происшествие, одному богу известно.
Охранник, открывший ему гараж, был поражен. Сын известного бизнесмена в прямом смысле слова вывалился из-за руля «Волги» и самостоятельно подняться к себе на этаж не мог.
В половине восьмого в кабинет Козодоева-младшего зашла техничка, немолодая трудолюбивая женщина, немало на своем веку намучившаяся с мужем-алкоголиком. Хозяина кабинета она нашла спящим на диване. Уборщица малость поохала и взялась за работу. Она промыла пол, сняла с пьяного заместителя директора куртку, перепачканную известкой, той же тряпкой, которой вытирала пыль, отерла Сергею лицо, убрала с губ и подбородка слюну, набежавшую во сне.
Из личного персонала Козодоева первой на работу в этот день пришла Марина. На проходной охранники предупредили ее о том, что Сергей Владимирович приехал в офис в разобранном состоянии, то есть совершенно невменяемый. Она открыла дверь своим ключом, проверила кабинет и убедилась, что охранники очень точно описали состояние ее начальника. Никакие попытки привести его в чувство успеха не имели.
В десять часов Козодоев-старший поинтересовался у Марины, где находится его сын. По телефону она не стала объяснять Владимиру Семеновичу, что его заместитель спит мертвецки пьяный у себя в комнате отдыха, оставила за старшую в приемной Катю и отправилась к директору СГТС с докладом о состоянии его отпрыска.
В это время в приемную Козодоева-младшего позвонили из милиции.
– Я могу услышать Сергея Владимировича? – спросил Катю властный мужской голос.
– Он сейчас занят, – не задумываясь, ответила девушка.
– Хорошо. Передайте Сергею Владимировичу, что в четырнадцать часов к нему приедет следователь и задаст несколько вопросов о вчерашних событиях.
Вернувшись в приемную, Марина узнала о звонке и пришла в ужас:
– Катюха, ты что, рехнулась? Ты зайди, посмотри на начальника! Он до вечера в себя не придет. У него в комнате так ацетоном воняет, что дышать невозможно, а ты ему в график встречу записала!
Марина велела Кате больше не отвечать ни на какие звонки, опять побежала к директору СГТС и сообщила ему неприятные новости.
Козодоев-старший вызвал доверенного помощника и пошел проведать Сергея.
Взглянув на беспомощного сына, Владимир Семенович пришел в ярость.
– Твари безмозглые! – закричал он. – Кто из вас отвечал на звонок?
– Я, – ответила Катя, побледнела от испуга и поднялась с места.
– Скажи мне, идиотка, я за что тебе деньги плачу? За то, что ты с моим сыном спишь? Отвечай, я тебя проституткой работать нанял или референтом? Ты не могла сказать ментам, что Сергей в командировке, на совещании или в больнице? Ты понимаешь, что наделала? Если после обеда следователь не застанет сына на месте, то менты решат, что он скрывается от них. Почему Господь вместо мозгов дал бабам мякину? Привыкли одним местом думать, а я им зарплату каждый месяц плачу! Как тебя зовут? Катя? Пошла вон отсюда, Катя! Чтобы я тебя больше здесь не видел. Ты уволена! Завтра придешь в бухгалтерию и получишь расчет.
Катя зашмыгала носом и стала собирать вещи.
Владимир Семенович выпустил пар, немного успокоился.
– Тебя как зовут? – спросил он рыженькую девушку.
– Анна, – пролепетала она.
– Иди в медпункт и приведи сюда фельдшера! – приказал Козодоев-старший.
– Владимир Семенович, – робко обратилась к нему Катя.
Но директор СГТС был непреклонен.
– Ты уволена. Разговор окончен. Если через две минуты ты не покинешь помещение, то я вызову охрану.
Девушка заплакала и вышла.
Владимир Семенович глубоко вздохнул, помассировал область сердца и стал дальше руководить процессом отрезвления сына:
– Марина, не стой без дела! Нашатырь, мокрое полотенце, свежий воздух. Открой окна, а то тут запах стоит как в конюшне.
– Может, Сергея в баню свозить, попарить? – предложил помощник. – К обеду свеженький будет как огурчик.
– В бане похмелье изгоняют, а Сергей пьян как скотина. У него в парной сердце может не выдержать. Его бы сейчас под холодный душ поставить да горячим чаем напоить… – договорить он не успел.
В приемную без стука вошел сотрудник аппарата Лотенко.
– Владимир Семенович, вас Анатолий Борисович вызывает.
С досады Козодоев-старший сплюнул на свежевымытый пол.
– Мать твою, что за страна! Не успел сын напиться, как уже настучали. В какой помойке мы живем! Ничего, кроме клеветы и зависти, нет. Утром чихнешь у себя на кухне, к вечеру весь город обсуждать будет, что ты от туберкулеза помираешь. Пошли! Как настроение у шефа?
Лотенко был холоден и неприветлив.
– Владимир Семенович! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, обратился он к Козодоеву. – В два часа дня к вам приедут представители следственных органов. Постарайтесь привести к этому времени сына в чувство.
Козодоев ничего не ответил. На душе у него было гадко, но оправдываться перед главным бизнесменом области он не собирался.
– Вчера я был свидетелем недостойного поведения Сергея Владимировича, – скривившись больше, чем обычно, продолжил Лотенко. – Я понимаю, стресс, молодой возраст, стрельба, хаос. Но то истеричное состояние, в котором пребывал ваш сын, бросает тень на всех нас. Постарайтесь объяснить своему заместителю, что этот бред про грудь коммуниста – его личный экспромт. Собственный! – Лотенко, прямо как самый настоящий библейский пророк, многозначительно указал перстом вверх, где над крышами, в тучах и городском смоге, таилась истина.
«Валить отсюда надо», – отчетливо понял Козодоев.
Если до этого разговора у него оставалась капля сомнения насчет того, эмигрировать или нет, то сейчас бывший буровой мастер всеми клеточками своего тела осознал, что чем быстрее он покинет Россию, тем будет лучше.
– Владимир Семенович, – продолжил Лотенко, – объясните мне, ваш сын что, не понимает разницу между милицейским полковником и сержантом ППС? Какого черта он вчера крыл Живко отборным матом? Полковник – мстительный человек, он публичного оскорбления просто так не оставит.
– Анатолий Борисович, это вы вчера из-за памятника за моим сыном наблюдали? – с трудом удерживая себя в рамках приличия, осведомился Козодоев. – Хочу отдать вам должное. У вас отличный слух! Ни одного слова не пропустили.
– Сочту вашу дерзость проявлением нервного перенапряжения. Мой вам совет. Если Сергей Владимирович психически болен, то лечите его. А если он считает, что ему все дозволено, то поищите ему другое место работы. В моем здании психопатам делать нечего!
Козодоев-старший ничего на это не ответил и вернулся к сыну.
Благодаря совместным усилиям фельдшера и Марины Сергей пришел в себя, но был так слаб, что не мог подняться с дивана и самостоятельно попить воды.
– К двум часам поставьте его на ноги! – приказал Владимир Семенович и ушел к себе.
Он хотел успокоиться, подумать о словах Лотенко и принять лекарство от боли в изношенном сердце.
В эту же среду, еще утром, пока Сергей Козодоев отсыпался, Живко вызвал к себе Игоря Ефремова. Отношения между ними напоминали тайное сотрудничество шефа гестапо Мюллера и Мартина Бормана, личного секретаря Гитлера. Формально Мюллер не подчинялся Борману, но на практике выполнял любые его поручения.
На чем основывалось сотрудничество гестаповца и партийного функционера, история умалчивает, а с Живко дело было так. Он застал Ефремова в нетрезвом виде на дежурстве и не стал раздувать из этого случая скандал. Ефремов, всю ночь ожидавший кары небесной, наутро примчался к полковнику, попросил прощения и заверил, что больше на службе не выпьет ни грамма. Обманул, конечно, но Живко его простил.
С тех пор Игорь исполнял любые просьбы полковника, а иногда сам проявлял инициативу. Как-то с дочери знакомых Живко сняли шапку. Ефремов бросил на раскрытие преступления весь личный состав уголовного розыска Ленинского РОВД и нашел грабителей в течение суток.
– Я хотел, чтобы ты допросил некоего Сергея Козодоева, – сказал Ефремову полковник. – Этот человек был у памятника Ленину. Когда началась стрельба, он повел себя очень странно, остался стоять, хотя все бизнесмены убежали. Что это? Нерасторопность, ступор? Или Козодоев знал сценарий событий на площади?