Никакой работы Иван сроду не боялся, потом честно тянул армейскую лямку. Вперед не лез, но и не отставал. Был у начальства на хорошем счету, пользовался уважением товарищей… В декабре 1939-го его вместе со всей дивизией отправили на север, в Карелию. Думали сначала, что на очередные учения, а оказалось, на войну. На Финскую…
Боевое крещение Мешков принял под селом Суомуссалми, помог освобождать 163-ю стрелковую дивизию, попавшую в окружение. Там же, на Раатской дороге, познакомился с бронелетчиками (так назывались тогда Спасатели времени). И очень подружился с Матвеем Молоховым…
В общем, сидели старые товарищи, говорили, вспоминали прошлое… «Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе сражались они…» Пока вода не закипела. Тогда стали кашеварить. В один котелок положили гороховый концентрат и тушенку, другой оставили для чая. Когда еда была готова, каждый положил себе полную миску. И еще осталось немного для добавки, если кто захочет…
Иван наелся, что называется, до отвала, а затем вместе со всеми долго пил душистый, ароматный чай. Капитан Лепс бросил ему в кружку щепотку особой, мелкой черной заварки (с витаминами!), добавил сахару. Получилось и сладко, и вкусно, и полезно. Мешков такого ароматного чая никогда прежде не пил. Даже бабка Авдотья такой не готовила…
– Что за заварка? – поинтересовался Иван. – Пахучая-то какая!
– Индийская, – улыбнулся в ответ капитан Лепс, – нам ее союзники-англичане поставляют. В качестве моральной поддержки…
– Неужто – из самой Индии? – удивился Мешков.
– Точно, – кивнул Леонид Лепс, – оттуда. Очень хорошая. Цейлонская, впрочем, ничуть не хуже. Ты, Иван, знаешь, где это – Цейлон?
Мешков напряг память – учитель в школе что-то рассказывал…
– Это остров, – ответил Иван твердо, – я на карте видел. Далеко очень, где-то в Индийском океане…
– Молодец, – похвалил Лепс, – знаешь географию. На этом острове растет лучший в мире чай. Как я считаю. А на вкус и цвет, как известно… Некоторые, правда, предпочитают яванский, говорят, что он более мягкий и душистый… Но я вам вот что скажу: аромат у цейлонского чая более насыщенный, а о его полезности вообще молчу…
Иван уважительно посмотрел на капитана – надо же, сколько всего знает! И поинтересовался:
– А скажите, товарищ капитан, правда ли, что Гитлер хочет до самой Индии дойти? Чтобы у англичан ее отобрать и к своему Третьему рейху присоединить?
– Хотеть-то он, может быть, и хочет, – хмыкнул Леонид Анатольевич, – да кто же ему даст! Чтобы до Индии дойти, надо, друг мой, сначала в Иран попасть. А путь туда лежит через наш Кавказ. Значит, Гитлер должен нас победить и потом уже об Индии думать… Но не бывать этому, чтобы он нас завоевал! Не так ли, товарищ Мешков?
– Так точно, – охотно согласился Иван, – никогда!
– Вот и славно, – подвел итог «чайной беседы» майор Злобин, – поговорили – и хватит. Собираемся! Сворачивайте бивуак, пора в поход – слышите, труба зовет…
Все поднялись, начали укладываться. Иван Мешков по-тихому спросил у Лепса:
– А что это такое – бивуак? Никогда раньше не слышал…
– Это привал, если по-старинному, – пояснил Леонид Анатольевич. – Наш командир в молодости в кавалерии служил, вот и нахватался разных словечек, перенял от конников. Не обращай внимания, Иван, это у него привычка такая – фразы разные вставлять, для красоты!
– Так, значит, товарищ Злобин в Первой конной служил, у Семена Михайловича Буденного? – восхищенного произнес Иван. – Вот повезло-то!
– Верно, – подтвердил Леонид Лепс, – повезло…
Он не стал объяснять Ивану, что их командир служил не у Буденного в Первой конной, а в Лейб-гвардии кирасирском Его Величества полку. И не на Гражданской воевал, а на Отечественной. 1812 года.
…Командир эскадрона ротмистр Злобин во время Бородинского сражения атаковал французов у Семеновских высот, опрокинул их, смял… Проявил храбрость и мужество, показал, как дерутся русские кирасиры. Но был тяжело ранен, чудом остался жив. Отважного ротмистра завалило телами – и человеческими, и лошадиными, с трудом потом его нашли и вынесли с поля боя…
– «Да, были схватки боевые, да, говорят, еще какие…» – тихо процитировал Леонид Лепс Михаила Лермонтова, – верно, «могучее, лихое племя»…
Но об этом старшему сержанту Красной армии Ивану Мешкову знать было не положено. Значит, и говорить нечего…
Собрали вещи, уложили в броневик, разместились в отсеках – каждый на своем месте. Стали ждать: если немцы полезут, дадим отпор, если нет, будем просто наблюдать. Обнаруживать себя нельзя – слишком легкая мишень для «юнкерсов».
«Лаптежники» еще дважды появлялись над Спасской Полистью, методично обрабатывая ее. Горели избы, амбары, конюшни… Все вокруг затянулось горьким, клочковатым дымом. К счастью, артиллеристы успели укрыться, зарылись в землю, закопались по самые макушки. И затаились… Пусть себе бомбят, тратят горючее и боеприпасы! Конечно, невыносимо слушать ноющее завывание «лаптежников» и сидеть в узких траншеях, боясь быть погребенным заживо, но ничего, выдержим. Война есть война…
Рано или поздно, но немцы улетят – не могут же они кружить весь день, должны же когда-то закончить! Тогда мы вылезем, отряхнемся от глины и грязи, откопаем пушки, если завалило, и приготовимся к бою. Сражаться, уничтожать врага…
Действительно, «лаптежники», отбомбившись, повернули назад. К селу тут же поползли телеги с боеприпасами, обратно повезли раненых. Судя по тому, что все повозки были заполнены доверху, потери в ротах – большие. Что ж, это было вполне ожидаемо…
Пошли саперы, стали чинить дорогу, а то после бомбежки вообще ни пройти, ни проехать. Надо бы хоть немного привести ее в порядок… Прокатила, дымясь, подпрыгивая на ухабах, полевая кухня, за ней потянулись другие тыловые части – обживаться, устраиваться на новом месте. Связисты потащили телефонный кабель – для соединения со штабом армии. В общем, началась нормальная армейская работа, привычная и давно уже ставшая рутинной.
Майор Злобин время от времени поглядывал в бинокль – не видно ли гитлеровцев? Но, к счастью, все пока было тихо. Немцы после неудачной вылазки, видимо, решили отдохнуть, отложить свои дела на завтра. На сегодня хватит, навоевались, надо привести себя в порядок, перекусить, перекурить…
Экипаж броневика сидел в машине до самого вечера – охранял дорогу на Спасскую Полисть. Уже в темноте вытащили палатку, установили, приготовились спать. Разумеется, оставили дежурных.
Первым караулил сон Леонид Лепс, его потом сменил Сергей Самоделов. А затем, уже до самого утра, покой охранял Иван Мешков. Он же самый молодой, ему сон меньше других нужен. Другие члены группы экипажа уже изрядно устали, им требовался полноценный отдых. Да и старые раны ныли, мешали заснуть…
Майские ночи – короткие, воробьиные, не успеешь задремать, как уже пора вставать. А с утра – новый бой…
Глава четырнадцатая
Утро началось с авианалета – «лаптежники» опять утюжили бедных артиллеристов. В который уже раз… Встали в круг и устроили любимую «карусель» – по одному срывались вниз, нанося удар, а затем резко взмывали вверх, уступая место следующему. Вой стоял страшный, взрывы сотрясали землю…
Так что выспаться не удалось – с шести утра все уже были на ногах. К счастью, «юнкерсы» не заметили хорошо замаскированную машину и проскочили мимо. Ни одна бомба даже рядом не легла.
Но была и плохая новость – после бомбардировки гитлеровцы снова пошли в атаку, надеясь отбить село. И на сей раз наступали не спеша, основательно, под прикрытием плотного артиллерийского огня. Отвечать же им было почти нечем – часть орудий «лаптежники» уже разбили, а для тех, что уцелели, почти не осталось боеприпасов. Подвезти их достаточно так и не успели, а во время боя сделать это оказалось вообще невозможно – немцы простреливали из тяжелых орудий все подходы к селу. Так что наши «трехдюймовки» оказались почти без снарядов.
Основную работу по отражению гитлеровской атаки пришлось взять на себя «сорокапяткам» – благо припасы для них имелись. Ну, и «окопные артиллеристы», минометчики, тоже помогали, старательно закидывали наступающих гитлеровцев минами…
Битва за село постепенно разворачивалась, стрельба слышалась уже с трех сторон Спасской Полисти. Оставшиеся «тридцатьчетверки» в бой пока не пускали – берегли на самый крайний случай, как последний резерв.
Штаб Второй Ударной надеялся, что немцы, понесшие вчера серьезные потери, не будут атаковать долго – сил не хватит. Танков у них нет, выбили все, а без бронетехники взять Спасскую Полисть не получится. Все-таки у нас и пулеметы, и минометы, и орудия кое-какие имеются… Пусть всего лишь «сорокапятки», но тоже – пушки! Да еще трофеи, что захватили. Сражаться можно…
На всякий случай штаб приказал полковнику Глазунову подтянуть все резервы, что еще были. Поскрести по сусекам и гнать на передовую всех – ездовых, конюхов, кашеваров, писарей. В общем, всю тыловую братию…
На справедливый вопрос полковника, когда придет помощь в виде 4-й гвардейской дивизии (обещали!), ответили, что генералу Андрееву не удалось прорваться через немецкие позиции, и теперь он идет окольными путями – по лесам и болотам. Раз не вышло в лоб, пробует в обход… Но когда он подойдет – неизвестно, связи нет. В общем, вышло, как всегда: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…» Поэтому держитесь, ребята, стойте насмерть!
Иван Федорович матерно выругался и отправил своего адъютанта, лейтенанта Ланского, к майору Злобину – опять просить подмоги. Тот не без труда нашел бронемобиль и передал просьбу командира.
Владимир Викторович поморщился – не хотелось ему лезть под артиллерийский обстрел и рисковать машиной, но, видно, придется – иначе Спасскую Полисть не удержать. Гитлеровцы прут нагло, рвутся к селу, отбивать их становится все труднее. Людей у товарища Глазунова уже мало осталось… А если село не отстоять, то все усилия по его взятию окажутся напрасными. И немалые потери – тоже…