Они уже успели поговорить с жильцами дома и составить общую картину происшедшего. Однако в первую очередь их интересовали показания артюхинской пленницы. Особенно подробно они расспрашивали о том, что происходило во время кратковременного утреннего штурма.
— Значит, вы говорите, когда раздался взрыв, Вячеслав остался сидеть на табуретке.
— Да. Я вскочила и забилась сюда. — Жаркова показала пространство между тумбой и шкафчиком. — А он даже не шелохнулся. Ну чисто истукан. И тут налетели милиционеры.
— Он хоть пытался кого-нибудь ударить ножом?
— Я этого не заметила. Здесь свет был погашен, они нападали с фонарями. Все произошло так быстро.
— Слова насчет того, что его заставляли убивать, вы точно запомнили?
— Совершенно точно. Он это повторял несколько раз.
Следователи установили, что старшина Артюхин не бывал ни в каких психиатрических лечебницах, не состоял на учете в психдиспансере, никто из его родственников отродясь не страдал шизофреническими заболеваниями. Врач объяснил, что болезненная манера поведения могла возникнуть из-за внешних влияний.
— А его слова о том, что его заставляли убивать?
— Думаю, они соответствуют истине.
Курбатов предложил поговорить по горячим следам с начальником УВД, он же лично руководил утренним штурмом. Александр Борисович отнесся к этому предложению отрицательно:
— Зачем? Скажет, что человек сбрендил и нес околесицу. О приказе тоже нужно спрашивать не его, а тех, кто застрелил Артюхина. Они же пока ничего не скажут — боятся Гордиенко. Ясно, что приказ отдал он. Ему было важно, чтобы Артюхин замолчал навсегда. Гордиенко наверняка ждет нас. Поэтому мы к нему не зайдем. Пусть несколько дней помучается, потом мы с ним встретимся.
— Тогда, надеюсь, мы не спрашивать его будем, а сами расскажем, что нам известно.
— Честно говоря, меня сейчас интересует другое, — продолжил Турецкий. — Вот ожидает нас начальник УВД, настроен на определенную волну, и после всего произошедшего это логично. А я бы сейчас попросил его показать заявление сына об украденном кортике.
— За чем же дело стало, патрон?
— Очень важно: есть такое заявление или нет?
— Сами-то как думаете?
— Думаю, нет и не было. Вот увидишь, Саша. Не знаю уж, что он скажет — короткое замыкание, наводнение, цунами. Мне даже интересно, какую причину выдумает досточтимый Альберт Васильевич.
— Чует мое сердце, вы уже готовы арестовать его. Но ведь нет же никаких прямых доказательств.
— Поэтому и не арестовываю. Пока же короля играет свита — ориентируемся на косвенные. Зато их столько!.. — Турецкий развел руки в стороны, пытаясь изобразить непомерное удивление, в которое его приводят многочисленные мелкие прегрешения в деятельности начальника местного УВД. — Заедем к нему. Только умоляю тебя — ни слова про Артюхина. Будет спрашивать — рта не раскрывай.
— Нужно предварительно позвонить, узнать, на месте ли он.
— И не подумаю, — категорически заявил Турецкий. — Тут все моментально становится известно. Он наверняка знает, что мы приехали к Жарковой. Подсчитал, сколько мы можем с ней беседовать, и, поджидая нас, преспокойно сидит сейчас в своем кабинете. Могу держать пари. Хочешь?
Александр Михайлович благоразумно отказался от спора, и правильно сделал: Гордиенко был на месте. По причине трагичности ночных событий гостей он встретил сдержанно: вежливо, но не проявляя неуместной радости. Вздохнул и жалостливо покачал головой: мол, надо же случиться такой напасти на подведомственной мне территории.
Кабинет его был выдержан в строгом бюрократическом стиле и в то же время не лишен нарядности, которую придавала новая мебель, симметричные портьеры на всех трех окнах и аккуратно расставленные в стеллаже книги. Взор ласкал стоявший между окнами аквариум с одной рыбкой. На столе тоже был полный порядок. За креслом начальника УВД разместилась целая фотовыставка: в центре цветной портрет президента, а по обеим сторонам от него россыпь гордиенковских фотографий. На них изображены счастливые моменты жизни: Альберт Васильевич рядом с министром МВД, он же с начальником областного ОВД, он же с депутатом Государственной думы, физиономия которого частенько мелькает на телевизионном экране.
Турецкий сразу взял быка за рога:
— Альберт Васильевич, нам необходимо уточнить, какого числа у вашего сына украден кортик?
Начальник УВД недоуменно потряс головой, словно пытаясь избавиться от дьявольского наваждения. О чем это он? Какой кортик? Тоже с ума спятил? У нас тут такое творится, а он спрашивает про какое-то заявление. Или мне почудилось?
Следователи терпеливо ждали ответа, и до Гордиенко наконец дошло, о чем его спрашивают.
— Точно сказать не могу. У Анатолия нужно выяснить.
— Полагаю, он тоже может забыть. Лучше ориентироваться на его заявление. Можно посмотреть дату подачи?
— Ой! — Гордиенко сокрушенно махнул рукой. — Мы тут по бедности с ним промахнулись. Пожар у нас был, и часть компьютеров сгорела. Информация, записанная на твердых дисках, пропала.
— Действительно, придется уточнить у Анатолия, — холодно сказал Александр Борисович. — Он сейчас в Зеленодольске?
— Как раз сегодня его нет.
— А где?
— Я даже точно не знаю. Он все время мотается по своим коммерческим делам. Чтобы заработать, знаете как вкалывать приходится! Кажется, в Москву подался. Но скоро вернется, тогда уточним насчет числа.
— Позвонить ему сейчас можно?
— Не любит он мобильника. Я, говорит, чувствую себя с ним как на привязи. В любой момент могут застать. Ему же хочется иногда побыть в полосе отчуждения.
— М-да, для современного коммерсанта такое отношение к мобильной связи несколько странновато. — Голос Александра Борисовича вообще сделался ледяным. — Будем надеяться, сын скоро объявится. Уточните, пожалуйста, какого числа произошла кража…
После того как москвичи ушли, Гордиенко еще долго сидел с раскрытым ртом. Ну и следователи! Липовые! О самом главном, про гибель старшины Артюхина, даже не спросили.
Глава 5 Короля играет свита
Кристина по-прежнему находилась в угнетенном настроении. Пыталась взять себя в руки — плохо получалось. Перед глазами стоял Юрий. Она видела его обезоруживающий взгляд, его улыбку, слышала его голос. От этого видения ей не избавиться, да не очень-то и хочется. Из Ростова регулярно звонит отец. Он сразу почувствовал подавленность Кристины, начал допытываться, что да как. Рассказала о гибели сотрудника, хорошего товарища. У Максима Максимовича сейчас одна забота — побыстрее свести дочь с медно-алюминиевым королем. Сказал, что у того есть возможность приехать в командировку в Зеленодольск, там наклевывается выгодное дельце. Нужно будет его встретить, кое-чем помочь. «Сейчас это исключено!» — ответила Кристина. По ее тону отец понял — не время — и больше не настаивал.
На работе шла монотонная текучка, целыми днями приходилось готовить дела для суда. Когда она проходила по коридору мимо комнаты, где раньше сидел Юрий, сердце сжималось. Однако на работе постоянно приходится общаться с людьми, и это утешало. Вечерами же одной было тоскливо — хоть волком вой. Поэтому Кристина вызвалась помочь Перовой.
С матерью Земцовой Кристина разговаривать не стала по двум причинам. Во-первых, та все передаст дочери. Во-вторых, наверняка у Татьяны была личная жизнь, которая для родственников оставалась тайной. Тут только друзья могут что-то подсказать.
Как и следовало ожидать, Татьяна училась в школе, расположенной недалеко от ее дома. Закончила восемь лет назад, многие учителя помнят девочку.
— Она живая, общительная, — рассказала бывшая классная руководительница, молодая женщина очень низенького роста. — Были две близкие подруги. Кажется, обе сейчас живут в Зеленодольске. Не знаю, дружит ли Татьяна с ними по-прежнему, или после школы у каждой появился новый круг общения.
— Среди одноклассников у нее были хорошие друзья?
— Такого, что сейчас называют бойфрендом, сильной влюбленности, не замечала. Но девочка очень симпатичная. Подозреваю, одиночество ей не грозит.
«Кто знает, — подумала Кристина. — Я и сама вроде бы симпатичная, да что-то жизнь не складывается».
Она записала данные тех двух подруг Земцовой, которых упомянула классная руководительница. Естественно, девочки тоже жили рядом со школой. Сразу решила зайти к ним. Первую звали Жанна, она и открыла дверь на звонок Лазаревской — курносенькая блондинка, с короткими, зачесанными назад волосами. Быстро поняла все объяснения Кристины, посмотрела ее удостоверение, после чего пригласила зайти.
Как выяснилось, у Жанны уже двое детей, — следовательно, общаться с подругами времени почти не оставалось.
— Зато перезваниваемся мы регулярно, даже чаще, чем раньше, иногда Танька и Наташка заходят ко мне.
— О каких-нибудь сердечных привязанностях Татьяны вы знаете?
— Приходилось слышать. То какой-то Борька, то Сережка. Как раз про это Наташка наверняка больше знает. Она хоть и переехала отсюда, зато встречается с Танькой чаще, чем я. Они и в Москву на концерты вместе ездили, и где-то за границей отдыхали, кажется в Турции.
Жанна продиктовала телефон и адрес своей подруги Натальи Данченко, которая жила недалеко от Кристины.
Вернувшись домой, Лазаревская поужинала без особого аппетита, после чего позвонила Наталье. Мужчина, видимо отец, грубовато ответил, что та еще не пришла с работы и когда будет — неизвестно. По тону, с каким это было произнесено, Кристина догадалась, что девушка далеко не всегда ночует дома.
Лишний раз нарываться на грубость не хотелось, поэтому Кристина позвонила ровно через час, хотя ее так и подмывало сделать это раньше. Терпеливость юристки была вознаграждена — Наталья оказалась дома. Разговаривала она очень вяло и большой сообразительностью не отличалась, все переспрашивала по пять раз. Выяснилось, что встретиться с Натальей у нее дома по каким-то причинам было неудобно, она предложила сама зайти к Лазаревской, но не сегодня, поскольку только что пришла и с ног валится от усталости. Обещала позвонить завтра вечером. Однако Кристина, понимая, что через минуту та забудет о своем обещании, а через две — потеряет телефон, который наверняка записала на каком-нибудь клочке бумаги, вернувшись на следующий день с работы, позвонила сама.