На мгновение мы затихли: я, перестав бороться, пыталась перевести дыхание, а он, прижимая меня к полу, старался раздвинуть мои плотно сведенные колени. Я видела кривую усмешку на его лице. Лимон шумно дышал, в полной уверенности, что теперь, когда я затихла, он легко овладеет мною. Лимон приблизил свое лицо и поцеловал меня в шею. Я судорожно дернула головой и замерла. Лимон укусил меня за плечо. Я никак не прореагировала.
— Ну вот ты и присмирела! — процедил он, тяжело дыша.
Он задрал мне подол сарафана и стал шарить рукой по моим ногам и животу.
Вдруг Лимон на мгновение замер, потом застонал, и его тело несколько раз конвульсивно дернулось. Я поняла, что он полностью созрел. Наш половой акт закончился, так и не успев начаться. Слава богу, изнасилование не состоялось.
Я зажмурила глаза и плотно сжала рот, приказав себе заткнуться. Благоразумнее всего в моем положении сохранять молчание, иначе оскорбленный насильник мог бы заткнуть мне рот навсегда.
Я почувствовала, что горе–самец поднялся с пола, и приоткрыла один глаз: Лимон поправлял рубашку и засовывал ее в брюки. Он слишком распалился, желая меня, поэтому слишком быстро пришел к финишу. Я понимала, что своего поражения он мне не простит, поэтому продолжала лежать на полу.
— А ну вставай! — сказал он холодно. — Мы не можем здесь задерживаться. Нам следует найти укромное местечко, где бы мы чувствовали себя спокойно. Там мы с тобой продолжим.
Я молча поднялась с пола и присела на край кровати. Лимон взбежал по ступенькам наверх и скоро вернулся обратно.
— На улице идет дождь, ты быстро промокнешь.
«Надо же, какой заботливый», — подумала я, но вслух ничего говорить не стала.
Он осмотрелся, подошел к шкафу, распахнул дверцы, потом закрыл их и опять взбежал по лестнице наверх.
Я взглянула на стол. Пистолет все еще был там. Мой любовник напрочь забыл о нем. Я взяла его и засунула под подушку.
Лимон вернулся, держа в руках плащ песочного цвета.
— Примерь.
Я натянула плащ на себя, но он мне был мал — на груди застегивался с трудом, а на бедрах даже не сходился.
— А размером побольше у тебя плащика нет? К тому же он мужской, и рукава у него слишком длинные…
— Здесь что, магазин или ателье?! — рявкнул на меня бандит. — Бери что дают! Пошли скорее! Мы должны спешить! А то там наверху есть люди, которые не очень любят меня, и я не горю желанием встретиться с ними.
В этот момент взгляд Лимона упал на дипломат. Он подошел к нему и открыл. Словно завороженный, смотрел Лимон на деньги, он не мог оторвать от них взгляда, проводил по ним рукой, нежно гладил розовые пачки, словно хотел удостовериться в том, что все это ему не снится.
Лимон не слышал, как я приблизилась к нему сзади. Он вообще перестал что–либо замечать, погрузившись в созерцание своего богатства. Он даже не почувствовал движения воздуха, когда я замахивалась рукой, сжимавшей оружие, чтобы со всей силой, на которую только была способна, опустить рукоять пистолета на ненавистную мне голову.
Лимон не издал ни звука, просто тихо завалился набок. Я закрыла дипломат и вместе с ним взбежала по лестнице наверх.
Картина, представшая перед моими глазами, повергла меня в шок. В комнате был настоящий погром. На полу валялась разбитая посуда. Несколько стульев было сломано. Возле стены лежал без сознания незнакомый мне пожилой мужчина. Лицо его было залито кровью. Нос, судя по всему, сломан, левая бровь рассечена.
Я подошла поближе и тронула его за плечо. Мужчина застонал, но в себя не пришел.
Дверь на улицу оказалась открыта и висела на одной петле, стекла в ней были разбиты, и их осколки валялись под ногами в комнате и на улице. Во дворе я увидела еще одного мужчину, который лежал головой в луже. Я поставила на стол чемодан с деньгами и вышла во двор. В руках у меня все еще был пистолет. Я подошла к мужчине и увидела, что он жив. Его левая рука и затылок лежали в луже, и я подумала, что, если дождь пойдет сильнее, он непременно захлебнется.
Отбросив пистолет в сторону, я попробовала оттащить парня с дорожки на травку. Я проволокла его несколько метров и совершенно выбилась из сил. Я даже не предполагала, что человеческое тело может быть таким тяжелым. «Хватит мне изображать сестру милосердия, — решила я, — в конце концов, скоро сюда понаедет полно народу, в том числе и медики прибудут, окажут ему квалифицированную помощь». Я сняла с себя плащ и укрыла им парня.
Вернувшись в дом, я поискала глазами телефон. Он лежал на столе возле дипломата. Несколько секунд я раздумывала, кому мне позвонить. Надо сначала узнать, где я нахожусь, а потом уж звонить, решила я, и вышла на улицу.
О том, что я забыла на столе дипломат, вспомнила, когда отошла от дома на приличное расстояние. «Дура рассеянная!» — обругала я себя, но решила не возвращаться: вдруг кто–нибудь из бандитов уже пришел в себя. Оказаться вновь в их власти мне совсем не хотелось.
На одном из домов мне удалось разглядеть название улицы: «Рабочая». Осталось узнать название местности. Я никак не могла понять, в городе я нахожусь или в селе. Дома на улице — все сплошь одноэтажные, но подмосковные городки часто состоят именно из таких домов. Можно было бы поискать представителей власти, проще говоря, ментов, но мне пришлось бы им слишком долго объяснять, что со мной произошло. К тому же я опасалась, что сгоряча они обвинят меня в том, чего я не совершала. Потом объясняй им, что ты не верблюд. Нет, лучше я буду держаться от них подальше, во всяком случае пока не удостоверюсь, что с Павликом все в порядке.
Дождь не прекращался. Хорошо хоть было относительно тепло. Я топала, спотыкаясь, по лужам, разбрызгивая грязную воду, но, как назло, мне никто так и не встретился.
— Ау, люди! Вы где? — бормотала я себе под нос. — Покажитесь хоть кто–нибудь!
Вдруг я увидела бабку в брезентовом дождевике, в капюшоне, надвинутом на самые глаза. Она прутиком погоняла грязно–белую козу, которая никак не хотела идти, все норовила сойти с тропинки. Козе было совершенно все равно, что идет дождь. Она пыталась щипать траву, растущую вдоль забора. Бабка ругалась самыми последними словами.
— Бабуля, как называется ваша деревня? — простодушно спросила я, обрадовавшись ее появлению.
Бабка удивленно уставилась на меня из–под капюшона и отвечать мне не спешила. Она даже про свою козу забыла.
— Ну чего вы молчите? Где я нахожусь? — нетерпеливо спросила я.
— Здесь, — односложно ответила старушка.
— Ясно, что не там. А где — здесь? У этого «здесь» есть название?
— Есть, — по–прежнему односложно отвечала она.
— Так скажите мне его?
— А ты кто? — с подозрением спросила бабка.
— Конь в пальто, вернее, в сарафане, — начала я раздражаться. — Скажите мне, как называется ваша дыра, и я пойду дальше.
— У нас не дыра, а город Балашиха. Между прочим, пригород города–героя Москвы, столицы нашей родины.
— Весьма исчерпывающая информация. Так бы сразу и сказали.
— А документы у тебя есть?
— А вам зачем?
— Больно ты подозрительно выглядишь, — пояснила она.
— Поздно, бабуля, пограничника с собакой изображать, тем более что вместо собаки у вас — коза, а вместо пистолета — прутик.
— В прежние времена я бы тебя в ГПУ сдала, как подозрительную личность.
— Бабушка, — сказала я укоризненно, — все по прежним временам ностальгируете? Я бы охотно вам помогла, вашим фантазиям подыграла, но, к сожалению, вы неудачно время выбрали и место.
Я двинулась прочь от чересчур бдительной старушки. Очень скоро я вышла к большому шоссе, по которому нескончаемой вереницей двигались машины. До автобусной остановки было метров триста.
Когда я до нее добралась, на мне нитки сухой не осталось. Дождь продолжал идти. Я хотела спрятаться под навес, но под ним в ожидании автобуса столпилось много народу. Люди очень плотно стояли друг к другу и делали вид, что меня не замечают. На мое счастье, вскоре подкатил автобус, и все они устремились к открывшимся дверям. Остановка вмиг опустела. Я села на лавочку. У меня зуб на зуб не попадал от холода. Я взглянула на расписание: следующий автобус должен быть только через час.
Но что мне проку от расписания, если автобусом я воспользоваться не смогу, так как у меня нет ни копейки денег. В этот момент я пожалела, что оставила в доме чемодан с евро. Достаточно было всего одной бумажки, чтобы я смогла взять такси и доехать до любого конца Москвы. Но возвращаться обратно я не согласилась бы ни за какие миллионы.
Я набрала несколько номеров, которые мне подсказала моя дырявая память. Достижения прогресса с одной стороны облегчают нашу жизнь, а с другой — делают нас совершенно беспомощными в форс–мажорных обстоятельствах. Зачем помнить телефонные номера, если их можно внести в записную книжку мобильного телефона. Зато, оставшись без него, я не могу вспомнить ни одного номера. Те, кому я позвонила, оказались вне зоны досягаемости.
Неожиданно мобильный угрожающе загудел и завибрировал. На его экране появилось сообщение: «Поиск сети».
«Зараза, — выругалась я про себя, — не дай бог вырубится! Что я буду тогда делать?»
Я мучительно терзала свою память, но безуспешно. К тому же меня всю трясло от холода. Чтобы согреть руки, я засунула их в карманы сарафана и нащупала в одном из них клочок бумаги. Я развернула его. На нем был записан телефон Консуэлы. Но мобильный все еще находился в поисках сети. Минут через десять он ее наконец нашел. Как же я обрадовалась, когда услышала голос своей знакомой! В двух словах я объяснила ситуацию. Она сказала, что будет через полчаса, и велела ее непременно дождаться.
Я с тоской смотрела на проезжающие мимо автомобили. Тем, кто находился внутри, было тепло и сухо, их никто не похищал. Вероятно, у них тоже были проблемы, но чужие проблемы нам всегда кажутся менее значительными, чем наши собственные. Время словно остановилось. Я тряслась от холода и мечтала только о кружечке горячего чая.