наю? Меня бог от заразы миловал.
Оперативник постоял, подумал и предложил необычный план:
– Давай не будем ждать, когда результаты поступят в больницу, а добудем их в лаборатории. Шума меньше будет, и дело быстрее провернем.
– Работай, Лаврентий. Меня только результат интересует.
В конце недели губернатор Кислов наконец-то выступил по телевидению.
– Мы понимаем настрой прогрессивной части общества, но решение о демонтаже памятника Ленину было явно преждевременным, – заявил он. – На наш взгляд, до того как выводить технику на площадь, нужно было провести общественные слушания и узнать мнение жителей города о том, как должна выглядеть площадь Советов.
Глава администрации области Михаил Кислов до августа 1991 года был никем в прямом смысле слова. Числился он председателем профсоюзного комитета рабочих железнодорожного транспорта, но должность его теперь не имела никакого значения. Профсоюзы существовали лишь на бумаге.
В середине августа Кислов оказался в Москве и попал в самый водоворот событий. Чутьем прирожденного авантюриста он почувствовал, кто победит в противостоянии Ельцин – ГКЧП, и поспешил в Белый дом, чтобы засвидетельствовать будущему правителю России свое почтение.
Со второй или третьей попытки Кислову удалось попасть на прием к Геннадию Бурбулису, бывшему преподавателю марксистско-ленинской философии, вовремя перекрасившемуся в демократа и антикоммуниста. В правительстве Ельцина Бурбулис занимал должность госсекретаря, откровенную синекуру, которую сам для себя выдумал.
– Что вы хотите от Бориса Николаевича? – сухо спросил Бурбулис.
– Геннадий Эдуардович, народ Сибири послал меня заверить Бориса Николаевича в том, что мы, сибиряки, за демократию, за Ельцина! Антинародный путч не пройдет! – выпалил Кислов.
– Вас послал в Москву народ Сибири? – осведомился Бурбулис.
По каналам секретной связи ему поступали сообщения о том, что во всех областных центрах Сибири никаких массовых мероприятий в поддержку Ельцина не было. Народ, от лица которого якобы прибыл в столицу этот человек, отнесся к московским событиям в высшей степени равнодушно. Если областные советы народных депутатов проявляли какую-то активность, то сами сибиряки безмолвствовали. Им было не до аппаратных игр. Сказывались последствия губительной политики Горбачева, загнавшего регион, некогда процветающий, в нищету и прозябание.
Бурбулис еще раз смерил взглядом этого самоуверенного типа. Невысокого роста, лысый, с лицом явно не титульной национальности.
«Да черт с ним! – подумал госсекретарь. – Покажу его Ельцину, пусть позабавится».
– Ожидайте в приемной! – сказал Бурбулис и занялся своими делами.
Примерно в час дня он собрал бумаги, накопившиеся для подписи, и повел посетителя к Ельцину.
Едва увидев президента России, Кислов выпалил заранее приготовленную фразу:
– Борис Николаевич, Сибирь за вас!
Ельцин с удивлением посмотрел на Бурбулиса. Мол, кто это? Тот скромно улыбнулся. Дескать, дальше интереснее будет.
– Борис Николаевич! – захлебываясь от возбуждения, затараторил Кислов. – Мы, сибиряки, за демократию! Путч не пройдет! Правда на вашей стороне!
– Молодец, понимаешь, – протянул Ельцин и жестом велел убрать фигляра с глаз долой.
Через неделю после победы Ельцин стал безжалостно изгонять из властных структур всех, кто не поддержал его в дни августовского переворота.
– В этой сибирской области руководство поддержало ГКЧП, – мрачно проговорил Борис Николаевич. – Они, понимаешь, забыли, кто законно избранный президент России. Геннадий Эдуардович, всех изменников гнать поганой метлой! Чтобы духу их не было!
– Кого назначим главой администрации? – спросил Бурбулис.
– Действительно, кого? – Ельцин призадумался.
После победы над ГКЧП президент России щедро вознаградил своих сторонников, предоставил им возможность выбрать себе любую должность. В Сибирь главой областной или краевой администрации отправляться никто не хотел. Народ, ходивший по коридорам Белого дома, совершенно искренне считал, что вся политика делается в Москве, а Сибирь – это ссылка.
– Давайте Кислова назначим, – предложил Бурбулис. – Он демократ, всем сердцем преданный нашим идеалам. В связях с прежней властью замечен не был.
– Какого Кислова? – стал припоминать Ельцин. – Это тот, кто себя в грудь кулаком бил и клялся в преданности? Как мы его назначим? Он, понимаешь, какой-то придурковатый. Какой из него руководитель области? Ему бы в цирке выступать, людей смешить, а ты его на высокий пост двигаешь.
– Борис Николаевич, мы же его временно назначим. Как подберем достойного кандидата, так сместим.
Ельцин посмотрел в сторону комнаты отдыха, где его дожидался стол с выпивкой-закуской, и заявил:
– Готовьте указ. Я подпишу.
Нет на свете ничего более постоянного, чем временные вещи! Михаил Кислов, назначенный на пару месяцев главой областной администрации, второй год прочно сидел на своем месте и покидать его не собирался.
Андрей вспомнил это выступление губернатора, невольно улыбнулся и подумал:
«Как дипломатично сказано! Ни слова как против Лотенко, так и в поддержку его действий. Ладно, бог с ним. Пусть он выступает. Мне работать надо».
Лаптев сел за стол, открыл личное дело Мякоткина Алексея Сергеевича.
«Мякоткин А. С., 1964 года рождения, член ВЛКСМ с 1980 года. После окончания восьми классов средней школы поступил в машиностроительный техникум. В 1984 году получил диплом техника-механика, в том же году был призван в ряды Советской армии. Срочную службу проходил в танковых войсках в Свердловской области. В МВД с июня 1986 года. После переподготовки назначен на должность командира взвода ОРОЗИС. Уволен из органов внутренних дел по собственному желанию в январе 1992 года».
Лаптев всмотрелся в фотографию Мякоткина.
«Обычный парень, – подумал Андрей. – По лицу не скажешь, что он способен спланировать и организовать хладнокровное убийство собственного отца».
В самом начале расследования, когда Лаптев убедился в том, что убийство банкира не имеет политической подоплеки, он стал подозревать Мякоткина-младшего в причастности к событиям на площади. После ознакомления с личным делом Алексея все сомнения в этом у него отпали. Да, организатором убийства является именно он и никто другой.
«Таких совпадений не бывает, – размышлял Андрей. – Чернобук служил в ОРОЗИС, Мякоткин был у него командиром взвода. Во время службы они могли поддерживать дружеские отношения или же сторониться друг друга. Это не важно. Главное состоит в том, что они были хорошо знакомы и, судя по всему, доверяли друг другу.
Как бы там ни было, судьба на время развела их. Алексей уволился из милиции и занялся бизнесом, а Чернобук перевелся в ОМОН.
Этой осенью Алексей Мякоткин решил избавиться от отца и вспомнил о бывшем сослуживце-снайпере. Они встретились, поговорили о том о сем. Чернобук пожаловался на тяжелое материальное положение, Алексей предложил ему подзаработать. Мол, один выстрел, и ты обеспечен на много лет! Чернобук малость подумал и согласился. Соблазн, что и говорить, велик, особенно когда тебе золотые горы пообещают.
Мякоткин мог посулить ему что угодно, поскольку оставлять сообщника в живых изначально не собирался. Интересно, какую сумму он заплатил перед делом? Для затравки Мякоткин непременно должен был подкормить омоновца рублями, разжечь в нем страсть к богатству. Представляю, какие радужные планы рисовал себе Чернобук. Он собирался отсидеться в Сибири год-второй, потом купить домик у моря и до самой старости безмятежно наслаждаться жизнью под шелест морской волны.
Глупец, что и говорить! Наемные киллеры расстаются с жизнью сразу же после исполнения заказа. До пенсионного возраста никто из них не доживает».
Лаптев забрал фотографию из личного дела и пошел к Самойлову.
– Роман Георгиевич, вам незнаком этот человек? – спросил он.
– Фамилию не помню, но с этим самым лейтенантом я обком партии опечатывал. Там вот как дело было. Мы приехали вечером. Один из охранников просил отпустить его домой. Жена у него болела. Или он что-то про детей сказал. Я уже точно не помню. Вот этот старший лейтенант, командир взвода, мне и говорит: «Замену охраннику я сейчас не найду, так что давайте сам вместо него отдежурю». Я согласился и опечатал его в обкоме со всей сменой. Кстати, кто он такой? – Самойлов перевернул фотографию, прочитал надпись на обороте. – Ого! Так это сын Мякоткина! Как ты на него вышел?
– Я решил отработать семью покойного и наткнулся на упоминание о службе его сына в милиции.
– В отделе кадров не заинтересовались, зачем тебе личное дело?
– Наши кадровики еще не сопоставили исчезновение омоновца Чернобука и службу Мякоткина в ОРОЗИС. Чтобы не вызвать преждевременных подозрений, я запросил личные дела всех офицеров, уволившихся в девяносто втором году.
– Молодец! Раньше времени о наших подозрениях никто догадываться не должен.
– Роман Георгиевич, вы о каких подозрениях говорите? У нас пока на сына банкира ничего нет. Мы даже исполнителя убийства не имеем. Тут один шанс на тысячу. Может быть так, что Чернобук погиб на охоте, а сын Мякоткина и не помышлял об убийстве родителя.
– Перестраховка, конечно, вещь хорошая, но не в этом случае. – Самойлов постучал пальцем по фотографии и продолжил: – Такого совпадения просто не может быть. Но в чем-то ты прав. Пока мы не наработаем базу, о виновности Мякоткина-младшего говорить не станем. Что ты дальше думаешь делать?
– Отрабатывать связи сына покойного, искать мотив преступления.
О поиске входа в подземный ход Лаптев решил пока промолчать. Слишком уж деликатная сфера, тайна высоких властей. Самойлов мог и не разрешить ему вторгаться так далеко.
Тайной подземного хода занимался Воронов. В пятницу он встретился с генеральным директором «Сибпромвентиляции» Ведуновым. Разговор у них сразу же не заладился. Ведунов наотрез отказался что-либо говорить о системе вентиляции в подземных ходах под площадью Советов. Мало того, он отрицал само существование таких сооружений.