Под навес вошла старушка в старомодном дождевике из шуршащей ткани. Она тащила за собой огромную сумку на колесиках, в которой громыхали пустые бутылки. Бабка деловито подобрала стоящую на полу стеклотару, проверила урну и после этого плюхнулась на лавочку рядом со мной.
— Давно бомжуешь, касатка?
— Около часа.
— Ну и как?
— Что — как? — не поняла я вопроса.
— Нравится? — пояснила она.
— Не то слово! — сказала я, клацая зубами. — Только очень холодно!
— Да, для бомжиков сейчас наступают тяжелые времена. Летом для них раздолье, а зимой одни страдания, — сочувственно сказала старушка. — Ты небось проголодалась?
— Да еще не успела.
— Ты больно легко одета. В такой одежке не перезимуешь.
— Я на зиму в теплые края улечу.
— В Крым, значит, — сделала вывод старушка.
— Я еще не решила. Может, на Кавказ махну или в Испанию… — размечталась я.
— На Кавказ тебе нельзя. Там чечены могут тебя в сексуальное рабство украсть. На Востоке таких гладких любят. А в Испанию ты на чем лететь собралась, да еще без паспорта?
— На дельтаплане, — рассмеялась я.
— Так наши ПВО тебя собьют. Как пить дать, собьют. У нас ПВО знаешь какие?
— А вы откуда знаете какие? — продолжала я веселиться.
— Здесь недалеко военная часть есть. Две остановки на автобусе. Я у них бутылки собираю.
— Что же вы мне, бабушка, военные секреты выбалтываете. Вдруг я шпионка?
Старушка смерила меня с ног до головы взглядом и улыбнулась своим беззубым ртом:
— Ты — шпионка? Ой, не смеши меня, пожалуйста! Разве шпионы такими бывают? «Никита» и «Шпионка» — мои любимые сериалы. Я про них все знаю. Кстати, Дженифер Гарнер за Бена Афлека замуж недавно вышла…
В этот самый интересный момент рядом с остановкой притормозила иномарка с тонированными стеклами. Одно из них опустилось, и я увидела Консуэлу.
— Садись, — кивнула она мне.
— Прощайте, бабушка. Мне с вами было очень интересно пообщаться, — улыбнулась я.
— Ты же сказала, что бомжуешь?
— Это вы сказали, а я вас разубеждать не стала.
— Ну прости, если обидела, — засуетилась старушка. — Плохая я, выходит, физиономистка. Надо мне еще Ломброзо перечитать.
Я села в машину.
— Знакомая твоя? — поинтересовалась Консуэла.
— Да нет, первый раз вижу. Пока тебя ждала, мы с ней беседовали. В этом городке все бабки такие забавные. Одна меня в ГПУ сдать грозилась, а другая ПВО пугала, — усмехнулась я. — Эта старушка меня за бомжиху приняла и очень расстроилась, что ошиблась. Неужели я так плохо выгляжу?
— Да, выглядишь ты бледновато, мне кажется, что ты сильно похудела, совсем на дистрофана стала похожа. Тебя даже Плюшкой не назовешь. Кормили плохо? — сочувственно спросила она.
— Нет, в неволе кормежка была отменная. Манная каша с изюмом, блинчики — все, как в санатории. Просто я промокла сильно, сырая одежда к телу прилипла, вот и кажется, что я стала меньше. Если кошку намочить, то у нее тоже вид будет жалкий.
— Одета ты и правда не по погоде.
— Я так замерзла, просто зуб на зуб не попадает. Включи, пожалуйста, печку…
— Пульхерия, ты дорогу назад помнишь? — перебила она меня.
— Зачем тебе? — ужаснулась я.
— Мне любопытно.
— Это нездоровое любопытство, оно может стоить нам жизни.
— Обожаю, когда адреналин в крови бурлит. Не бойся, у машины окна тонированные, тебя никто не увидит. Показывай дорогу.
Когда мы подъехали к дому, дождь усилился, потоки воды заливали стекло машины. Консуэла натянула капюшон плаща на голову.
— Жди, я скоро, — коротко бросила она и исчезла, оставив включенным мотор.
Я с тревогой вглядывалась в окно, но сквозь поток дождевой воды, стекающей по стеклу, ничего, кроме мокрой листвы, видно не было. Вернулась она через пару минут. Я слышала, как хлопнула крышка багажника, и мокрая Консуэла села в машину.
— Ну что? — с тревогой спросила я.
— Ничего особенного. Там на дорожке парень какой–то лежит.
— Ты не посмотрела, он жив или уже того?
— Я к нему подходить не стала. Я не до такой степени любопытная. А больше мне никто не встретился. Я только огляделась вокруг и тут же к машине вернулась.
— А в багажник ты что положила? — полюбопытствовала я.
— Зонтик! Чтобы салон не замочить, — как можно беспечнее ответила она и дала задний ход.
Было в ее тоне что–то такое, что заставило меня насторожиться. Может, слишком беспечной она старалась выглядеть. А потом — зонтик. Откуда он у нее взялся? Я слишком хорошо помнила, что она натянула капюшон на глаза, и в руках у нее при этом зонта не было.
Консуэла включила радио, красивая мелодия «Отель «Калифорния» отвлекла меня от всяких мыслей, я начала согреваться и даже задремала.
Глава 17,в которой Пуля возвращается в дом банкира и догадывается, кто организатор похищения
Было два часа дня, когда Гора остановил машину недалеко от дома банкира. Посмотрев по сторонам, он убедился, что поблизости никого нет. В дождливый день люди без нужды из дома стараются не выходить, а те, кто все–таки вышел, спешили по своим неотложным делам, прячась под зонтами.
Гора вылез из машины и сел на заднее сиденье рядом с Павликом. Он сдернул с него плед и наткнулся на ненавидящий взгляд мальчика.
— Послушай, малыш, я понимаю, что ты сердишься на меня. Но я просто не мог поступить иначе, я не мог увести Пульхерию. В жизни часто делаешь не то, что хочется. Тебе еще предстоит об этом узнать. — Павлик молчал. Гора почесал затылок. Он не любил долгие разговоры и решил перейти сразу к делу. — Значит, так. Я довез тебя почти до самого твоего дома. Тебе даже через улицу не надо переходить. Пройдешь немного вперед, и вот он, твой дом. Сейчас я высажу тебя из машины и уеду. Так вот… когда менты будут спрашивать, постарайся не слишком точно им меня описывать. Ну а я… я никогда не забуду тебя, малыш. — Вздохнув, он развязал Павлику руки и освободил его от кляпа. — Тебе не очень больно? — участливо спросил Гора.
Павлик передернул плечами:
— Мне больно, но не от этого.
— Да не расстраивайся ты так! С твоей гувернанткой ничего не случится! И очень скоро ты снова увидишь ее. Она не похожа на женщин, которые не могут постоять за себя.
— Ты мог бы ей тоже помочь, — со злостью в голосе произнес мальчик. — Ты большой и сильный. Лимон против тебя — козявка.
— Но у него был пистолет, и он, не задумываясь, пустил бы его в ход. Тогда бы мы все могли пострадать…
— А теперь страдает одна Пуля… — с горечью сказал Павлик.
— Малыш, ну не переживай ты так. Я уверен, что все обойдется, — сконфуженно произнес Гора и открыл дверцу.
Маленький мальчик вышел из машины. Он стоял неподвижно, опустив руки, и смотрел, как Гора перебирается на переднее сиденье.
— Ну, малыш, до свидания!
— До свидания, Гора.
Машина резко рванула с места, но Павлик успел заметить, что Гора махнул ему рукой на прощание.
Он еще какое–то время смотрел вслед умчавшемуся автомобилю, не обращая внимания на дождь. Капли воды текли по его лицу, стекали за шиворот — казалось, что малыш плачет. Потом мальчик тяжело вздохнул и, не торопясь, направился к воротам своего дома.
Викеша, подобно пуле, влетел в кабинет. Вид у него был ошеломленный и растерянный.
— Ки… Киноша! — выдавил он, заикаясь от волнения.
Майор смерил напарника строгим взглядом.
— В чем дело, Викеша? Что с тобой стряслось?
— Он вернулся!
— Кто вернулся?
— Он! Мальчик! Павел Арсеньев!
— И когда же?
Хладнокровие майора, казалось, лишь усилило возбуждение Викеши. Однако он тут же постарался взять себя в руки, заговорив уже более спокойно:
— Совсем недавно. Не более часа назад. Он явился домой один, пешком. Словно ничего не случилось. Его отец позвонил нам и сообщил об этом.
Киноша встал, достал из шкафа плащ и, застегивая его, сказал:
— Ну что ж, пойдем посмотрим на Павлика Арсеньева.
За руль служебной «Волги» сел Викеша. Все время, пока они ехали, Киноша с видимым безразличием смотрел в окно, не произнеся ни слова. Викеша, хорошо изучивший привычки своего напарника, тоже молчал. Разин прекрасно знал, что, когда на лице Киноши появляется вот такое отрешенное выражение, это означает, что он интенсивно над чем–то размышляет.
«Волга» притормозила перед воротами, которые через несколько секунд открылись. Машина въехала во двор и остановилась перед входом, облицованным розовым мрамором. Возле двери их уже поджидал Максим Маковский, секретарь–референт Арсеньева.
— Как состояние мальчика? — спросил Киноша.
— Все в порядке. Его недавно осмотрел доктор. Конечно, малыш потрясен случившимся, но так и должно быть. Вообще–то он чувствует себя неплохо.
— А что с гувернанткой?
— К сожалению, мальчику ничего неизвестно о ее судьбе.
Киноша понимающе кивнул.
Секретарь проводил их в кабинет хозяина. Арсеньев окинул милиционеров холодным взглядом.
— Я думал, что вам, вероятно, следует узнать эту новость, и распорядился, чтобы вас проинформировали о возвращении Павлика.
— Я признателен вам за то, что вы об этом позаботились, — сказал Киноша. — Могу ли я увидеть мальчика?
— Он сейчас в постели. Доктор считает, что общее состояние мальчика вполне удовлетворительное. Хотя он немного напуган, угнетен… Сейчас с ним его мать. Пойдемте.
Они последовали за банкиром по длинному коридору, устланному дорожкой. В конце его Арсеньев остановился у закрытой двери и постучал.
— Войдите!
Киноша вошел в детскую. Стены ее были обтянуты голубой тканью, под ногами лежал пушистый темно–синий ковер. На полу, возле окна, майор увидел причудливый замок, собранный из детского конструктора. Он обратил внимание, что вокруг замка мальчик, не пожалев блоков, соорудил огромную стену. Такие стены воздвигают обычно, когда кого–то очень сильно боятся.
На большой кровати среди подушек Киноша увидел каштановую головку Павлика. Рядом с ним сидела Алла Владимировна, держа сына за руку.