Я сидел и смотрел на него, на мгновение потеряв дар речи.
— Вы хотите сказать, что я знаю, кто убил Джерри, и молчу?
— Я не должен исключать подобной возможности.
— Пошли вы к черту, Босх!
Официант принес стейки и спагетти. Пока он расставлял тарелки, детектив смотрел на меня с иронической улыбкой. Официант поинтересовался, нужно ли нам что-нибудь еще, но я махнул рукой.
— Как вам не стыдно! — воскликнул я. — Сидите тут и с улыбочкой обвиняете меня в том, что я покрываю убийцу. Преступника, который прикончил моего товарища.
Босх пододвинул свой стейк и начал управляться с ним вилкой и ножом. Я заметил, что он левша. Отправив кусочек мяса в рот, он уставился на меня, пережевывая пищу. Его кулаки сжимали вилку и нож, и он держал их по обе стороны от тарелки, словно защищая еду от нападения. Так же вели себя многие мои клиенты, сидевшие в тюрьме.
— Не кипятитесь, адвокат, — произнес он. — Поймите, я не привык играть в одной команде с адвокатами. В суде они обычно стараются сделать из меня тупицу, взяточника, садиста — все, что угодно. Сегодня я попытался обвести вас вокруг пальца, надеясь, что это поможет мне раскрыть убийство. Теперь приношу свои извинения. Если желаете, могу попросить завернуть мне стейк и удалиться.
Я покачал головой. Босх как-то ухитрялся пробуждать во мне вину за его собственные прегрешения.
— По-моему, вы кипятитесь, а не я. Я просто хотел сказать, что с самого начала вел с вами честную игру. Мне даже пришлось пренебречь кое-какими профессиональными нормами. Если я мог что-то сообщить, то говорил. Я не заслужил этой клоунады вечером. Скажите спасибо, что я не всадил пулю вашему парню, когда тот маячил перед дверью. Он был отличной мишенью.
— Я был уверен, что у вас нет оружия. Мы все проверили.
Босх взялся за еду, опустив голову и кромсая стейк. После нескольких кусков он перешел к блюду со спагетти, но не стал накручивать их на вилку, а подцепил на зубцы небольшую порцию и отправил в рот. Тщательно прожевав, он опять заговорил:
— Ладно, а теперь, когда мы все выяснили, вы согласитесь мне помочь?
Я с трудом удержался от смеха.
— Шутите? Вы что, не слышали моих слов?
— Слышал. Но я не шучу. Что бы мы ни делали, на руках у меня по-прежнему остается мертвый адвокат — кстати, ваш коллега, — а вы по-прежнему не желаете мне помочь.
Я промолчал и начал резать стейк. Я ждал, пока Босх наестся, теперь пусть ждет и он.
Многие считали, что здесь готовят лучшие стейки в городе. В том числе и я. Еда не разочаровала меня и на сей раз. Не спеша я взял первый кусок, с удовольствием просмаковал и отложил вилку.
— Помочь чем?
— Выманить убийцу.
— Прекрасно. Это опасно?
— Зависит от многих причин. Впрочем, не хочу вам лгать. Опасно. Я хочу, чтобы вы слегка взбаламутили воду, дали понять, будто у вас есть кое-какая информация и вы можете представлять угрозу. А там посмотрим, что получится.
— Но вы будете рядом? Прикроете меня?
— Естественно.
— А как взбаламутить воду?
— Например, через газету. Вас наверняка донимают репортеры. Мы выберем одного, дадим эксклюзивное интервью и вставим что-нибудь такое, что заставит убийцу призадуматься.
Я вспомнил замечание Лорны насчет того, как опасно ссориться с прессой.
— Есть один парень в «Таймс», — сказал я. — Чтобы отвязаться от него, я заключил с ним нечто вроде сделки. Пообещал, что если захочу общаться с прессой, то сделаю это через него.
— Как раз то, что нужно. Используем его.
Я молчал.
— Так вы согласны?
Взяв вилку и нож, я стал неторопливо резать стейк. На тарелку потекла кровь. Мне вдруг вспомнилось, как дочь задала мне вопрос, который часто задавала ее мать и на который я никогда не мог ответить: «Почему ты всегда работаешь на плохих парней?» Разумеется, можно было многое возразить, но я никак не мог забыть ее слова и ту боль, какую они мне причинили.
Я отложил нож и вилку в сторону. У меня вдруг пропал аппетит.
— Да, — ответил я. — Согласен.
Часть третьяГоворить правду
34
Все лгут.
Копы лгут. Адвокаты лгут. Клиенты лгут. Даже присяжные лгут.
Некоторые считают, что судебные разбирательства выигрываются или проигрываются еще на стадии отбора присяжных. Я не захожу так далеко, но в делах, связанных с убийством, трудно найти более важный момент, чем выбор двенадцати граждан, которые будут решать судьбу вашего клиента. Это самая сложная и непредсказуемая часть процесса, где многое зависит от игры случая или удачи и от того, сможете ли вы вовремя задать правильный вопрос правильному человеку.
Но каждый суд начинается именно с этого.
Отбор присяжных в деле «Штат Калифорния против Эллиота» начался в четверг, в десять утра, в зале судьи Джеймса Стэнтона. Здесь собралась целая толпа, состоявшая наполовину из «кандидатов» (восьмидесяти потенциальных присяжных, случайно выбранных из общего списка), наполовину — из журналистов, работников суда, заинтересованных лиц или просто зевак, просочившихся на заседание.
За столиком защиты сидели я и Эллиот — клиент пожелал не создавать большую команду. Передо мной лежали пустая папка, блокнот и три цветных маркера: красный, синий и черный. Еще в офисе я расчертил папку с помощью карандаша и линейки, разбив на двенадцать клеток. Каждая клетка была размером со стикер и соответствовала одному из будущих присяжных. Я знал, что некоторые адвокаты пользуются специальными программами для отсеивания кандидатов. В процессе отбора компьютер анализирует для них поступающую информацию, пропускает через социально-политический фильтр и мгновенно выдает рекомендацию — брать или отвергнуть претендента. Но я предпочитал действовать по старинке, как меня учили на государственной защите. Данный способ всегда срабатывал, и я не собирался менять его. Чтобы выбрать нужного присяжного, мне ни к чему компьютеры. Я полагаюсь на собственное чутье. Компьютер не может слышать, как и каким тоном отвечает кандидат. Он не способен заглянуть ему в глаза.
А работает все это так: судья берет составленный компьютером список претендентов, вызывает первую дюжину и приглашает занять места на скамье присяжных. С этого момента каждый из них является присяжным заседателем. Но остаться таковым он может только после того, как пройдет «вуар дир» — серию вопросов, касающихся его занятий, биографии, общественных взглядов и понимания юридической системы. Процедура длится очень долго. Первые вопросы задает судья, а потом за дело берутся обвинение и защита.
Присяжные могут получить отвод по двум причинам. Прежде всего отклоняются кандидатуры тех, кто своими ответами, поведением или обстоятельствами жизни демонстрирует неспособность быть честным и достойным судьей и беспристрастно относиться к рассматриваемому делу. В этом случае на отсеивание претендентов нет никаких квот и ограничений. Часто судья сам отвергает ту или иную кандидатуру раньше, чем прокурор или адвокат успевают сделать возражение. Я всегда считал, что самый быстрый способ вылететь из состава присяжных — заявить, что все копы лгут или копы всегда правы. И то и другое будет считаться пристрастным отношением и достаточным поводом для отвода претендента.
Вторая причина — отвод без объяснения причин. Каждая из сторон ограничена в своих возможностях соответственно статусу и виду дела. Поскольку в данном случае речь шла об убийстве, обвинение и защита имели право на двадцать немотивированных отводов. Как именно пользоваться данным правом, зависело от умения и опыта участников процесса. Хороший юрист мог тактично изменять состав присяжных в пользу обвинения или защиты. Немотивированные отводы позволяли ему отвергать ту или иную кандидатуру, полагаясь исключительно на собственное чутье. Другое дело, если кто-то из юристов проявлял открытую предвзятость. Например, когда прокурор упорно отвергал всех чернокожих претендентов, а адвокат делал то же самое с белыми, это быстро создавало им проблемы не только с противной стороной, но и с судьей.
Правила «вуар дир» составлены так, чтобы исключить всякую пристрастность и недобросовестность со стороны присяжных. Самое название процедуры по-французски означает «говорить правду». Но, разумеется, правда у каждого своя. При любом судебном разбирательстве я желаю иметь пристрастное жюри, чтобы оно было настроено против полиции и прокуратуры. Хочу, чтобы оно было на моей стороне. Меньше всего мне хочется иметь непредубежденного присяжного. Гораздо лучше присяжный, который уже держит мою сторону или кого можно легко туда переманить. Мне нужны лемминги, послушные овечки. Люди, которые станут покорно следовать за мной и усердно работать на защиту.
Естественно, человек, сидевший в четырех футах от меня, придерживался противоположной точки зрения. Прокурору важно собственное стадо, и он намерен использовать отводы для формирования состава присяжных по собственному вкусу — в ущерб мне.
В четверть одиннадцатого энергичный судья Стэнтон получил распечатку со списком двенадцати присяжных, случайно выбранных компьютером, и попросил их занять свои места, огласив кодовые номера, присвоенные им комиссией по отбору кандидатов. Мы получили шесть мужчин и шесть женщин: трех почтовых работников, двух инженеров, домохозяйку из Помоны, безработного сценариста, двух школьных учителей и трех пенсионеров.
Мы знали, где они живут и чем занимаются. Но мы не знали их фамилий. Это были анонимные присяжные. На предварительных стадиях процесса судья решительно защищал кандидатов от внимания публики и прессы. Он распорядился поставить камеры «Судебного канала» за скамьей присяжных, чтобы зрители не могли видеть их лиц. Настоял на том, чтобы даже юристы не знали фамилии претендентов и во время «вуар дир» обращались к ним по номерам сидений.
В начале заседания судья расспросил каждого кандидата, чем он зарабатывает на жизнь и в каком районе Лос-Анджелеса проживает. Дальше следовали традиционные вопросы: не становился ли кто-нибудь из них жертвой преступления, нет ли у них родственников в суде, не связаны ли они с полицией и прокуратурой. Судья выяснял, что присяжные знают о законах и судебной практике, и спрашивал, не приходилось ли им прежде быть присяжными. Наконец Стэнтон отве