ь с короткой стрижкой, принятой у полицейских.
— Значит, подъехав к дому с напарником, вы увидели, что мой клиент стоит перед крыльцом. Так?
— Да.
— И что он делал?
— Просто стоял. Ему сказали, чтобы он нас ждал.
— Прекрасно. Какими фактами вы располагали, когда прибыли на место?
— Мы знали лишь то, что сообщил диспетчер. Что человек, Уолтер Эллиот, позвонил из дому и заявил о двух убийствах. О двух трупах в доме.
— Вы когда-нибудь раньше выезжали по таким звонкам?
— Нет.
— Вы боялись, нервничали, были на взводе?
— Ну, адреналину прибавилось, конечно, хотя в общем мы вели себя спокойно.
— Выйдя из машины, вы достали оружие?
— Да.
— И наставили его на мистера Эллиота?
— Нет, я держал его опущенным.
— А ваш напарник тоже вынул пистолет?
— Да.
— И направил его на мистера Эллиота?
Харбер замялся. Я люблю, когда свидетели обвинения начинают колебаться.
— Не помню. Я не глядел в его сторону. Я смотрел на подзащитного.
Я кивнул, словно это что-то объясняло.
— Вы заботились о безопасности, верно? Вы даже не знали, кто этот человек. Только слышали, что в доме два трупа.
— Именно так.
— Когда вы убрали свое оружие?
— После того как осмотрели и обыскали дом.
— То есть когда вошли внутрь, подтвердили смерть двух человек и убедились, что в доме больше никого нет?
— Верно.
— Хорошо, а пока вы это делали, мистер Эллиот находился с вами?
— Да, нам пришлось взять его с собой, чтобы он показал трупы.
— В то время он уже был под арестом?
— Нет. Он сделал это добровольно.
— Но вы надели на него наручники, не так ли?
Харбер снова замялся. Он чувствовал себя на незнакомой территории и, видимо, пытался вспомнить, что ему рекомендовали Голанц и юная помощница.
— С его согласия. Мы объяснили, что не собираемся его арестовывать, но ситуация может оказаться сложной, поэтому для его же безопасности будет лучше, если мы наденем на него наручники, пока не убедимся, что все в порядке.
— Он согласился?
— Да, согласился.
Краем глаза я увидел, что Эллиот покачал головой. Присяжные тоже должны были это заметить.
— Наручники были надеты сзади или спереди?
— Сзади согласно правилам. Задержанный не должен быть в наручниках, надетых спереди.
— Задержанный? Что это значит?
— Задержанный — это любой человек, связанный со следствием.
— Арестованный?
— В том числе и арестованный. Но мистер Эллиот не был арестован.
— Я знаю, что вы на службе недавно, но сколько раз вам приходилось надевать наручники на людей, которые не были арестованы?
— Все зависит от ситуации. Я не помню точной цифры.
Я кивнул, хотя всем своим видом дал понять, что не верю его ответу.
— Вы и ваш напарник показали, что мистер Эллиот трижды заявлял о своей непричастности к убийствам. Так?
— Так.
— Вы сами слышали заявления?
— Да.
— Это происходило в доме или на улице?
— В доме, когда мы находились в спальне.
— Значит, во время этих якобы ничем не мотивированных заявлений подзащитный был закован в наручники, а вы и ваш напарник стояли с оружием наготове, так?
Снова колебания.
— Думаю, да.
— И вы говорите, что он не был арестован?
— Не был.
— Ладно, а что было потом, когда мистер Эллиот отвел вас наверх и вы убедились, что в доме больше никого нет?
— Мы вывели мистера Эллиота наружу, опечатали дом и позвонили в отдел по расследованию убийств.
— Все в соответствии с инструкцией, не так ли?
— Верно.
— Хорошо, но после вы сняли с мистера Эллиота наручники, если он не был арестован?
— Нет, сэр. Мы посадили мистера Эллиота на заднее сиденье автомобиля, а по инструкции задержанный должен находиться в патрульной машине в наручниках.
— Задержанный? Вы уверены, что мистер Эллиот не был арестован?
— Уверен. Мы его не арестовывали.
— Ладно. И как долго он сидел в салоне?
— Примерно полчаса, пока не приехала опергруппа из отдела по расследованию убийств.
— Что происходило потом?
— После приезда детективы осмотрели дом. Затем они вышли и мы освободили мистера Эллиота. Я хочу сказать — вывели из машины.
Это был промах, и я за него ухватился.
— Освободили? Значит, он все-таки был арестован?
— Нет, я неправильно выразился. Он добровольно согласился ждать в автомобиле, а потом приехали детективы и забрали его с собой.
— Он добровольно согласился сидеть в наручниках на заднем сиденье машины?
— Да.
— А он мог бы открыть дверцу и выйти, если бы захотел?
— Не думаю. На задних дверцах есть замки. Их нельзя открыть изнутри.
— Но он сидел там добровольно.
— Да.
Даже Харбер, казалось, был не слишком убежден в том, что говорил. Он покраснел еще больше.
— Офицер Харбер, когда с мистера Эллиота сняли наручники?
— Как только детективы вывели его из машины, они сняли наручники и вернули их нам.
— Отлично.
Я кивнул, словно допрос был окончен, и рассеянно полистал блокнот. Потом, не поднимая головы, произнес:
— Да, и вот еще что. Согласно журналу записей первый звонок в Службу спасения поступил пять минут второго. Девятнадцать минут спустя мистер Эллиот позвонил, желая убедиться, что о нем помнят, и вы прибыли через четыре минуты после этого. Всего после первого звонка прошло двадцать три минуты.
Я поднял глаза на Харбера.
— Звонок был важным, почему же так долго никто не приезжал?
— Район Малибу занимает большую площадь. Перед этим нас вызывали в другое место, пришлось возвращаться через горы.
— А что, поблизости не нашлось другого патруля?
— Мы были в машине «альфа», это внедорожник. Нам первым сообщают о срочных вызовах.
— Все понятно. Больше нет вопросов.
На повторном допросе Голанц проглотил мою наживку. Разговор вертелся вокруг того, был Эллиот арестован или нет. Обвинитель пытался доказать, что это не имеет никакого отношения к указанной мной предвзятости прокуратуры. Он решил, будто я просто хочу подтвердить свою теорию; именно этого я и добивался. Голанц потратил добрых четверть часа, выжимая из свидетеля все новые доказательства того, что человек, которого он и его напарник заковали в наручники после двух убийств, не был арестован. Это противоречило здравому смыслу, но прокурор упорно стоял на своем.
Когда допрос закончился, судья объявил второй перерыв. Присяжные стали выходить из зала, и тут я услышал, как меня кто-то тихо окликнул. Обернувшись, я увидел, что Лорна показывает пальцем в глубину зала. Я перевел взгляд дальше — там, в заднем ряду, на боковых сиденьях пристроились моя дочь Хейли и ее мать. Дочь украдкой помахала мне рукой, и я улыбнулся в ответ.
39
Я встретился с ними в коридоре — они стояли недалеко от репортеров, которые роились вокруг выходивших из зала служащих суда. Когда Хейли обняла меня, я очень обрадовался. Рядом оказалась пустая скамья, и мы сели.
— Давно вы здесь? — спросил я. — Я вас не видел.
— К сожалению, нет, — ответила Мэгги. — У Хейли последней была физкультура, я решила забрать ее пораньше и привезти сюда. Мы видели, как ты допрашивал полицейского.
Я переводил взгляд с Мэгги на дочку, пристроившуюся между нами. Она была похожа на мать: такие же темные глаза и волосы, смуглая кожа, долго державшая загар.
— Тебе понравилось, Хейли?
— Довольно интересно. Ты задавал ему столько вопросов. Я думала, он сейчас взорвется.
— Не волнуйся, он с этим справится.
Через голову дочки я подмигнул бывшей жене.
— Микки?
Я обернулся и увидел Макэвоя из «Таймс». Он был во всеоружии, с открытым блокнотом и карандашом.
— Не сейчас, — буркнул я.
— Я лишь хотел…
— Я сказал — не сейчас. Уходите.
Макэвой послушно развернулся и направился к людям, окружившим Голанца.
— Кто он? — спросила Хейли.
— Журналист. Я поговорю с ним позже.
— Мама сказала, вчера о тебе была большая статья.
— Не совсем обо мне. О деле, которое я веду. Поэтому я и хотел, чтобы ты сюда приехала.
Я кивнул Мэгги в знак благодарности. Она умела справляться с раздражением и в первую очередь думать о дочери.
— Ты туда вернешься? — спросила Хейли.
— Да, сейчас небольшой перерыв, чтобы люди могли перекусить или сходить в туалет. Дальше начнется еще заседание, а потом мы разойдемся по домам и продолжим завтра.
Дочь посмотрела в коридор. Проследив за ее взглядом, я увидел, что все люди возвращаются в зал.
— Папа, а тот человек кого-то убил?
Я покосился на Мэгги, и она пожала плечами, словно говоря: «Она сама, я ее не подговаривала».
— Видишь ли, солнышко, мы не знаем. Да, его обвиняют в этом. Многие думают, что он виноват. Но ничего не решено, и как раз поэтому собрался суд. Собственно, для этого он и существует. Помнишь, я тебе рассказывал?
— Да.
— Микки, это твоя семья?
Я оглянулся и остолбенел, увидев Уолтера Эллиота. Он дружелюбно улыбался, ожидая, когда я его представлю. Видимо, он никогда не слышал про Мэгги.
— А, привет, Уолтер. Это моя дочь Хейли, а это ее мать, Мэгги Макферсон.
— Здравствуйте, — застенчиво произнесла Хейли.
Мэгги кивнула и сдвинула брови.
Уолтер сделал ошибку, протянув руку Мэгги. Я никогда не видел, чтобы она вела себя так холодно. Едва сжав его пальцы, она тут же отдернула руку. Когда Эллиот потянулся к Хейли, Мэгги буквально подпрыгнула на месте, схватила дочь за плечи и стащила со скамьи.
— Хейли, давай сходим в туалет, пока не начался суд.
Она повела ее по коридору к туалету. Уолтер проследил за ними и оглянулся на меня. Я встал.
— Простите, Уолтер, моя бывшая жена — прокурор. Точнее, работает в офисе окружного прокурора.
Эллиот поднял брови.
— Теперь я понимаю, почему она стала бывшей.
Не желая с ним спорить, я кивнул и попросил его вернуться в зал, пообещав, что скоро к нему присоединюсь.