– Пожалуй, ты прав. Если бы в кабинете вылетело стекло, то Мякоткин подошел бы к окну посмотреть, в чем дело. Он в любом случае не стал бы падать под стол и по-пластунски выползать в коридор. О покушении, готовящемся на него, он не знал. С выбором места для стрельбы мне все понятно. Что дальше?
– Вернемся в август девяносто первого года, в тот день, когда вы оставили Мякоткина-младшего в обкоме партии. За трое суток, проведенных в здании, он нашел там схемы подземных переходов от обкома партии к набережной и Управлению КГБ. Как показали последние события, нужные ключи он тоже отыскал. Из любопытства или еще из каких-то побуждений Мякоткин прогулялся по подземным галереям, на время забыл о них, но ключи на всякий случай оставил при себе.
Теперь о галерее. Она идет из обкома в старое здание облисполкома, оттуда – в новое и далее к реке, через подстанцию к профессорскому дому. Схематично последний участок перехода выглядит как буква «Г», где подстанция является угловой точкой. Подземный переход пребывает в удовлетворительном состоянии. Вытяжная вентиляция работает, освещение есть.
Перейдем к событиям на площади. Начались они не в октябре, а гораздо раньше. Этот вывод я сделал после изучения результатов экспертизы замка с двери рекламного агентства. Мякоткин не слесарь-инструментальщик и не взломщик. Ему потребовалось несколько попыток, чтобы подобрать ключ к кабинету агентства. То есть он проникал в здание по подземному переходу не один раз, а как минимум два.
Теперь о самих событиях. Мякоткин-старший должен был быть убит в последнюю субботу октября. Но Лотенко решил провести акцию по демонтажу памятника, и Алексей Мякоткин тут же переиграл сценарий покушения. Стрелять в человека, находящегося на площади, среди других людей, в толпе выгоднее, чем вести огонь по кабинету. Так проще замести следы. Человек из толпы может оказаться случайной жертвой, а банкир, пребывающий в своем кабинете, – нет. Дальше я могу только предполагать, как происходили события. Шестнадцатого октября к нам приезжает американская делегация. В субботу или воскресенье они дают указание Лотенко о демонтаже памятника. Лотенко вызывает к себе заместителей по Союзу предпринимателей и ставит их в известность о предстоящей акции. Мякоткин-старший проговаривается о митинге сыну, и тот решает действовать.
Интересно, что Чернобук написал рапорт на отпуск еще в начале октября, с прицелом на последнюю субботу месяца. Девятнадцатого октября, в понедельник, Чернобук, согласно ранее утвержденному графику, идет в отпуск и получает на складе винтовку «СВД» со снайперским прицелом. Далее все разрозненные линии соединяются в одну. Около шести вечера, уже в сумерках, Чернобук и Алексей Мякоткин спускаются в подвал профессорского дома. У Чернобука с собой винтовка в чехле, у Мякоткина – японский револьвер. Они надевают на ноги поверх обуви полиэтиленовые пакеты, фиксируют их на голени резинками. По подземной галерее Мякоткин и Чернобук приходят в новое здание облисполкома, в подвале снимают с ног пакеты и по запасной лестнице поднимаются на пятый этаж. Вахтер на главном входе их не слышит. Чернобук и Мякоткин обуты в кроссовки, запасная лестница находится в другом конце здания. На пятом этаже они входят в кабинет рекламного агентства, открывают окно, расчехляют винтовку. Как только Мякоткин-старший выходит на площадь, сын отыскивает его в бинокль и сообщает снайперу местонахождение. Выбрав удобный момент, Чернобук стреляет в него, а потом открывает огонь по американскому телеоператору. Зачем он это сделал, я не знаю. Если бы хотел создать панику на площади, то логичнее было бы открыть огонь по толпе, а не по одинокой мишени в окне. Но из песни слова не выкинешь. Чернобук стреляет в раму и ранит американца. Закончив стрельбу, Чернобук и Мякоткин подбирают гильзы с пола и тем же путем возвращаются в подземелье. Как только они проходят подстанцию, Алексей Мякоткин стреляет из револьвера в затылок своему сообщнику.
Теперь о том, что касается оружия, имевшегося у Мякоткина. Где он взял его, я понятия не имею, но о самом стволе и его техническом состоянии можно сделать определенные выводы. Алексей был вооружен револьвером японской фирмы «Кошинава». Выпуск данной модели был прекращен в тридцать пятом году, соответственно, через несколько лет перестали выпускаться боеприпасы для данного оружия. За прошедшие десятилетия порох в гильзах утратил свои первоначальные качества, и это повлияло на скорость пули. Ее убойная сила снизилась настолько, что при стрельбе в упор она осталась в голове жертвы, а не пробила ее насквозь. На этом в принципе все.
Самойлов помолчал, посмотрел на схемы, нарисованные Андреем, в задумчивости почесал подбородок.
– Такое дело в суд отправлять нельзя, – сказал он. – В отношении Алексея Мякоткина у нас нет никаких доказательств.
– Револьвер, – заявил Лаптев. – На месте убийства Чернобука его не было.
– Это ерунда, а не доказательство! – отмахнулся Роман Георгиевич. – Револьвер сам по себе не говорит ни о чем. Предположим, что завтра мы обнаружим это оружие у Мякоткина дома, на даче или в гараже. Ну и что с того? Он тут же заявит, что нашел револьвер на улице, хотел сдать в милицию, но не успел. Ладно, я подумаю, что можно высосать из этого дела.
Спустя неделю Самойлов вновь вызвал к себе Лаптева.
– Ты о событиях, произошедших в выходные, знаешь? – спросил Роман Георгиевич. – Скажи кому, никто не поверит! Дело было так. Американское посольство потребовало у нашего МИДа отчитаться о ходе расследования преступления в отношении гражданина США Джона Флейка. Министерство иностранных дел переправило запрос в Генеральную прокуратуру. Оттуда оно попало в нашу областную прокуратуру и далее, по цепочке, в городскую. Как и всегда, сработала бюрократическая перестраховка. Генеральная прокуратура потребовала раскрыть преступление в течение недели, а областная сократила срок до трех дней. Следователь Ващенко, у которой дело в производстве, вызвала в субботу оперов, стукнула кулачком по столу и приказала найти виновного к понедельнику. Представь себе такую картину! Размалеванная самоуверенная кукла стучит по столу и требует немедленного результата. Слово – дело. Опера через два часа привозят ей пьяного Ивана Ляхова, известного поэта и заместителя председателя движения «Новая коммунистическая гвардия». В ответ на вопросы изумленной Ващенко ребята заявляют, что именно он и организовал убийство банкира Мякоткина.
Дескать, посмотри, вот его стихотворение «Смерть тиранам!», опубликованное как раз перед акцией у памятника. Что он тут пишет? «К ногам вождя падет тиран». Это о Мякоткине? Без сомнения. Он банкир, кровопийца, враг трудового народа. Где его убили? У подножия памятника Ленину, то есть у ног вождя. Что тебе еще надо? Подстрекательство налицо.
Все на этом и закончилось бы, но тут у Ляхова в голове что-то перемкнуло, и он как заорет: «Вы куда меня привезли? Я думал, что в прокуратуру, а оказалось – в бордель! Эй ты, проститутка, скидывай юбку, я покажу тебе пролетарское орудие труда!» Поэт полез расстегивать ширинку на брюках. Ващенко взбесилась и задержала Ляхова в качестве подозреваемого. Сейчас он в ИВС, ждет предъявления обвинения.
– В какое славное время мы живем! – с усмешкой проговорил Андрей. – Оказывается, за стихотворение можно за решетку угодить. Роман Георгиевич, а почему опера выбрали именно это произведение? У Ляхова же все стихи такие. Смерть тиранам, долой Ельцина, да здравствует новая пролетарская революция!
– Сдается мне, что они взяли первую попавшуюся газету «Новый путь» и нашли в ней подходящее стихотворение. Если бы Ляхов Ващенко проституткой не назвал… Но что было, то было. Теперь давай о серьезном. Мне предложили стать начальником городского УВД и намекнули, что хорошим аргументом при моем назначении стало бы раскрытие дела Мякоткина. Оно означает направление дела в суд с обвинительным заключением и признательными показаниями обвиняемого. – Самойлов постучал кончиками пальцев по столу, посмотрел в глаза Лаптеву. – Андрей, ты талантливый аналитик и комбинатор. Если кто сможет вывести Мякоткина на чистую воду, то только ты. Я даю тебе срок до конца недели. К следующему понедельнику я жду у себя на столе признательные показания Алексея Мякоткина. Как только закончишь с этим делом, можешь перебираться в свой бывший кабинет.
– А куда вы Ефремова денете?
– Отправлю назад, в Ленинский РОВД. Ефремов в последнее время увлекся решением своих личных проблем. Мне такой заместитель начальника уголовного розыска не нужен. Андрей, все силы городского управления в твоих руках. К понедельнику мне нужен результат. Действуй!
Дома Лаптев рассказал Лизе о разговоре с Самойловым.
– Ни за что! – немедленно отчеканила супруга. – Если ты меня хоть капельку любишь, то не вернешься в уголовный розыск. Об окладе и звании мне даже не говори! Я хочу видеть дома мужа, а не его зарплату. Да и звезды твои мне не нужны. Никакого перевода в ОУР. Сиди в следствии. Я уже привыкла к спокойной жизни и ничего менять не хочу.
– Лиза, здесь палка о двух концах! Кто тебе сказал, что я останусь в следствии, а не полечу вслед за Ефремовым к черту на кулички? Если Самойлова не утвердят, то враги могут спихнуть его куда-нибудь в областное УВД, бумажки перебирать. Вслед за ним автоматически выгонят меня. Я в следственном отделе на птичьих правах. Первая же медкомиссия меня забракует.
– Когда тебе звание придет?
– В праздничный приказ ко Дню милиции меня не успели включить, так что с майорскими звездами придется подождать до первого декабря.
– Если тебе присвоят звание как следователю, то комиссовать уже не смогут?
– Конечно, нет. Звезды – это подтверждение соответствия занимаемой должности.
– Отлично! Раскрой им Мякоткина и оставайся на месте. Ты же можешь отказаться от новой должности? Андрюша, посмотри на меня! Забудь про уголовный розыск и сиди на своем теперешнем месте.
– Знал бы Леша Мякоткин, что его судьба зависит от моей больной ноги! – сказал Андрей. – Какая интересная логическая цепочка получается. Моя нога – должность следователя – назначение Самойлова. Лиза, я не рвусь в уголовный розыск. С меня достаточно того, что я снова в строю. – Лаптев замолчал, включил телевизор, достал сигареты.