– Вон тот, с приметными усами, мент, – тихо проговорил Корнилов. – Я его на площади в форме видел.
– Добрый день, господа! – Лотенко остановил милиционеров. – Позвольте узнать, что привело вас в мой скромный офис? – Анатолий Борисович развел руками.
Этим он показывал визитерам, что скромным офисом является не кабинет и не этаж, а все огромное здание с вычурной лепниной у крыльца и светлым пятном на фасаде в том месте, где некогда красовался гипсовый герб СССР.
Ефремов не растерялся. Весь его план полетел к чертям, но не для того он настраивал себя все утро, чтобы стушеваться в неожиданной ситуации.
– Господин Лотенко, я заместитель начальника уголовного розыска городского УВД майор милиции Ефремов. Я прибыл сюда для задержания особо опасного преступника, убийцы, – сказал Игорь.
За спиной Лотенко громко хлопнула входная дверь и раздалась сдержанная ругань. Это референт Лукашов запнулся на выходе и чуть не упал к ногам бойцов группы захвата.
Лотенко никак не отреагировал на шум позади себя. Секунду-другую он обдумывал то, что сейчас услышал. Потом рот Лотенко скривился от отвращения к убийце, а брови взлетели домиком. Мол, как? Неужто этот негодяй работает в моем здании?
– Вы нашли убийцу Мякоткина? – спросил он первое, что пришло ему на ум.
– Нет, – ответил Ефремов. – Мы пришли арестовать человека, совершившего зверское убийство десять лет назад.
– Кто же это? – Брови Лотенко вновь взметнулись, но челюсть осталась на месте.
– Сергей Владимирович Козодоев.
– Ах, вот как! – без тени удивления произнес председатель Союза бизнесменов Западной Сибири. – Позвольте поинтересоваться, господин Ефремов. Вы привезли с собой столь внушительную группу поддержки. Неужели вы полагаете, что Козодоев окажет вам вооруженное сопротивление?
– Как бы сказать?.. – Ефремов замялся, как хороший актер, изобразил, что не хочет выкладывать правду, но вынужден сделать это под давлением обстоятельств. – Анатолий Борисович, у нас был неприятный инцидент на проходной. Ваши охранники….
– Господин Ефремов! – не дал ему закончить Лотенко. – Не надо возводить случайный эпизод в некую систему. – Он обернулся и отдал приказ референту: – Охране ни во что не вмешиваться! – Проходите, господа! – Лотенко широким жестом указал на дверь. – Я, мои сотрудники и арендаторы, мы все чтим представителей власти! Если было некое недоразумение между вами и нашей охраной, то забудьте о нем.
Ефремов сдержанно кивнул председателю союза в знак благодарности и вошел в вестибюль. Группа захвата и Попок последовали за ним.
Лотенко вновь остался наедине с советником и распорядился:
– Через час узнай, в чем Козодоев обвиняется и насколько серьезны подозрения в отношении его.
– Я…. – начал было Корнилов, но Лотенко грубо перебил его:
– Через час, ты понял? Менты тоже люди. Подойди к кому надо, посули, подмажь, пообещай. Мы просим самый пустяк, всего лишь информацию о деле и готовы хорошо оплатить услуги, оказанные нам. Тысячу, две, пять. Не скупись, отдашь свои, потом я тебе верну. У тебя есть к кому подойти?
– Есть. Сделаю, – сказал Корнилов.
Ефремов вошел в огромный вестибюль, остановился, мрачно осмотрел охранников в пятнистом камуфляже, вытянувшихся по стойке смирно.
«Если я сейчас выкрикну: «Здравствуйте, товарищи охранники!» – то они хором, во всю мощь глоток, завопят в ответ: «Здравия желаем, товарищ Ефремов!» Вот что значит хозяин бровью повел. Совсем недавно рожи корчили от презрения, а сейчас стоят навытяжку, прямо как новобранцы перед командиром роты».
– Мы наверх, – сказал Игорь вместо уставного приветствия.
– Вас проводить? – спросил референт, подскочив к нему.
– Спасибо. Я знаю, куда идти.
Не оглядываясь, Ефремов взбежал по широкой лестнице.
На четвертом этаже ему на глаза попалась незнакомая женщина с сумочкой красного цвета. Увидев Игоря, она подала ему условный знак, мол, объект на месте, и пошла вниз, на выход.
Каким образом эта особа наблюдения попала в охраняемое здание и как смогла несколько часов беспрепятственно прохаживаться вдоль кабинетов, Игорь не знал. Служба наружного наблюдения к своим тайнам никого не подпускала. Ее взаимодействие с оперативниками шло бесконтактным способом. Если возникала необходимость в визуальной передаче информации, то она была очень быстрой и внешне неприметной. Женщина опознала Ефремова по фотографии, поправила косынку на шее и исчезла.
Вполне возможно, что для проведения операции ее пригласили из другого города. Или она жила где-то рядом с Игорем, и он несколько раз видел ее, но в другом обличии, загримированную, в парике. Словом, Ефремов взглянул на разведчицу и тут же забыл, как она выглядит.
– Не отставать! – скомандовал он бойцам, которые и так не отходили от него ни на шаг.
При появлении оперативников девушки в приемной Козодоева вздрогнули. Рыженькая Аня ничего не поняла, а Марина побелела как смерть. Она сразу же догадалась, что сейчас наступит катастрофа, жестокая и неотвратимая.
Игорь рывком открыл дверь, ворвался в кабинет Козодоева, подскочил к нему и закричал:
– Руки на стол!
Козодоев-младший в момент появления оперативников сидел за рабочим столом и размышлял о предстоящем лечении нехорошей болезни. Переход от гонореи к реалиям в своем кабинете дался ему нелегко. Он тупо и отрешенно, как рыба в аквариуме, посмотрел на оперативников и остался недвижим.
– Руки на стол! – повторил Ефремов. – Живее, сволочь, пока мы тебя прессовать не начали. Ну, что ты замер, подонок? Мозги склеились?
Боец группы захвата по кличке Ветерок зашел к Козодоеву сбоку, силой положил его руки на стол. Второй боец сдвинул их вместе и защелкнул на запястьях наручники.
В тишине, наступившей после этого, Ефремов отчеканил:
– Козодоев, вы арестованы за совершение убийства гражданина Бурлакова!
– Было бы за что! – меланхолично, словно дело касалось не его, проговорил Сергей.
Потом он много раз спрашивал себя, что эти слова означали, но ответа не находил.
Боец Ветерок рывком выдернул Козодоева из-за стола и поволок к выходу. Ефремов с каменным лицом шел следом.
В приемной он остановился и сказал Ане:
– Гражданин Козодоев арестован за совершение убийства. Первый допрос его будет проведен сегодня в помещении ИВС, в четыре часа дня. Если директор СГТС намерен подключить к делу своего адвоката, то мы будем ждать его. Если защитника с вашей стороны не будет, то мы вызовем дежурного адвоката.
– Я… – пролепетала Аня, смутилась и замолчала.
Марина безмолвствовала. Каждое слово Ефремова было для нее пощечиной, расплатой за воскресные откровения.
«Вот так причудливо тасуется колода!» – мог бы сказать по этому поводу булгаковский Воланд.
«Вот так слетают с небес на землю!» – мог бы добавить Ефремов, но уже остыл от секундного триумфа и добивать Марину не собирался.
Она просто перестала для него существовать.
Бойцы вывели Козодоева из здания, остановились на крыльце.
Игорь подошел к арестанту и вполголоса сказал:
– Посмотри на небо. Нынче ясная погода, светит солнце. У нас в Сибири триста дней в году тучи, мрачно, тоскливо. А сегодня солнце! Ты, Сережа, видишь его в последний раз.
– Я… – ошарашенно протянул Козодоев, но так и не нашел, что сказать.
Ефремов показал рукой вверх.
– Это солнце свободы. Для тебя оно светит в последний раз. Через полчаса ты будешь в камере. Взойдет тюремное солнышко, а оно, поверь мне, всегда в клеточку. Парни, по машинам! Едем в ИВС.
В четыре часа дня Козодоев оказался в комнате для допросов. Это было небольшое помещение, всего-то три на три метра, с одним узким окном, забранным толстой решеткой. Из мебели в комнате были только стол и два табурета. Тот из них, который предназначался для Козодоева, стоял далеко от стола. Сергей попытался его подвинуть, но не смог. Он был намертво вмонтирован в пол.
– Давайте знакомиться, – предложил арестанту молодой мужчина, одетый в строгий официальный костюм, при галстуке. – Меня зовут Виктор Александрович Воронов. Я следователь городского УВД. Это ваш адвокат. – Воронов кивнул в сторону мужчины лет пятидесяти, стоявшего рядом с ним.
Тот был гладко причесан, одет в костюм-тройку с красным галстуком в белую полоску.
Называть защитника по имени-отчеству Воронов не стал. Между ним и этим человеком, нанятым отцом Сергея, была давняя неприязнь. Началась она с некорректного поведения адвоката на следствии по делу об ограблении ювелира Батурина.
– Меня зовут Шнайдер Роберт Евгеньевич, – представился адвокат. – По закону нам должно быть предоставлено свидание наедине, но следователь….
– Не вводите клиента в заблуждение, – перебил его Воронов. – По закону вам положено свидание наедине в условиях визуального контроля с моей стороны. В коридоре вам разговаривать никто не даст, так что можете пошептаться здесь.
Адвокат разочарованно вздохнул, но дальше препираться не стал.
– Сергей Владимирович! – официальным тоном обратился к Козодоеву следователь. – Вы подозреваетесь в убийстве гражданина Бурлакова, совершенном двадцать девятого ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года.
– Товарищ следователь, – запротестовал адвокат, – никакого убийства Сергей Владимирович не совершал. Его подозревают в причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть потерпевшего, а не в убийстве.
– В этом есть какая-то разница? – спросил Козодоев.
– Конечно! – ответил Воронов и улыбнулся. – За обычное убийство максимальное наказание – десять лет, а по статье сто восьмой части второй – двенадцать.
– Это правда? – спросил у адвоката Сергей.
– К сожалению, да, – неохотно ответил Шнайдер. – Коллизия законодательства, нонсенс!
– Какой нонсенс? – Козодоев занервничал. – Вам что, без разницы, по какой статье меня обвиняют?
– Успокойтесь, Сергей Владимирович, – миролюбиво проговорил следователь. – В силу совершения вами преступления в несовершеннолетнем возрасте большой разницы между статьями нет. Если я говорю «убийство», то вовсе не хочу обвинить вас в совершении преступления, предусмотренного сто третьей статьей УК РСФСР. Просто это слово короче. Его и удобнее выговаривать, чем «причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего». Итак, что вы можете пояснить по поводу подозрений, возникших в отношении вас?