Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков — страница 31 из 40

И еще: неудача наверняка будет иметь самые печальные последствия для командования Второй Ударной армии, и прежде всего – для генерала Власова. Это только победителей у нас не судят, а проигравшего каждый пнуть норовит. Да еще побольнее…

Тот же майор Шашков, например, отправит донесение своему начальству в Особый отдел фронта, доложит о поражении и больших потерях. И там примут меры. Из штаба Ленинградского фронта последует грозный окрик: «Почему не согласовали операцию с Военным советом? И даже не проинформировали? Что за самодеятельность?» И полетят головы, начнется кадровая чехарда. А этого допустить нельзя – ведь только-только наладили нормальный контакт с командармом и приступили к спасению Второй Ударной… Если же Андрея Андреевича снимут (как до него – генерала Николая Клыкова) и отправят служить в другое место, то придется начинать все сначала. Что означало провал операции…

– Ладно, передай Ивану Федоровичу – помогу, – ответил майор Злобин. – Но с одним условием – пусть даст людей. И побольше! Роту как минимум… Для пехотной поддержки…

Лейтенант кивнул и побежал обратно. Через полчаса возле бронемобиля появились красноармейцы. Конечно, полковник схитрил, прислал не роту, а всего половину, но понять его было можно – в тяжелом бою каждый человек на счету, а тут – отдай последнее! Вот и пошел на военную хитрость – прислал меньше, чем просили, да еще – в основном поваров, писарей и обозников. Не бойцов, в общем.

Злобин критически осмотрел прибывших – да, не орлы, к тому же уставшие, измотанные, оглохшие от бомбежек и артиллерийских обстрелов… Но выбирать не приходилось – воюй с тем, кто есть…

Командовал прибывшими лейтенант Первушин – совсем еще молодой парень, лет двадцати, не больше. Понятное дело – «полугодичник». Таких массово «пекли» на лейтенантских курсах и сразу же отправляли на фронт. Где время их жизни в среднем составляло около семи минут…

Первушин едва стоял на ногах от усталости, но вида не подавал, наоборот, бодрился и старался выглядеть по-боевому. Вытянулся, как положено, и отрапортовал по всей форме. Звонкий мальчишечий голос перекрыл на время грохот орудий и треск пулеметов…

Майор Злобин улыбнулся – молодец, лейтенант, так и надо – никогда не сдаваться. Если повезет, не убьют тебя в первом бою, глядишь, и станешь хорошим командиром, дорастешь до роты. А может быть, и до батальона… Но тут уж как судьба сложится!

Владимир Викторович разложил на капоте бронемобиля карту:

– Значит, так, лейтенант, задача твоя такая. Видишь этот ручей? От нас до него – полкилометра. Не по открытому полю, к счастью, а большей частью – леском да кустарником. Хоть и хреновое прикрытие, но все же имеется. Разбирай со своими ребятами по бревнышку вон ту избушку – и бегом к ручью. А мы – за вами. Надо быстро и по возможности скрытно, чтобы фрицы не заметили, соорудить переправу. Тогда переберемся на другой берег и окажемся у них в тылу. Где нас совсем не ждут… Навстречу нам, по словам начальства, идет 4-я гвардейская дивизия, если повезет, мы с ней встретимся. Если нет – придется драться самим. Надо отогнать гитлеровцев подальше от села… Понятно?

Первушин посмотрел на карту и кивнул – да, понятно, товарищ майор, вопросов нет! Разрешите выполнять? Злобин кивнул – давай, лейтенант, действуй. Только смотри, собой не рискуй и вперед не лезь, а то мы скоро вообще без взводных останемся…

Сам же подумал: «Эх, мальчишка, ничего ты еще в жизни не видел, ничего не испытал. А погибнешь, скорее всего, в ближайшем же бою… Глаза блестят, геройствовать хочется… А какое может быть геройство в такой ситуации? Немецкий солдат – опытный, умелый, его наскоком не возьмешь. Нужно драться грамотно, по всем правилам. И без правил тоже… А чему вас учат на курсах? Как винтовку держать да гранату бросать? И то небось одна теория, практики почти никакой. Конечно, на ошибках учатся, но на войне цена такой ошибки – твоя жизнь. И тебя самого, и твоих людей. У нас из трех лейтенантов к концу первого месяца в живых только один остается. Или вообще ни одного… И с кем тогда воевать? Ладно, что уж тут, все равно ничего не изменишь…»

Владимир Викторович вздохнул и стал наблюдать за действиями Первушина. Его бойцы споро, умело разбирали деревенскую избу. Не жалко – все равно сгорела, жить нельзя. Красноармейцы раскатали стены, взяли по бревну на плечи и потянулись к ручью.

Экипаж бронемобиля тоже не сидел без дела: Матвей Молохов отобрал несколько самых длинных бревен, связал их концы немецкой колючей проволокой (благо имелась в достатке) и прицепил к крюку позади машины. Можно теперь тащить…

Бронемобиль тронулся вслед за бойцами Первушина. То и дело приходилось объезжать глубокие воронки, затопленные водой, форсировать небольшие протоки, но, в конце концов, успешно добрались до места. А у ручья уже вовсю кипела работа – красноармейцы наводили переправу…

В обычное время этот безымянный ручей можно было перепрыгнуть с ходу, не останавливаясь, но сейчас он разлился и превратился в настоящую реку. Просто так не перескочишь, надо строить мост. Задача вроде была и не слишком сложная, для наших бойцов привычная, но приходилось работать по пояс в воде. А она в начале мая – отнюдь не как парное молоко. Скорее даже наоборот, практически ледяная.

Всем, кто строил мост, Злобин приказал выдать по сто граммов спирта. В качестве поощрения и профилактики – чтобы не заболели. Красноармейцы сразу приободрились, и работа пошла веселее, с прибаутками и легким, шутливым матерком…

Радовало, что гитлеровцы никак не мешали строительству. Их просто не было. Все свои силы генерал Вандель бросил под Спасскую Полисть, в тылу почти никого не оставил. Видимо, решил, что русская техника через затопленные низины и разлившиеся протоки не пройдет. Даже легкий танк увязнет, не говоря уже о Т-34 или тяжелой гаубице…

Но он не знал, что бронемобиль Спасателей мог пройти там, где это сделать вообще невозможно. Для обычной машины… И скоро грозный броневик появится там, где его совсем не ждут.

* * *

Красноармейцы слаженно закончили переправу. Перекинули бревна на другой берег, связали, закрепили, получился почти нормальный мост. Конечно, хлипкий, неустойчивый, но проехать, в принципе, можно. Если очень осторожно. Ладно, попробуем…

Медленно, на самой малой скорости, бронемобиль переполз с одного берега на другой. Все выдохнули с облегчением: слава богу, обошлось! Значит, и все остальные пройдут…

Добрались, наконец, до немецких позиций, осмотрелись: впереди – траншеи и пулеметные дзоты, прикрывают подступы к Спасской Полисти. Фрицы сидят в окопах, но нападения явно не ждут. Уверены, что атаковать их некому – кругом же одни болота, ни пройти, ни проехать!

Но просчитались – бронемобиль все-таки прокрался, пробрался. И ударил со всей огневой мощью… Матвей Молохов, как обычно, стоял за АГС-40, закидывал гитлеровцев гранатами. Грохот стоял страшный, во все стороны летели комья земли и куски деревянных блиндажных перекрытий…

Немецкие солдаты даже опомниться не успели, как оказались под градом пуль и осколков. Их подавили, прижали, ошеломили… И они не выдержали: отстреливаясь, огрызаясь короткими очередями, стали отходить.

Бронемобиль, наоборот, пошел в атаку – наступая на пятки, не давая остановиться и закрепиться. За ним побежали и бойцы лейтенанта Первушина – поддержать, развить атаку. Вскоре гитлеровцев отогнали к самой Спасской Полисти, где они угодили под минометы 59-й стрелковой бригады, продолжавшей драться за село. Отступающие попали под огонь сразу с двух сторон – и с фронта, и с тыла. И это стало для них роковым – мало кому удалось вырваться из-под обстрела…

«Эх, сил бы нам побольше, – подумал майор Злобин, наблюдая за тем, как красноармейцы Первушина радостно гонят противника прочь, – прошли бы мы без остановки до самого Чудова!» Но приходилось считаться с реальностью – от бывшей полуроты теперь осталось всего двадцать бойцов. Считай, совсем ничего…

Владимир Викторович подумал и подозвал к себе Первушина:

– Пошли пару человек навстречу 4-й гвардейской дивизии. Чтобы показать дорогу… Вместе наступать будет гораздо веселее, разобьем фрицев начисто. А одним нам с ними не справиться, много их еще осталось…

Первушин кивнул и побежал выполнять приказ – найти застрявшую в болотах дивизию и уговорить ее командование спешить к Спасской Полисти. Надо громить врага, пока удача на нашей стороне… Учитывая важность задания, решил действовать сам, не полагаясь на своих подчиненных. А то еще заблудятся, зайдут не туда. Жди их потом! А дело-то очень срочное…

Майор Злобин посмотрел ему вслед и подумал: «Хороший парень, умный. И настоящий командир! Жалко будет, если погибнет. Но это война! Ничего не попишешь, тут уж как повезет…»

* * *

Пока ждали возвращения Первушина, решили перекурить. Как говорится, в каждом большом деле нужно делать перерыв. Сержант Васильченко, временно заменивший лейтенанта Первушина, разрешил своим красноармейцам лечь на траву и отдохнуть. Но при этом зорко бдить – немцы близко!

А Спасатели времени, загнав бронемобиль под прикрытие старых, ветвистых елей (чудо, что сохранились), вылезли из машины размять ноги. Иван Мешков заметил молодые листья одуванчиков на поляне и предложил их собрать – можно положить в суп в качестве приправы. В его деревне так всегда делали, особенно ранней весной, когда есть уже особо нечего. Свежей зелени еще нет, а прошлогодняя кислая капуста уже надоела до смерти… А тут – и полезно, и вкусно, и навару больше. Злобин кивнул – собирай! Иван, прихватив котелок, пошел на полянку.

День был по-весеннему светлый, солнечный, теплый, и все вокруг напоминало обычную, мирную жизнь. Казалось, никакой войны нет и в помине: вот щебечут малые птахи на деревьях, кукует в дальней роще кукушка, звенят комары, а на пригорках, где земля уже совсем теплая, густо желтеют одуванчики. Совсем как в родной деревне…

Ивану стало жарко, и он с большим удовольствием скинул шинель, а затем снял сапоги и размотал портянки. Хорошо походить босиком по земле, почувствовать ее теплоту. Опять же – полезно для здоровья, чтобы тело силу набрало…